Советник - Екатерина Лесина

возраста, но… она ведь не одна.

- Я слово дал!

- И никто с тем не спорит. Де Варрены всегда держат слово, - почему-то в словах баронессы почудилась насмешка. – Однако сейчас особые обстоятельства. И да, ты ведь не обещал, что она будет первой женой.

- Чего ты хочешь?

- У моего дорогого брата остались две дочери.

Наследницы.

- Старшая уже в нужном возрасте и вполне способна произвести дитя. Да и сама девушка мила, скромна, воспитана.

- А еще имеет права на замок? Так?

Баронесса пожала плечами. Мол, лишний замок в хозяйстве всегда пригодится.

- Мама… это просто…

- Невозможно, - подал голос Миха, за что и получил недовольный взгляд. – Слишком близкое родство.

Джер выдохнул и с явным облегчением.

- Мой отец взял в жены свою кузину, а до того его отец…

- Именно. И если Джер последует их примеру, то дети его родятся уродами, - Миха поднялся. – Если вам так охота его женить, то пускай. Но выберете уж тогда кого-нибудь… поздоровее, покрепче и не близкую родственницу.

Сказал и удалился.

Быстро.

Пока баронесса не пожелала еще какого-нибудь совета испросить.

Во сне Винченцо снова горел. Жар исходил изнутри, грозя испепелить, и кажется, легкие плавились, ребра готовы были потечь раскаленным металлом. И когда он уже почти-почти вспыхивал, чтобы превратиться в пепел, сон отступал.

И Винченцо осознавал себя, настоящим, лежащим в постели, промокшей от его пота.

Он хватал воздух губами и давил в себе крик.

Снова.

И опять. И даже когда он честно пытался удержаться на грани, все равно засыпал, выпуская огонь из-под контроля. А потом просыпался.

И в очередной раз он просто повернул голову, вцепившись в подушку зубами. Именно тогда на лоб легла ледяная ладонь.

- Плохо? – темнота скрывала Миару, но Винченцо узнал её голос. И едва не расплакался от облегчения, от осознания, что он не один. – Ты горишь весь. Лихорадка?

Рука не убиралась, и держала его в сознании своим холодом, силой, что пробиралась сквозь нее. Винченцо закрыл глаза.

В груди болело.

Тело болело.

Особенно ноги. Сейчас он ощущал их, каждый треклятый осколок кости, который составили, притянули силой к другим, но не срастили.

Рука убралась.

- Не уходи, - если бы он мог, он бы поймал Миару. Усадил бы рядом. Просто так. Просто, чтобы сидела. Но сил не было даже на то, чтобы приподняться.

- Куда я от тебя уйду, - её рука скользнула под голову. – Это просто лихорадка. Ничего серьезного. Тело слишком пострадало, вот и отвечает. Пей.

В рот полилось что-то горькое и мерзкое до того, что каждый глоток приходится делать усилием воли. Но он глотает. Лишь бы не ушла. Лишь бы задержалась, пусть даже ненадолго.

- Ты…

- Я сейчас, - она сняла одеяло. – Ты весь вымок. Надо раздеться. Будет неприятно. Повязки тоже сменю, насквозь… вот почему ты просто не сбежал, а?

- Н-не знаю, - от горечи губы онемели. И язык с ними.

Миара стянула с него рубашку, и это тоже было больно. Кожа, кажется, натянулась, и Винченцо ощущал её, тончайшую пленку, готовую лопнуть.

- Давай-ка… нет, простынь я с тебя не стяну.

- Позови.

Должны быть слуги. Рабы. Кто-то, кто поможет.

- Позову, - ладонь снова коснулась лба. – Ты только не вздумай…

Он не дослушал, опять проваливаясь в наполненную болью и огнем бездну. И в ней уже почти сгорел. Привычно даже, если подумать. Правда, на сей раз пламя обнимало нежно, лаская, и боль сгорала раньше, чем сам Винченцо.

Она отступала потихоньку, оставляя место для странных мыслей.

Он глава рода?

Может стать, если захочет… хочет ли? Когда-то мечтал. Робко, потому что это были очень опасные мечты. Узнай кто о них, и Винченцо не дожил бы до рассвета. Сейчас он, кажется, тоже не доживет, а потому можно мечтать смело.

О том, как он вернется в город.

И главный смотритель башни поклонится, признавая право. И как он войдет в эту башню, поднимется по лестнице, уже не презренный бастард, один из многих, а как глава великого рода.

- Глава, глава… пей, - донеслось сквозь пламя. – Будешь сжимать зубы, я их тебе выбью.

Она всегда отличалась заботой и нежностью.

Миара.

Бледная девчонка в темных одеждах.

…иди сюда, я тебе что-то покажу. Видишь?

Птица на ладони. Махонькая. И перья радужные. Такие есть у невесты старшего брата. Их привезли в золотых клетках и Вин смотрел, как одну за другой клетки вносят в башню.

- Откуда она?

Миара смотрит с жалостью.

- Болела. Вот и выбросили. А я взяла и теперь у меня будет своя птица, - она гладила хрупкое тельце осторожно. – Хочешь потрогать?

Вин прикоснулся к лазоревым перьям. И птица чуть дрогнула. Было слышно, как мелко и часто стучит её сердечко.

- Только ты никому не говори, - Миара прижала сложенные вместе ладони к груди. – А то отберет. Она мне не нравится.

Вин кивнул на всякий случай. С Миарой лучше было соглашаться. Да и будущая супруга брата ему тоже не слишком нравилась. Красивая, конечно. И богатая. С ней пришел целый караван големов, груженых не только клетками. Уже целый день рабы только и делают, что вносят в башню вещи.

Мебель.

Кованые заговоренным железом сундуки. Зеркала столь огромные, что одно даже не прошло по лестнице и пришлось поднимать через окна.

Птица шевелится в руках Миары.

- Мы пойдем, - говорит она. – Ты… потом… вечером загляни. Хорошо?

- Я принесу тебе яблоко.

Миару наказали. Вин не знал, за что. Это и не было важно. Наказывали часто, его едва ли не чаще прочих, но сегодня – редкий случай. Он заслужил награду.

Вечером.

Он вернется вечером. Он знает, как пробраться на пятый уровень, где покои Миары. Не только её, конечно, но остальные ему мало интересны.

И пробирается.

А она плачет.

- Птица? – Вин сразу понял, в чем дело. – Это не я! Силой клянусь.

- Дурак, - Миара мигом успокоилась.

Она уже понимала, что слезы нужно прятать.

- Это все Хейхо, служанка… донесла… и не отцу… ничего, я ей устрою… им всем устрою.

Вин протянул яблоко. Удалось стащить два, но одно он сразу съел, а второе вот отдал.

- Спасибо, - Миара вытерла почти сухие щеки. – А она её убила.

- Кто?

- Эта тварь,