Дорога издалека (книга вторая) - Мамедназар Хидыров

Ближайшим помощником Салыра сделался Одели-пальван — силач, непобедимый борец на тоях. Роста невысокого, коренастый, крепкий, плечи широченные, ноги будто столбы. Он повздорил с баем и был приговорен к наказанию плетьми, но бежал, прибился к Салыру.

Как повадился Салыр во времена эмира останавливать путников на караванных тропах, ссылаясь на бумагу с печатью, брать с них пошлину «на содержание дозора», который, мол, их же самих оберегает, так и продолжал заниматься этим уже по привычке и по праву сильного: у кого заряженные винтовки в руках, с тем и не поспоришь… Однако вскоре Салыр своим умом, да еще пользуясь советами друзей, таких, как Шерип-подслеповатый, ладивший со степными разбойниками, дошел до той истины, что с торговцами-караванщиками можно завести мирные сношения, выгодные для обеих сторон. В те времена граница с Афганистаном была, по сути, открытой, многие переселились в соседнюю страну, и торговые караваны свободно ходили туда и обратно, уплачивая пошлину лишь на афганской стороне. Из разгромленных полчищ эмира сбивались шайки, которые грабили аулы на бухарской земле, затем скрывались в Афганистан. Дать отпор было некому. Но как-то раз такая разбойничья ватага столкнулась с отрядом Салыра — ее живо разгромили в пух и прах, лишь отдельные беглецы спаслись за кордоном. За это жители приграничного аула благодарили Салыра, снабдив его хлебом, мясом, фуражом.

Свой стан у колодцев Кыран Салыр задумал укрепить. С этой целью, останавливая караваны, он брал заложников, остальных с верблюдами отправлял за глиной. Ее привозили во вьюках, на месте замешивали, клали прочный высокий дувал с воротами и бойницами. После этого людей отпускали, даже не брали у них ничего — как обещал Салыр.

Между тем многие в то время смекнули, сколь выгодно торговать с Афганистаном в условиях, когда граница охраняется — да и то кое-как — лишь с одной стороны. Вози, продавай и покупай, что душа пожелает, а силу имеешь — сам бери «дань» с торговцев. Этим и занялся Абдурахман, при эмире носивший офицерский чин караулбеги[2], сын Шихи-бая, председателя ревкома в Беши-ре. Несколько месяцев сам Абдурахман, участвовавший в боях на стороне эмира, скрывался в Афганистане; когда все поутихло, пользуясь поддержкой отца, вернулся на родину. Двоюродный брат этого Абдурахмана, Молла-Анна, был к тому же секретарем ревкома. Как говорится, своя рука — владыка… Однажды Абдурахман отправил со своим младшим братом Разаком человека в Гузар, чтобы встретиться с афганскими торговцами. Встреча состоялась, и сделкой все остались довольны. Но на обратном пути — неудача: Салыр-непромах с десятком своих джигитов перехватил караван. А под Разаком — конь саврасый, полудикой породы, на котором хозяин не один раз брал призы на скачках. Увидел Салыр коня — вспыхнули глаза.

— Слазь! — командует Разаку, сам рукой берясь за ремень карабина.

Делать нечего, тот спешился.

— Взять коня! — Салыр обернулся к одному из джигитов, Разаку бросил: — Ну, а вам счастливого пути!

И, завернув коней, весь отряд умчался в степь. Двое путников, всего с одной навьюченной лошадью, долго брели к родному аулу. В Бешире Абдурахман тотчас к отцу: направь, дескать, к этому разбойнику кого-нибудь с приказом от имени ревкома возвратить коня. Шихи-бай внял просьбе старшего сына. Посланец очень скоро возвратился ни с чем, лишь на словах велели ему передать: мол, Абдурахман-караулбеги пусть не воображает, будто в степи волен делать что угодно, раз отец у него возле власти. Мы — дозор на караванных путях, и нам обязамы платить пошлину все проезжие. Потому коня Абдурахмана мы в виде пошлины оставляем себе.

Гневом переполнилось сердце Абдурахмана. Саврасый конь, его гордость, его достояние! Столько славы принес своему хозяину! На белый свет не хотелось глядеть, руки опускались, кусок не шел в горло… Утешали приближенные гордого караулбеги, но ничего не помогало. «Мстить наглецу», — только эта мысль владела теперь сознанием Абдурахмана.

Между тем в кишлаке Камачи, что ближе к Карши, председателем ревкома стал Мамедша, человек не очень состоятельный, но авторитетный, энергичный и осмотрительный. Он немного занимался торговлей, а в былые времена служил у каршинского бека мирахуром[3], повздорил с одним важным муфтием и был от службы отстранен. Мирахуром, однако, люди его называли и доныне. Как никто, понимал проницательный Мамедша таких людей, как Салыр, — своенравных, бесшабашных, с застарелой обидой на сердце. Потому-то у них с Салыром издавна сложились вполне дружеские отношения, — чего, правда, пред-ревкома в Камачи не выказывал открыто.

