Родом из Сибири - Инна Макарова

Необычное случилось в эти дни. Я очень любила читать книги про театр из домашней библиотеки, наизусть пересказывала куски из Станиславского, Немировича-Данченко. Был любимый поэтический сборник – «С тобой и без тебя», военные стихи Симонова, посвященные Валентине Серовой. Я ее боготворила. И вдруг вижу ее на вступительном экзамене. Валентина подсела ко мне, наклонилась: «Нам с вами когда-нибудь будет очень трудно…» Почему я тогда привлекла ее внимание? А потом, когда ее бросил Константин Симонов, она бедствовала и часто звонила мне…

Алма-Ата расположена среди гор. А на склонах гор и у их подножья яблоневые сады со знаменитым сортом апорт. Раза два мы ходили на сбор яблок, за что с нами расплачивались все тем же апортом. И удивительный базар. Огромные возы яблок, большие светлые сливы, кукурузные початки. Для меня, сибирячки, все необычно, ярко.

Весь август, почти каждый день, в комнату приезжали новенькие. Здесь были девушки из Сибири, с Урала, но большинство – харьковчанки, киевлянки, полтавчанки из числа эвакуированных. Настроение у всех было приподнятое, несмотря на волнение из-за предстоящего конкурса. В августе наши войска осво бодили Белгород, Харьков, а ведь у многих девушек из нашей комнаты оставались родные или знакомые в этих городах, воспоминания о проведенном в них детстве, школьных годах.

10 сентября 1943 года. Алма-Ата

Мамочка!

Здесь днем сейчас жара! А у нас, наверное, уже холодно. Сейчас сижу у окна. Рядом с институтом шумит Алма-Атинка, довольно хорошая речушка. Я в ней купалась. Сейчас народ все прибывает и прибывает. Идут испытания на все факультеты. А занятия в институте начнутся числа с 15 октября. Еще не ушел ни один эшелон в Москву, а должен был первый уйти 5 сентября. Так что – ура! Набирать будут не больше пятнадцати человек. А всего триста шестнадцать заявлений на актерский факультет, так что на каждое место больше двадцати человек. Уже многих отсеяли, сейчас девочки из нашей комнаты домой едут. Ночью многие плакали. Мне теперь остался только конкурс. Ужасно, что есть бездари, которые могут попасть по блату. Мне так хочется в Новосибирск! Да вот еще беда: здесь плохо с топливом, сколько я здесь живу, еще не пила горячей воды, кроме столового супа, очень соскучилась по чаю. Все-таки сейчас безалаберная жизнь, я ем яблоки, а ведь от них аппетит увеличивается. Ой, как я хочу нашей картошки! Здесь она дороже яблок. У нас хорошие кровати с пружинными матрасами и подушки. У нас даже тумбочка есть… А у девочек, что сейчас приезжают, даже нет места на полу спать. Занимают другие аудитории. Сейчас пишу, девочки принимают гостей: вновь поступающих художников – ребят. Слышатся умные речи на темы живописи. Здесь очень интересно, но сейчас страшно, потому что впереди КОНКУРС. Нынче совершенно сногсшибательный конкурс. А Вы знаете, что я узнала, ведь окончившие ВГИК имеют право поступления в театр и совместно сниматься. Институт, конечно, солидный. В Москве, говорят, чудесное общежитие и хорошее снабжение. Интересно, как Ленинградский ГИТИС, переехал к нам? Как «Красный факел»? Как живут Пушкаревы? Большой им привет всем. На фронте-то как хорошо! Как Нина, баба, соседи? Передайте им всем поздравление от меня с Харьковом! Ой, как-то там у нас в ДХВД! Хочется в Новосибирск! Я много актеров видела. Ведь здесь Марецкая, Мордвинов, Ванин, Балашев. Мамочка, я часто о Вас думаю, Вы тоже обо мне думайте…

Украинки отличались хорошими голосами. Вечерами пели песни украинские или тех военных лет. Одной из самых ярких и, несомненно, талантливых девушек была харьковчанка Олеся Иванова, обладательница отличного голоса и абсолютного слуха.

Вечерами девчата обсуждали поступающих на другие факультеты. Разнесся слух, что видели очень красивого молодого казаха в светлом костюме. Говорили, что он офицер, приехал с фронта, что у него на правой руке протез в черной перчатке и что он поступает на режиссерский факультет.

Когда я его увидела, мне показалось, что он сошел с экрана заграничного фильма. А вот на Олесю этот элегантный, экзотический офицер произвел впечатление значительно более серьезное.

Забегая вперед, скажу, что поженились они вскоре, на первом курсе, и были самыми близкими моими друзьями в течение всей нашей учебной жизни. Да и позднее, хотя мы и виделись очень редко, но встречали друг друга как близкие люди. Рано ушедший от нас элегантный офицер Мажит Бегалин стал известным кинорежиссером, заслуженным деятелем искусств Казахской ССР, Олеся – актриса, снимавшаяся в кино не в главных ролях, но всегда ярко и правдиво. Их сын Нартай был похож и на Олесю и на Мажита.

