Желтый свитер Пикассо - Мария Брикер

Иван Аркадьевич проводил взглядом удаляющуюся фигуру и хихикнул. «Право, как неловко получилось: воткнуть жениха Алевтины в кинозал в самый провокационный момент», – подумал Иван Аркадьевич и ехидно потер ручки. Но разве ж он знал? Разве знал он, что именно в эту минуту, тридцать пятую с начала фильма, герой сольется воедино с героиней. И на часы даже не смотрел! Настроение Ивана Аркадьевича заметно улучшилось, а то он уж было затосковал. Хотя, конечно, Клим спутал ему все карты. И за каким лешим его принесло в Париж?! Придется принять меры, чтобы Клим не прорвался на банкет. К счастью, вечеринка будет закрытой и сделать это будет несложно. Иначе Ольсену придется потом долго прикладывать примочки к множественным гематомам лица. Впрочем, на Ольсена Ивану Аркадьевичу было плевать, напротив, понаблюдать за «битвой минотавров» было бы занятно, но не сейчас и не сегодня. Допустить, что Клим каким-то образом засветится на вечеринке, Варламов никак не мог, поэтому достал сотовый и отдал короткое распоряжение организаторам банкета. Вопрос был улажен, осталось позаботиться об Алевтине и не дать ей возможности случайно столкнуться с любимым до завершения мероприятия. Иначе все, что он задумал, осуществить будет гораздо сложнее, а это совсем не входило в его планы.

* * *

Это был успех! Когда-то давно она уже ощущала нечто подобное, в ранней юности, стоя на обшарпанной сцене школьного актового зала. И это легкое головокружение, и бешеное сердцебиение, и пьянящее ощущение счастья.

Под громкие овации Варламов представил их команду публике. Когда Иван Аркадьевич назвал ее имя, из зала посыпались восторженные комплименты и крики: «Браво!» Оператор Сергей Грушевский смачно чмокнул ее в щеку. Рут склонился в легком поклоне и поцеловал Але руку, что вызвало у зрителей новую волну восторгов. Мария Леви шепнула что-то приятное ей на ухо. Сама Мария Леви, которая всегда разговаривала с Алевтиной свысока и считала ее пустышкой! Кажется, все получилось. Ее игру оценили. Аля доказала, что она – настоящая актриса, не какая-нибудь там, а самая-самая… Кинозвезда, одним словом! Завтра о ней напишут в газетах. Завтра она проснется знаменитой. Завтра… Она уже чувствовала этот дурманящий запах будущей мировой славы. Он словно витал в воздухе, ласкал, искушал, пугал… но ей хотелось, чтобы завтра подольше не наступило. Потому что завтра все будет иначе, совсем не так, как сегодня. Поблекнет яркость эмоций, исчезнет привкус волшебства. Она отрезвеет, посмотрит на свой успех другими глазами, начнет привыкать. Но это все лирика. Вещи приземленные Алечку волновали не меньше. Она уже знала заранее, что утро следующего дня станет для нее кошмаром, потому что проснется она с дикой головной болью и проваляется в номере трупом до вечера – после неумеренного количества выпитого сегодня на банкете шампанского. В общем, Алечке хотелось, чтобы завтра не наступало как можно дольше, а сразу наступило бы послезавтра, когда она наконец вернется в Москву и увидится с любимым.

В ее ушах еще звучали аплодисменты, когда они подъехали к месту, где должна была состояться вечеринка, но Алечка уже относительно успокоилась и, можно сказать, смирилась со своим новым статусом кинозвезды. К тому же Иван Аркадьевич дал ей возможность настроиться на банкет: после небольшой пресс-конференции он запретил ей возвращаться в отель и в течение часа катал на машине по вечернему Парижу. Поэтому в гостеприимные двери изящной гостиницы «Летиция», расположенной в самом сердце квартала Сен-Жермен, Алечка вошла почти твердым шагом, опираясь о руку Ивана Аркадьевича.

– Алечка, вы в курсе, что в этой гостинице любили останавливаться великие Пикассо и Матисс, а генерал Шарль де Голль провел здесь свой медовый месяц? – поинтересовался Варламов.

– Потрясающе! – восторженно воскликнула Алевтина. Отель был выполнен в стиле арт-деко и декорирован в традициях той «безумной» эпохи – роскошь и утонченность. Аля была очарована с первой минуты. – Вы поэтому решили организовать здесь вечеринку? – спросила она, восхищенно оглядываясь по сторонам.

– Нет, просто я тоже почти всегда останавливаюсь в этой гостинице, когда приезжаю в Париж, – хихикнул Иван Аркадьевич и увлек ее за собой.

