Флот нашей родины - Коллектив авторов

образованные для торговли с Россией английские компании, получив от царя торговые льготы и основав в Нарве торговые дома и склады, сделались постоянными участниками нарвской торговли. Вслед за английскими судами по нарвскому пути двинулись голландские, шотландские, французские, испанские и др.

Опасаясь конкуренции, англичане пытались добиться от Ивана IV такой же монополии в нарвской торговле, какую они имели в Белом море; однако, царь желал, чтобы Нарва была общеевропейским портом, и домогательства эти отклонил.

Предметами нарвской торговли были: корабельный лес, воск, лен, пенька, сало, кожи, меха, взамен чего иностранные корабли привозили соль, пряности, бархат, шелк, ткани, напитки; при этом ежегодный доход казны с нарвской торговли значительно превышал пошлинный сбор с беломорской.

Успехи нарвской торговли, производимой сотнями иностранных судов за навигацию, чрезвычайно обеспокоили Польшу и Швецию, ясно видевших, что Иван Грозный, опираясь на Нарву, очень быстро расправится со слабой Ливонией и распространит свои владения по всему побережью Финского и Рижского заливов. Польша и Швеция повели ожесточенную борьбу против нарвской торговли.

Между тем, московские войска в течение трех лет, разгромив силы ордена, захватили большую часть Ливонии.[1] Не имея сил для дальнейшего сопротивления, Ливония, в лице ее феодальных правителей, не желая сделаться московской провинцией, в начале 1562 г. распалась, поддавшись по частям соседним государствам: Лифляндия с Ригой отошла Литве, Эстляндия с Ревелем — Швеции, остров Эзель — Дании, а Курляндия признала себя в ленной зависимости от польского короля.

Новые хозяева потребовали от Ивана IV очищения занятых им областей от войск, и после его отказа ливонская война превратилась в войну Москвы с Литвой и Швецией, затянувшуюся на двадцать с лишним лет.

При этом во всех перипетиях борьбы с обоими противниками, происходившей на сухопутном театре, «нарвский торговый путь» до потери Иваном IV Нарвы в 1581 г. являлся одним из стержней борьбы, вокруг которого с особенной яркостью выступала истинная подоплека войны — боязнь утверждения Московского государства на Балтийском море и неизбежно вытекающего отсюда роста его экономической и военной мощи.

Вот что писал в этот период польский король Сигизмунд II английской королеве Елизавете: «… еще раз подтверждаем, что московский царь ежедневно увеличивает свое могущество приобретением предметов, которые привозятся в Нарву; сюда привозятся не только товары, но и оружие, до сих пор ему неизвестное; привозят не только произведения художеств, но приезжают и сами художники, посредством которых он приобретает средства побеждать всех. Вам не безызвестны силы этого врага и власть, какою он пользуется над своими подданными. До сих пор мы могли его побеждать потому, что он был чужд образованности, не знал искусств, но если нарвская навигация будет продолжаться, что останется ему неизвестным?»

Все без исключения считали, что «нарвское плавание» угрожает общим интересам прибалтийских государств, что Нарва — ключ к Ливонии, который необходимо отнять у русских. «Без Нарвы русские не страшны, с потерей Нарвы они лишатся главной своей опоры на море».

О том, что мысль о создании собственной морской силы неоднократно возникала у Грозного, можно видеть именно из тех постоянных домогательств московского правительства о пропуске в Россию специалистов морского и военного дела — мореходов, корабельных мастеров, такелажников, литейщиков, пушкарей и пр.

Однако, большей частью попытки эти кончались неудачей: опасаясь знакомства русских с военным и морским искусством Запада, европейские соседи России круговой порукой обязывались не допускать в Москву никаких специалистов и ремесленников. И если в это время в Россию все же проникали мастера разных воинских дел, то в одиночку и в очень ограниченном числе.

Таким образом, стремление московского правительства использовать Нарву не только в качестве торгового порта, но и базы для создания военного флота, может считаться фактом, имевшим место.

К сожалению, подробных сведений о заведении собственного флота мы не имеем. Отсутствие достаточного числа иностранных и русских морских специалистов и технической базы ставило преграды для постройки и вооружения морских военных кораблей. Этим в основном и следует объяснить, что Иван Грозный решил в этом деле итти другим путем — путем создания наемного каперского флота.

Это было тем легче, что океаны и моря в то время были полны корсарскими организациями, члены которых охотно нанимались на службу к правительствам и государям, в них нуждавшимся.

Не было недостатка в корсарах и на Балтийском море, где польско-литовские каперы ловили суда, торговавшие с Нарвой, а Швеция, воевавшая в это время с Данией и Любеком, преследовала морскую торговлю последних, которые, в свою очередь, высылали своих каперов против шведской торговли.

Борьба с Польшей и Литвой, стремившимися нанести удар и Нарвской торговле, заставила Ивана Грозного прибегнуть к созданию наемного каперского флота для борьбы против польской морской торговли и защиты нарвского пути.

Желающие поступить на службу к московскому царю нашлись быстро и, по свидетельству ряда исторических документов, в 1569 г. на торговых путях Балтийского моря уже появились первые московские каперы.

Главным из них, с правами начальника, являлся уроженец Дитмарсена некий Карстен Роде,[2] по всем данным — профессиональный корсар, который в начале 1570 г. получил от Ивана Грозного специальную «жаловальную грамоту» (каперское свидетельство), в которой царь, ссылаясь на морские разбои поляков и жалобы на них многих соседей, ведущих торговлю морем с Московским государством, заявляет, что решил на будущее время защищать свою морскую торговлю от польских каперов, которые «разбойным обычаем корабли разбивают, товары грабят и из многих земель в наше государство дорогу торговым людям затворяют». Принимая Карстена Роде на свою службу, Иван IV уполномочивал его действовать против «польского короля, его подданных, союзников и пособников», преследуя огнем и мечом в портах и в открытом море, на воде и суше не только поляков и литовцев, но и всех привозящих к ним или отвозящих от них товары, припасы и пр.

Грамота, представляя собой каперский патент, являлась чрезвычайно важным документом, обеспечивающим каперам не только легальное положение, но и возможность базироваться на порты нейтральных или дружественных Москве государств для ремонта, пополнения запасов, отдыха, а также и для укрытия от преследования сильнейшего противника. Отсутствие патента ставило капера в ранг морского разбойника и влекло за собой, все вытекающие отсюда последствия.

Из дальнейшего мы увидим, что неожиданное появление московских каперов в Балтийском море вызвало такое возмущение всех противников Москвы, что никто из них не желал признать в них легальное средство борьбы, квалифицируя их только как «морских разбойников» и требуя применения к ним соответственных мер, начиная с лишения права убежища и стоянки в нейтральных портах.

Таковыми в данном случае являлись порты Дании, государства, дружественного Москве и хотя не воюющего с Польшей,