Там, в Алма-Ате, были зачислены во ВГИК и я, и Олеся, и Мажит, и К. Лучко, и Н. Розанцев, и А. Ширахмедова, и многие другие. Поступила во ВГИК и моя подруга по нашей новосибирской студии Ида Гуринович. Была она старше меня и годами и опытом. Приехала позднее меня, так как работала в каком-то учреждении секретарем. Я ее очень любила. Была Ида умная, красивая, добрая.

После зачисления в институт мы вернулись домой за теплыми вещами. ВГИК реэвакуировался. И нам предстояло учиться уже в Москве, открывать первый учебный семестр в постоянном здании ВГИКа, которое находится и сейчас рядом со знаменитой площадью ВДНХ (тогда ВСХВ).

Дома прежде всего я простилась с нашей студией. Проводил занятие с кружковцами вместе с Валентиной Викторовной Борис Павлович Петровых, педагог Ленинградского института театрального искусства. Когда я вошла в наш, ставший родным, зал, с его высокими окнами, и поняла, что уезжаю от всего знакомого навсегда, вначале почему-то почувствовала себя предательницей, а потом залилась слезами. Я плакала так горько и долго, что Борис Павлович, поняв меня, сказал: «У тебя очень серьезный поворот в жизни. Но не горюй, ведь ты едешь в Москву, к отличным педагогам. – Борис Павлович хорошо знал Бибикова и Пыжову, которые должны были вести наш курс. – А плачешь ты так горько потому, что прощаешься с детством».

Учусь в Москве

В Москву ехала уже не в мягком, а на третьей полке жесткого вагона. И то нас с Идой сумели втолкнуть с большим трудом провожавшие нас кружковцы, вещи подавали в окно. Поезда шли переполненными. Посадка была ужасной. Вещей взять пришлось много, везти и постели и продукты. Все, что могли дать нам дома. Очень плакала Идина мама. Да и Ида всплакнула. Моя мама держалась, я тоже. Нам повезло – мы заняли третьи полки, а это считалось роскошью, там можно было спать.

Навстречу нам шли санитарные поезда с ранеными, обгоняли наш поезд эшелоны с зачехленными и открытыми орудиями, автомашинами, танками, боеприпасами, воинские поезда с солдатами. Только они ехали на фронт, а мы – учиться. В нашем вагоне молодые офицеры в новеньких мундирах тоже ехали на фронт. Они были веселые, оживленные. Им было интересно и радовало, что вот девчонки уже едут в Москву учиться. Настроение у всех было отличное. Каждый день Ю. Левитан говорил о новых освобожденных городах. Я стала привыкать к затемненным станциям. У нас ведь в Сибири затемнения не было во все время войны. В один из последних вечеров нашего путешествия проехали мимо разрушенной станции, с черными печными трубами. Увидели мы и воронки вдоль полотна.

Рано утром по радио объявили: «Наш поезд прибывает в столицу нашей Родины – город Москву»; зазвучала мелодия «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля». Это удивило, взволновало и обрадовало. Москва! Ярославский вокзал. Вещи сдали в камеру хранения и налегке – в метро. Почему-то очень меня рассмешил эскалатор. И всю дорогу, пока мы ехали до площади Революции, я не могла удержаться от смеха.

Площадь Революции показалась мне безлюдной, пустынной. Очень мало людей, а у нас в Новосибирске и в Алма-Ате всюду толпа. Сели в троллейбус. Долго ехали до ВСХВ. Увидели по дороге развалины дома, разрушенного бомбой. Тогда в Москве их можно было встретить довольно много.

Через площадь шли пешком, она казалась еще больше, чем сейчас, ведь деревьев не было. Были аэростаты. Они мне казались очень надежными. Девушки в военной форме каждое утро опускали их, и по всей Москве, вдоль улиц, бульваров и в парках, можно было видеть эти огромные надутые колбасы на канатах.

Во ВГИКе нас ждали новости. Оказывается, в Москве тоже проводили набор на актерский факультет, параллельно с алма-атинским. Таким образом, на первый курс было зачислено пятьдесят человек. И руководить этим курсом будет Сергей Аполлинариевич Герасимов.

Первый курс. 1943–1944 годы… Вот что я писала тогда домой.

Вечер 4 ноября 1943 года. Москва

…Пишу я так: сижу за круглым столом, который стоит посредине комнаты, надо мной желтый шелковый абажур, такой, какие у нас в универмаге до войны продавали. Комната большая и довольно теплая, стоят пять кроватей, письменный стол, этажерка, круглый стол, большой шифоньер и шесть стульев. Пол паркетный. Еще вот шторы не выдали, но к праздникам дадут. Кровати с сетками, варшавские, и матрасы, дали подушки, и все пока. Домик дивный. Топится печами, тепло зависит от самих себя, всем дом хорош, да далеко! А знаете где: ехать на электричке до Лосиноостровской. Вот! Но это пустяки. Завтра получим карточки на этот месяц. Задержали, хлеб не пропадет, так как дадут талонами. Хлеб – шестьсот граммов и соответст венно продукты, не знаю, как еще будет со столовой. У нас здесь в кухне два раза в день горячая вода и печка топится. Еще нигде не были, устраиваемся. Здешний набор занимается с 18 октября, а алма-атинцы еще не приехали! Ужас! Они там голодают, но многие сами приехали.