Рыбаки (очерки) - Аннамухамед Клычев

Положение рыбаков — туркмен, русских, киргизов и других национальностей побережья из года в год ухудшалось. Годы, когда рыбаки не могли рассчитаться с ватажниками, повторялись всё чаще и чаще. А тут всё новые и новые притеснения со стороны рыбопромышленников и со стороны властей: то менялись сроки лова различных пород, то запрещалось ловить прежними орудиями лова и снастями, то менялась стоимость билетов на право ловли.

В 1905 году жители местностей Челекен (Айдак) Огурчинский и Дарджа Закаспийской области из-за плохой погоды совсем не имели средств на содержание своих семей.

И рыбаки снова писали царскому правительству прошения. Они просили удлинить сроки лова рыбы, освободить от налогов или дать льготы по ним, помочь продовольствием голодающему населению в годы, когда заработка совсем не было.

В письме от 12 июля того года на имя Туркестанского генерал-губернатора они просят отменить постановление номер 3457, согласно которому запрещается лов рыбы с 15 июня до 1 августа. Этим же постановлением запрещено производить лов рыбы теми снастями, которыми они до сего времени пользовались, повышена стоимость билетов. И жители этих местностей просят распоряжения о предоставлении им права заниматься рыболовством прежними снастями, равно и разрешить им платить за билет на право ловли по-старому, то есть по одному рублю двадцать три копейки.

По документам не удалось проследить, что ответил им генерал-губернатор. Судя по многочисленным другим письмам и прошениям, положение их не изменилось.

Посредниками между царскими властями и населением были старшины племён, которые, казалось бы, должны защищать интересы народа, но это не всегда было так. В одних случаях, как говорят, «сытый голодному не разумеет», в других — боялись навлечь на себя немилость царских чиновников. Чаще было, когда рыбаки, не дождавшись от аксакалов никакой помощи, как мы уже знаем, сами писали просьбы начальнику уезда в Красноводск, а иногда и в Ташкент к генерал-губернатору. Или, собрав последние сбережения, отправляли нарочного в Санкт-Петербург к царю.

С пожелтевших от времени листов с ходатайствами рыбаков к царским властям слышны стоны простого народа, мольбы о защите…

Мне, как сыну рыбака, особенно понятны их переживания и надежды, выраженные в этих письмах. В одном из таких документов рыбаки Красноводского уезда в надежде найти справедливое решение вопроса, имеющего жизненно важное значение, подробно описывают состояние рыбацкого населения в один из многих тяжёлых сезонов.

Они пишут о том, что небывало суровая зима 1910–1911 года тяжело отразилась на ловцах Красноводского морского участка и на их семьях. Вследствие бурной непогоды они были вынуждены бездействовать в продолжении четырёх месяцев, проживая последние крохи и забирая в долг необходимые припасы. Особенно тяжёлое положение в конце той зимы создалось у туркмен, лишившихся почти всего скота. Голодное ловецкое население, перенося лишь благодаря способности, свойственной кочевникам, все ужасы продолжительной зимы, питало надежду на весну, когда можно было бы заняться ловом рыбы и когда рыбаки вздохнули бы немного легче. Но этим надеждам не суждено было сбыться: затянувшаяся зима отдалила начало лова рыбы почти на месяц. И хотя лов частиковой рыбы (исключительно судака) к северу от Красноводска начался в апреле, тем не менее ход этой рыбы всё время был слабый и только в начале мая улучшился. Но уже 5 мая на частиковое рыболовство наступил запрет. Насколько был неудачный лов судака у ловцов северного побережья Красноводского уезда, настолько был плох лов красной рыбы у ловцов-красноловов по всему побережью Каспийского моря. Было ясно, что все ловцы-красноловы Красноводского уезда в будущем году останутся в громадном недолове против прежних лет. Ведь даже в лучшие годы они могли только поддерживать своё существование, обходясь без долгов. Весна 1911 года отличалась особыми от прежних лет климатическими явлениями: температура воды держалась всё время пониженной, в воздухе не только тропической жары не чувствовалось, но по ночам приходилось одевать тёплую ватную одежду; во второй половине мая на море появились туманы — совершенно небывалое явление для южной части Каспия, которые тоже мешали лову. Безусловно, неулов рыбы явился прямым следствием плохих климатических условий того года, и поправить дело можно было лишь с наступлением более тёплой погоды, когда лов красной рыбы может улучшиться. Но 15 июня наступил запрет и на лов красной рыбы, и столь дорогое для ловцов время, когда лов может происходить в благоприятных климатических условиях, рыбаки находились в вынужденном безделье.