И вскоре Салыр сделался известен далеко за пределами округа, прилегающего к Беширу. Его теперь хорошо знали не только в Камачи, но и в Кесби, Чандыре, Ковчуне. «Подать» с проезжих торговцев брал по-прежнему, но теперь не слишком в ней нуждался, потому что местные дайхане снабжали его отряд продовольствием за то, что он отвадил головорезов грабить мирных жителей в аулах. При этом Салыр заважничал, возомнил о себе — если прежде в трудную минуту спрашивал совета у дотошного Мамедши, щедро добычей с ним делился, то теперь чаще действовал на собственный страх и риск.

Когда слабеют тиски власти, люди становятся самонадеянными, да и жадность острее дает себя знать. Мамедша-мирахур на что уж был осторожен, а не сдержался, дал волю раздражению. Тайком отправил к Салыру надежного человека, на словах, — грамоты степной разбойник, понятное дело, не знал, — велел передать свое недовольство. Но этим необдуманным поступком лишь ухудшил положение: Салыр понял, председатель ревкома в Камачи — для него отнюдь не бескорыстный друг и советчик. Посовещались они с верным Одели-пальваном и решили, что, пожалуй, теперь обойдутся без поддержки расчетливого Мамедши. Посланцу дали ответ холодный и высокомерный.

Мамедша затаил злобу против недавнего единомышленника.

Обо всем этом удалось проведать Абдурахману-караулбеги. Тот сразу понял: размолвкой можно воспользоваться, чтобы отомстить Салыру. Пока обдумывал, что предпринять, события разворачивались в его пользу.

Окружной ревком в Керки решил усилить борьбу с бандитизмом, обезопасить караванные пути. Выполнить такое решение в полной мере — у ревкома сил недоставало. Но «сверху» требовали, и предревкома, благочестивый Моман-сопи, вместе со своими помощниками, счел уместным проявить усердие. Начальник отрядов самообороны Молла-Джума Сурхи, разослав циркуляры командирам отрядов по аулам, дни и ночи проводил в седле, раскидав своих джигитов группами на подступах к городу Керки, пристани Керкичи, станции Самсоново — на обоих берегах Аму. В Камачи небольшую группу возглавлял сам Мамедша. Он решил не слишком утруждать себя, однако и перед начальством не грех выслужиться. Схватить Салыра живым — таков был его замысел. Для его исполнения Мамедша и направил одного из своих джигитов по имени Шерипча, бывшего лутчека, бекского стражника, в отряд Салыра. Шерипча пришел к ним совсем недавно, Салыр его как будто не знал. С тремя спутниками Шерипча выехал в Кизылкумы, все четверо были вооружены только кольтами и ножами. Им предстояло заманить Салыра и увезти обманом — подобные дела в прошлом Шерипче удавались.

Не учли одного: Салыр, прирожденный степняк, потомственный следопыт, не сидел сиднем у себя в юрте возле колодцев Кыран, волком рыскал по тропам, ему одному известным. За много верст его зоркие глаза различали в песках не только человека на коне, но даже лисицу или волка. И четверых незнакомых всадников заметил сам Салыр, как только с дюжиной джигитов приблизился к караванной тропе на Бешкент. Встревожился: что за люди? С полчаса незаметно преследовал их, двигаясь барханами. Чуяло сердце, не с добром пожаловали гости. «Остановить!» — решил наконец атаман. Без слов, одними жестами приказал своим джигитам разделиться. Половину отослал перерезать незнакомцам путь отхода, сам неожиданно выскочил из-за барханов прямо у них перед носом.

Хитер, коварен был Шерипча — а тут сплоховал. Струсил. Вмиг забыл, что ему следует прикидываться другом Салыра, — выхватил кольт. Двое его спутников и того хуже — с перепугу завернули коней да наутек… Все сразу понял Салыр. Карабин рванул из-за спины, двумя выстрелами, почти не целясь, свалил одного, под другим застрелил коня. Спешенного взяли в плен. Самому Шерипче с одним из спутников удалось улизнуть.

От пленного узнали о замыслах Мамедши. Все это живо проведал Абдурахман-караулбеги. И надежда на скорое отмщение согрела ему душу, угнетенную позором, в который вверг его этот худородный — головорез Салыр.

В Камачи разведать обстановку Абдурахман направил торговца по имени Чагатай, своего давнего приверженца. Тот заодно решил поторговать — день предстоял базарный. Как говорится, и дядюшку навещу, и жеребенка под седлом ходить научу. Захватил чаю, крашеной пряжи три десятка мотков и в путь. Наутро на базаре кое-кого расспросил насчет дружбы между Мамедшой и Салыром. В чайхане к разговорам прислушался. Все оказалось правильно: дружба врозь, теперь оба меж собой смертельные враги.