Детектив с Лысой Горы - Александр Прокопович

Я остался в вертикальном положении – и с глупейшим выражением лица. Мимо меня проскочил носатый, следом – пришедший в себя Алехин. Олег единственный из нас при виде штуковины с раструбом догадался грохнуться на пол, чтобы теперь составить компанию беглецу. То, что только что произошло, не укладывалось в привычную картину мира. Если бы фокус с жужжащей трубкой продемонстрировал какой-нибудь колдун – это было бы нормально. Только колдуном носатый не был. Иначе мы бы просто не вошли в его квартиру, да и шансов подраться с ним не было бы никаких.

Выйдя из ступора, я ощупал ребят – дышат, уже хорошо. Видно, что-то усыпляющее-парализующее. В принципе, винить носатого трудно, не знаю, что бы я делал, ввались ко мне в квартиру восемь здоровых мужиков. Спрятался бы под кроватью?

Рядом прошуршал призрак. Значит, за пацанами скоро пришлют… Осмотрев в последний раз квартиру, я выскочил вслед за Алехиным. Знание схемы проходных дворов – большое преимущество в преследовании всяких носатых субъектов незнакомых с городом. Погоня стремительно выкатилась с Рейтерской, значит, жужжащая штуковина снова пускалась в действие, просто так мимо гвардейцев не пройдешь. Преследователи и преследуемый проследовали мимо комендатуры, вызвав приступ веселья у караула, и нырнули на родную Прорезную. (Может сменить место жительства?) Арбалетчики пока молчали, видимо Яковлев надеялся взять носатого живым. Да и убивать его, было, в общем-то, не за что.

Носатый снова взялся за старое: поднял трубку на уровень глаз и нацелил ее в сторону приближающегося Алехина и отставших на несколько шагов гвардейцев из резерва. Снова раздалось жужжание стаи мух, и на этот раз Алехину не удалось уклониться от встречи с действием нетутошнего прибора, что вряд ли должно было добавить оптимизма носатому. С одной стороны его уже фактически достали отставшие от Алехина гвардейцы, а с другой – взявшие его на прицел арбалетчики явно теряли терпение. Да и я уже тоже был недалеко, а шанса своего я обычно не упускаю.

Мы все были рядом. Поэтому предельно четко видели то, чего бы предпочли не видеть никогда. Один из нас и не увидит. Потому что ему пришлось это еще и почувствовать. Бледно-красная лента вылетела из подвала дома, рядом с которым находился носатый. Она обернулась несколько раз вокруг него, подняла в воздух и со свистом втянулась в подвал. Я знал, что это было. Еще через минуту, об этом узнали и окружающие, когда улицу залило этакое безобидное урчание. Надо же, а урчалки-то, оказывается, промышляют не только насекомыми. Я вспомнил, сколько раз проходил мимо этих казавшихся безобидными тварей. Остается только гадать, почему я не был схвачен и сожран. Может они местных не трогают?

Обидно: ведь я уже вышел фактически за спину чужака и мог через секунду подлейшим образом ударить его по затылку. Думаю, если бы он знал, что его это ждет, он бы тоже предпочел получить головную боль.

Гвардейцы тем временем вытягивали из подвала двух здоровенных ежиков. Так выглядели урчалки после залпа арбалетчиков. Освобождать чужака не было смысла – урчалки ко всему еще и ядовиты

Глава девятая

Легенда о Мокаше

Мне кажется, по поводу действия, которое равно противодействию, Ньютон что-то напутал

Из предсмертной записки невинно осужденного на смертную казнь

По городу прокатилась кампания по уничтожению урчалок. В квартире носатого обыскали каждый сантиметр и не нашли ничего, кроме газеты и денег. С учетом того, что на деньги я не претендовал, газету мне разрешили забрать. У нас газет не выпускают. До того факта, что это именно газета, я дошел своим умом, спасибо маме с папой – старинных книжек в родительском доме достаточно для создания иллюзии обладания эрудицией. Да-да, я даже знаю слово «эрудиция». А вот прочесть эту газету я бы не смог при всем желании. Нынче легче найти переводчика с языка птиц, чем знатока английского. Почему английского – не знаю. Я решил, что газета была английская – точно не китайская, у тех буковки другие. Наверное, у кого-то сохранились словари, хотя вряд ли. В первую зиму после Большого Баха жгли всё, что горело. То, что у нас в семье сохранились книги, объясняется маниакальной любовью деда к томикам в мягком и твердом переплете, а главное – умением их прятать.

Сейчас книги на вес золота. У нас в городе вообще какая-то необузданная страсть к чтению и книгам. Трудно объяснить чем это вызвано, быть может это тоже своеобразная мутация?