«Вы вполне поймёте наш ужас перед надвигающейся на нас бедой, если ходатайство останется без ответа, ибо осеннее рыболовство из-за штормов большого заработка не даёт, на него трудно надеяться. Поддерживает же наше существование в течение всего года лишь весенне-летний лов рыбы. Поэтому мы не только не оплатили сделанных за зиму и весну долгов, но и не заработали для своих семей даже на кусок хлеба» — пишут в заключение рыбаки в прошении на имя начальника Закаспийской области.

Царю и его чиновникам было хорошо известно, что у прибрежных жителей восточного побережья Каспийского моря единственным источником существования является рыболовство. Других занятий и промыслов на пустынных берегах, лишённых растительности и воды, у них не было. Поэтому единственной мерой к поддержанию существования рыболовов в тот тяжёлый год было разрешение лова красной рыбы в течение наступающего лета. Если бы царское правительство пошло навстречу рыбакам, то этим не был бы нанесён большой ущерб рыболовству, ибо площадь воды у берегов восточного побережья слишком велика для того, чтобы опасаться вылова рыбы малочисленным населением побережья. Закон о запрете лова в летний период был издан из чисто санитарных соображений, чтобы избавить рынок от недоброкачественных рыбных товаров, так как в тот период на побережье совершенно не было ледников. Накануне сезона 1910–1911 года, то есть осенью 1909 года, в самом центре красноловья на Красноводской косе, доступной по расстоянию для сбыта уловов ловцам местностей Тарты, Авазы, Ала-Тёпе, посёлка Петровского, островов Челекена и Огурчинского ватаговладельцами были выстроены и набиты льдом три выхода ледника. Это создало возможность не только принимать от ловцов рыбу в свежем виде, но и отправлять свежемороженную рыбу на рынок в Астрахань. Таким образом, препятствие, послужившее к введению запрета лова у восточных берегов Каспия, с устройством ледников само собой отпало. Но русские чиновники по-бюрократически продолжали блюсти этот закон, фактически утративший смысл.

Неизвестно, чем закончилось ходатайство рыбаков. Если даже царским правительством на этот раз и была сделана какая-то уступка, то в целом исправить существующее положение с ловом она не могла, а в таком тяжёлом положении рыбаки побережья оказывались не один раз.

В большинстве случаев, как мы уже видели, ходатайства рыболовов об неущемлении их прав перед царским правительством не увенчивались успехом. Лишь иногда оно шло на незначительные уступки, да и то преследуя определённую цель. Например, в связи с запретом лова красной рыбы этликами в Красноводском уезде, есаул Ливкин в 1903 году в заключении о положении дел в одном из бедствующих районов писал: «Запрет лова этликами-крючками в Красноводском уезде, включая и северную часть уезда, привёл к ухудшению положения рыбацкого населения, и последнее само стало ловить рыбу этликами (крючками) без билета… Такой безбилетный лов рыбы туркменами Красноводского уезда носит более политический характер, нежели экономический».

Но тем не менее этот протест против существующих законов был слепым, стихийным. Туркменский народ побережья тогда ещё не знал, что единственно правильным выходом из тяжёлого положения было объединение для мужественной и упорной борьбы с эксплуататорами.

Гасан-Кули — центр рыбных промыслов в прошлом

Аул Гасан-Кули и прилегающие к нему районы относились к Красноводскому уезду. Здесь в основном были сосредоточены все рыбные промыслы побережья.

Аул расположен в заливе того же названия носившем имя одного из самых ранних предков жителей, который в своё время был вожаком и одним из влиятельных людей на побережье. Берега близ аула низкие, песчаные, волнистого образования, покрытые редкими буграми.

В дневниках и журналах отчётов первых русских путешественников название аула встречается как «Хасан-Кули». Старожилы и местные туркмены, а также историки XIX века называют аул «Эсен-Гулы».

Аул Гасан-Кули возник гораздо раньше, чем соседние аулы Чикишляр или Челекен и даже Красноводск.

Возникновение самого аула, по словам старожилов, относится к концу XVIII и началу XIX веков. На юго-восточном побережье Каспия Гасан-Кули по количеству населения после персидской провинции туркмен Кумиш-Тёпе (Серебряный бугор) занимал второе место. Все деловые и торговые вопросы прибрежных туркмен решались в этих двух аулах. Население аула имело тесные родственные связи с жителями персидских городов Бендер-Шах, Гурген и Кумиш-Тёпе. Персидские купцы торговали в Гасан-Кули рисом, кишмишом, апельсинами, гранатами, лимонами и т. д. Рис, в частности, обменивался у туркмен на баранов, коз, коров и даже верблюдов и разные промышленные товары.