Первое кругосветное путешествие на велосипеде. Книга первая. От Сан-Франциско до Тегерана. - Томас Стивенс

уже решил, что этой ночью мне не суждено поспать.

В наступившей темноте я заметил свет некоего жилища и поспешил туда. Только не слишком быстро! А то можно и поскользнуться. Лачуга у реки с несколькими акрами земли принадлежала одинокому холостяку немецкого происхождения. Он с явным подозрением смотрел на постучавшегося в его дверь человека, опирающегося на велосипед и просившегося на ночь. Если бы я был на коне или с компанией, я был бы понятным для него путником. Таких он видит здесь примерно раз в неделю, ну или когда сам периодически ходит в Рино. Но, таких, как мы с велосипедом он не видел никогда. И со всей своей тевтонской прямотой сообщил, что мне следует проехать ещё пятнадцать миль по камням, песку и в темноте до Вэдсворта (Wadsworth). Перспектива ехать голодным в ночи по незнакомой местности ещё пятнадцать миль меня не радовала совсем. Применив весь свой запас красноречия, подкреплённое разными не менее красноречивыми жестами, такими, как установка велосипеда у окна его хибары и усаживание на бревно под окном, я всё-таки убедил его оставить меня под одеялом на полу хижины.

Он только что поужинал и остатки его трапезы были ещё не убраны со стола, но мне он еды не предлжил. Однако, я понял, что обрёл над ним некоторое почти гипнотическое преимущество. Всё-таки прикатив невесть откуда на странном агрегате, я проник в его жилище на ночь против его воли. Не думаю, что этот человек был настолько негостеприимен от природы. Просто ему было комфортно одному, он потому и поселился так далеко от людей, чтобы сократить возможность общения, и теперь, в моём присутствии, он чувствовал себя непривычно и неловко. И не предложил он мне ужин не потому, что желал оставить странного человека на странном велосипеде голодным. Просто его голова была занята какими-то другими мыслями.

«Вы не могли бы предложить мне немного еды?», - робко спросил я, - «У меня есть деньги, чтобы заплатить за проживание и еду.» Я меньше всего хотел остаться голодным и полагал, что если предложу ему денег, то он охотнее согласится меня накормить. И всё же немало удивился, когда этот человек, как-то вдруг изменившись, даже извинился, что не додумался меня накормить и вообще не подумал, что я мог быть голоден ,и даже, несмотря на мои протесты, приготовил мне горячее блюдо с жареной ветчиной и сварил кофе. И я подтвердил в своей душе предыдущее замечание о гостеприимстве хозяина и хочу, чтобы у читателя не сложилось неблагоприятное впечатление об этом человеке.

После ужина мой хозяин немного оттаял и я выведал у него часть его истории. Он поселился в этих краях в период процветания Комстока. Используя речную воду Траки для полива, он выращивает овощи. Но хорошие дни Комстока ушли, а вместе с ними ушло и благополучие его ранчо. Потом он предложил мне лечь на его узкую койку, но я уже не мог пользоваться гостеприимством настолько и, накрывшись одеялом, я свернулся на полу калачиком, как котёнок. В тепле этой лачуги, окружённой снежными горами, я не мог не чувствовать благодарности к приютившему меня человеку.

Дорога, пригодная для езды, следующим утром была короткой. Ближе к Вэдсворту она стала песчаной. Песчаная... Здесь в Неваде это означает, что когда путник идёт по дороге, его ноги по щиколотку вязнут в песке. И велосипед, естественно, не катится так же быстро, как по гладкой и твёрдой дороге. В Вэдсворте я должен был проститься с рекой Траки и начать своё сорокамильное путешествие через пустыню до реки Гумбольдт (Humboldt). Стоя на песчаном холме и глядя с тоской на простирающиеся передо мной россыпи песка и камней, я уже тосковал по весёлому, освежающему и бурливому потоку, который был моим постоянным спутником на протяжении практически ста миль. Река всегда была под рукой, в любой момент я мог утолить жажду или освежиться. Я буду скучать по ропоту её танцующих вод.

Эта сорокомильная пустыня когда-то наводила ужас на эмигрантов на их пути к калифорнийским золотым приискам. Здесь нет ни травинки, ни капли воды на целые сорок миль - ничего кроме тоскливого песка, известняка и камней, которые нагреваются на солнце и делают пустыню похожей на печь. Много эмигрантов стали жертвами этой безжалостной пустыни. Большая часть тропы здесь была абсолютно непригодна к езде на велосипеде. Местами попадались площадки известняка, ровные и утрамбованные, как для игры в крокет. Но во второй половине дня, когда я ехал с беспечностью и лёгкостью через одно из таких мест, я был поражён, как быстро меняется ситуация. Я был ни жив, ни мёртв, когда в этом страшном месте увидел огромные вихри песка, которые на большом расстоянии выглядели, как столбы дыма, но они беспорядочно перемещались по пустыне. Пылающее солнце было особенно ярким на белых известняковых плитах и вокруг не было ни одного предмета, который бы отбрасывал тень. В этот солнечный день судьба была по-особенному мстительна, отравляя жизнь проезжему велосипедисту. Единственным живым существом поблизости была серая ящерица. Которая убегала с поразительной быстротой. Даже птиц в небе не было. Все живые существа, кроме этой ящерицы, инстинктивно избегали этой части земли. Пустыня в сорок миль не такая уж и большая, но, когда находишься посередине её, то кажется, что она такая же большая, как Сахара, и на краю видимости могут возникнуть миражи — удивительные оптические явления, когда путнику кажется, что всего в нескольких милях от него прекрасное озеро с берегами, окаймлёнными волнистыми травами, чьи прохладные воды ласкают пески безжалостной пустыни.

Недалеко, правее станции Хот Спрингс (Hot Springs), поднимаются рваные облака, которые растут, кажется, прямо из земли. Будто огромные котлы с водой нагреваются прямо там в земле. Достигнув этого места, я и правда нашел «котлы кипятка». Но котлы находились в глубине земли. В неровных отверстиях в каменистой почве бурлили водяные скважины и стреляли! Выстрел! Ого! Выстрел! В этой части пустыни можно наблюдать удивительные источники, которые выглядят сдержанно и достаточно безобидно большую часть времени, но иногда они изрыгают столбы горячих брызг и пара. Забавную историю рассказывают здесь: как-то новая партия эмигрантов проезжала через эти места, один из этих людей решил испить водички из симпатичного родника. В этот момент источник выстрелил и перепуганный насмерть человек закричал: «Прочь отсюда! Прочь отсюда! Чёрт, как можно дальше отсюда!»

После пустыни сорок миль моя дорога идёт вверх по долине реки Гумбольдта. По берегам озера Гумбольдта расположились десятки стоянок индейцев Пайют (Piute). Я делаю