Они прошли мимо массивной стойки администратора по черно-белому полу-домино изысканного холла, передали верхнюю одежду швейцару и вошли в элегантный пиано-бар. В уютном зале все уже было готово, столы для банкета были накрыты, на сцене трио музыкантов играло джаз. Они прибыли немного пораньше, чтобы встретить гостей, которые отправились по домам, переодеваться в вечерние туалеты. Почему-то Варламов не предупредил, что следует приготовить два разных наряда – для премьеры и банкета, возможно, предвидел, что времени вернуться в отель и переодеться у нее не будет. Впрочем, она так устала, что ей было уже все равно. Да и в кинотеатре почти никто не снимал верхней одежды, она тоже не была исключением, поэтому ее вечернего платья никто не видел – это немного успокаивало.

К ним подошел официант с напитками и предложил аперитив. Варламов подхватил с подноса два бокала мартини, один передал Алечке и, указывая на статую, украшавшую зал, объяснил:

– Это работа Верье. По-моему, очень гармонично вписывается в интерьер и придает ему неповторимый шарм. Вы не находите, Алечка?

– Нахожу, – улыбнулась Алевтина, сделав глоток мартини и усиленно пытаясь вспомнить, что ей известно о знаменитом скульпторе. Вспомнить ничего не удалось, поэтому Алечка, дабы не опозориться, сделала вид, что очень сильно увлечена игрой джазменов и поглощением аперитива. К несчастью, вкус сухого мартини ей не нравился категорически, хотелось ананасов в шампанском, восторгов и комплиментов, но как-то неудобно было поставить на поднос полный бокал и взять другой. – Чудесная музыка! – восторженно заявила Алевтина, сделала очередной глоток и непроизвольно скривилась.

– Это лучшая джазовая группа, которую можно было найти в Париже, – похвалился Варламов и с удивлением посмотрел на перекошенную Алечкину физиономию. – Но я вижу, эти ребятки вам не по душе, Алевтина. Очень жаль.

– Что вы, Иван Аркадьевич! Они играют исключительно хорошо, – с жаром возразила Аля, одним глотком допила мартини до дна и снова непроизвольно скривилась. В голове приятно зашумело, Алечка сладко улыбнулась Ивану Аркадьевичу, потом подоспевшему официанту, поставила на поднос пустой бокал и ухватила новый, на этот раз с шампанским.

– Ольсен передал вам от меня маленький сувенир? – спросил Иван Аркадьевич, и Алевтина закашлялась. – Я просил его отнести в ваш номер бутылочку «Вдовы Клико», чтобы вы немного расслабились перед премьерой, – уточнил Варламов, и Алевтина, покраснев, как вареный рак, судорожно замотала головой, пытаясь удержать истерический хохот. – Так я и думал, что зажмет, паразит, – разочарованно вздохнул Иван Аркадьевич и, заметив первого гостя, хмурого критика в мятом вечернем костюме, который мучил их вопросами на пресс-конференции больше всего, с распростертыми объятиями направился ему навстречу.

Критик поздоровался за руку с Варламовым, отвесил поклон Алевтине, перекинулся с Иваном Аркадьевичем парой слов, по-свойски огляделся и бодрым шагом направился к столу. Вслед за критиком потянулись другие гости, и очень скоро у Алечки зарябило в глазах от обилия дорогих туалетов и незнакомых лиц. Варламов вдруг куда-то испарился все с тем же недовольным мятым критиком, и Алевтина осталась одна. Хуже было другое: почему-то никто не спешил заваливать ее комплиментами и восторженными похвалами. «И где же мои поклонники?» – разочарованно думала она, рассеянно поглядывая по сторонам. Журналисты «пафосных» журналов и газет, кинокритики, прибывшие в основном из России, и парижский бомонд, состоявший, к удивлению Алевтины, исключительно из русскоговорящих (с характерным грассирующим «эр») титулованных персон, активно принимали «на грудь», обсуждали фильм и прочие новости, но никто не обращал на нее совершенно никакого внимания. Нет, конечно, ей улыбались, если она встречалась с кем-то взглядом. Даже пару раз сказали «браво» и подняли в ее сторону бокал, но подходить к ней не торопились. Казалось, даже официант не видел ее в упор. Несколько раз он просвистел мимо с подносом, не обратив внимания на ее опустевший бокал. Раздобыть себе «напиток богов» удалось только с четвертой попытки. Алечка глубоко вздохнула, снова выпила шампанское залпом до дна и стала выискивать глазами Рутгера Ольсена или еще кого-нибудь из съемочной группы – напиваться в одиночестве было как-то тоскливо и неинтересно. Еще Алечка планировала извиниться перед Рутом. Бедняга, вероятно, потерял дар речи, когда она попросила его удалиться, всучила «подарок» и захлопнула перед его носом дверь. Теперь было понятно, что подарок и розу презентовал не Рут. Выходит, она отдала Руту то, что совсем ему не предназначалось. Стало почему-то обидно. Гад, мало того, что завладел чужой бутылкой дорогущего шампанского от Ивана Аркадьевича, так еще и ее презент от Клима уволок – в том, что подарок был от жениха, Алечка не сомневалась. Наверное, уже открыл, тяжко вздохнула Алечка. Интересно, что же все-таки лежало в той проклятой коробке?!