Ценнее текста была картинка довольно неважного качества, на которой были изображены двое. Мужчина и женщина, явно за сорок, улыбались с газетного листка прямо мне в лицо. Они держали в руках кусок ткани, которая мне что-то очень сильно напоминала, а большие буквы заголовка гласили «IMPOSSIBLE». Алиса признала в парочке на картинке своих квартирантов. Кто знает, быть может, о них тоже позаботились урчалки. А завтра об Алисе позаботятся на Лысой горе.

Мой первый же заказ закончился полным провалом. Мало того, как ни крути, но и смерть одного из чужаков на моей совести. Смерть ужасная и абсолютно бессмысленная. Чужих видело полгорода, но – только один день. Прошвырнувшись по продуктовым лавкам и накупив снеди на месяц вперед, они совершили марш-бросок по мастерским скупив всяких материалов и орудий труда, после чего как в воду канули. Ну, тут как раз все сходится – легли на дно и теперь дожидаются, когда шумиха стихнет. Одно непонятно – куда так удачно могли «лечь» люди, впервые попавшие в город?

С улицы донесся характерный стук костыля. По всей видимости, это Григорян шкандыбает, дабы почтить меня своим присутствием. Два дня назад я оставил ему записку в развалинах консерватории. Вот такая у нас система связи. От консерватории осталась только колоннада и мраморный подоконник у бывшего служебного входа. Этот подоконник и служит нам почтамтом. На чудом сохранившейся мраморной плите всегда разбросано несколько сотен записок. Расположенные в центре города развалины «консы» – хотя бы раз в два-три дня обязательный пункт маршрута каждого, кто стал клиентом этой бесплатной почтовой службы, В записке я пообещал угостить Григоряна пивом, что давало стопроцентную гарантию его прихода. Григорян – городской сумасшедший и единственный в городе производитель, а значит, и поставщик бумаги. Чудо-агрегат, работающий на угле, перемалывает коноплю, а затем ее прессует. Раньше всю бумагу привозили с юга. Благодаря Григоряну мы обрели бумажную независимость. Другой бы на его месте стал одним из городских магнатов, переехал в большой дом, обзавелся охраной, любовницами и, быть может, построил бы трубопровод до ближайшего пивного заводика. Но все эти «бы» остались нереализованными, Григорян оставался таким же полунищим и полусумасшедшим инвалидом. Половина правой ноги Григоряна представляла собой деревянный протез с металлической набойкой – одна из жертв на его личном пути к вершинам технического прогресса. В тот злосчастный день он испытывал собственноручно изготовленную мортиру. Орудие взорвалась, гвардия перестала присматривать за Григоряном, протез обрел хозяина. Любое огнестрельное оружие в наши дни взрывается. Как правило, еще до первого выстрела. Думаю, это какое-то заклятие, которое ведьмы наложили на порох. Хорошо это или плохо, зависит от того, будете вы кого-то держать на мушке или же этот кто-то – вас. Точно можно сказать одно: благодаря этому работа военного требует больших физических усилий.

Бочонок был осушен наполовину, прежде чем Григорян обрел способность делать паузы между актами глотания и нового всасывания.

– Рассказывай, Алекс, споить меня этим количеством пива тебе все равно не удастся.

Что правда, то правда, пьянеет Григорян только от запаха – от запаха машинного масла и горячего металла. По счастью, у меня не водится ни то, ни другое.

– Старик, мне нужна твоя научная консультация, плачу оставшимся пивом, идет?

Я ничем не рисковал – второй бочонок Григорян уже заметил и без него не уйдет:

– Идет! – Его здоровая нога одним точным движением отправила бочонок подальше от меня и поближе к себе. В том, что касается пива, Григорян не доверял никому.

– На самом деле, я хотел с тобой поболтать о Большой Стене.

Передо мной лежал образец целлюлозной продукции Григоряна – лист бумаги неопределенного цвета. На нем я и набросал картинку, которую мысленно рисовал себе уже четыре дня.

– Вот Стена, – я начертил линию, пересекающую весь лист, вот мы, а вот остальной мир. – Слова «МЫ» и «ОНИ» я начертил по сторонам от линии. – А теперь я тебе говорю, что минимум три человека оттуда попали к нам сюда, при этом Стена как стояла, так и стоит. Как, Григорян, скажи мне, как это может быть?

Кажется, я переусердствовал. Григорян решил, что я его подозреваю в диверсии. Попытавшись отодвинуться от меня и в то же время остаться рядом с пивом, он немного заикаясь залепетал: