Какая чудесная жизнь! - Джером Биксби

– С днем рожденья, милый Дэнни… - пел Дэн. - С днем рожденья тебя. - Он посмотрел на Пэта. - Играй же, чтобы я не врал! Ты же знаешь, что я не могу петь без аккомпанемента.

Пэт Рейли дотронулся до клавиш. Зазвучал «Возлюбленный» - в медленном ритме вальса, которому отдавал предпочтение Энтони. Лицо Пэта было белым, как мел, руки тряслись.

Дэн Холлис смотрел на дверь, в которой стояли мать и отец Энтони.

– Он ВАШ, - выговорил он. Слезы бежали по его щекам, поблескивая в свете свечей. - Это у ВАС он появился…

Он закрыл глаза. Из-под век выкатились новые слезинки. Он громко запел:

– «Ты - мое солнышко, ты - мое солнышко, счастье мне даришь, грустить не даешь…»

В комнате появился Энтони.

Пэт перестал играть, потому что застыл, как все остальные. Ветер рвал занавеску. Этел Холлис даже не смогла взвизгнуть - она лишилась чувств.

– «Солнце мое не кради…» - Дэн поперхнулся и умолк. Его глаза расширились, он вытянул перед собой руки - в одной блестела рюмка, в другой чернела пластинка. Он икнул и произнес: - Не…

– Плохой, - сказал Энтони и усилием мысли превратил Дэна Холлиса в нечто такое, чего никто и представить себе не мог, а потом отправил в глубокую могилу под кукурузным полем.

Рюмка и пластинка упали на пол, но не раскололись.

Энтони обвел лиловыми глазами комнату. Некоторые принялись бормотать, все как один заулыбались. Одобрительное бормотание заполнило помещение. Среди нелепых звуков раздалось два ясных выкрика.

– Очень хорошо! - возвестил Джон Сипик.

– Хорошо! - поддержал его с улыбкой отец Энтони. Он лучше всех остальных поднаторел в улыбчивости. - Замечательно.

– Восхитительно, просто восхитительно, - промямлил Пэт Рейли, у которого текло из глаз и из носу. Он снова тихонько заиграл трясущимися пальцами «Ночь и день».

Энтони забрался на пианино. Пэт играл еще два часа.

Потом гости смотрели телевизор. Для этого все собрались в гостиной, зажгли свечи и поставили перед аппаратом стулья. Экран был маленький, и видно его было не всем, но это ничего не значило: ведь в Пиксвилле не было электричества.

Все сидели смирно, пялились на зигзаги на экране и слушали разряды из динамика, понятия не имея, с чем все это едят. Так происходило всегда.

– Очаровательно, - молвила тетя Эми, не сводя потухших глаз с бессмысленных вспышек. - Но мне больше нравилось, когда вокруг были города, и можно было по-настоящему…

– О, да, - оборвал ее Джон Сипик. - Чудесно! Самое лучшее представление за все время.

Он сидел на диване вместе с двумя мужчинами. Втроем они прижимали Этел Холлис к подушкам, держали ей руки и ноги и закрывали рот, чтобы она опять не вздумала визжать.

– Просто здорово, - повторил Джон.

Мать смотрела в окно, где за темной дорогой лежало темное пшеничное поле Хендерсона, а дальше - бесконечное, серое НИЧТО, в котором городок Пиксвилл болтался, как перо на ветру, - чудовищное НИЧТО, особенно кошмарное по ночам, когда угасал зажженный Энтони день.

Размышлять, где они находятся, не было ни малейшего смысла. Пиксвилл оказался на недосягаемом удалении от всего остального мира - и точка. Случилось это три года назад, когда Энтони вылез из материнского чрева. Старый доктор Бейтс - храни его Господь! - закричал, уронил новорожденного, а потом хотел было его прикончить; тогда Энтони захныкал и все это устроил: то ли перебросил куда-то городок, то ли уничтожил весь остальной мир - этого никто не знал.

Размышлять обо всем этом было и бесполезно, и опасно. Одно не представляло опасности - жить так, как от них требовалось. И жить так всегда - если на то будет воля Энтони.

Мать вспомнила, насколько опасны такие размышления, и забормотала. Все остальные тоже бормотали себе под нос - видимо, всех посетили небезопасные мысли.

Мужчины на диване что-то пошептали друг другу, потом что-то шепнули Этел Холлис; когда они убрали руки, она присоединилась ко всеобщему клекоту.

Пока Энтони восседал на телевизоре и творил на экране зигзаги, они сидели вокруг, бормотали и пялились на бессмысленное мелькание. Так прошла ночь.

На утро повалил снег, сгубивший половину урожая. Но денек все равно выдался славный.

Gerome Bixby «Life is Good!»(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});