Пётр Адамович Валюс (1912-1971 гг.) Каталог Живопись, графика - Валерий Петрович Валюс

в своих силах.

Но тут случилось непредвиденное – началась война. Пётр Валюс как инженер-строитель был мобилизован на строительство оборонительных рубежей. Некоторое время работал в лесу, заготовлял топливо для Москвы. Семья его была эвакуирована на Волгу, в место, казавшееся поначалу безопасным. Пётр переехал к родителям, остававшимся в столице. Москвичи в ту пору голодали, мёрзли, в 1942 году умерла от недоедания мать Петра. Василий Перегудов был в действующей армии. Его письмо в 1942 году из-под Сталинграда оказалось последним…

В 1947 году, когда послевоенная жизнь в Москве боле или менее стабилизировалась, супруги Валюсы одновременно оставили свои службы, решив, что пришло время стать "свободными художниками". Шаг был рискованный, если учесть, что у них был ребёнок и помощи ждать было не от кого. Но стремление к искусству было сильнее рассудка, не они первые, не они последние. Несколько лет они перебивались "с хлеба на воду" (как, впрочем, в разные времена и в разных странах частенько перебиваются начинающие художники), но целеустремлённость, безусловная одарённость, взаимная поддержка и умение жить, довольствуясь малым (в материальном плане) – всё это в совокупности дало возможность овладеть новыми профессиями. Потихоньку Петру стали поручать оформление, а позже и иллюстрирование книг в московских издательствах, а рассказы его жены изредка передавать по радио и даже иногда печатать в журналах.

Конечно, книжная графика, это было не то, о чём мечтал Пётр.

Но она давала возможность зарабатывать на жизнь и оставляла время для занятий живописью. Время от времени Пётр посещал разные студии, где рисовал, используя натуру, много времени проводил в музеях и в Московском Кремле, где хранятся древние иконы…

Валерий Валюс

Отрывок из статьи, опубликованной в журнале"Континент", № 16, 1978 г.

Картины отца

Тонкий желтый контур в середине картины погас. Исчез стержень, центр композиции. Осталось только светлое струящееся пустое место. Вы опускаете в него ладони, чтобы зачерпнуть немного этого легкого света себе на память – ведь не зря же всё это было, – чтобы посидеть, например, при нем вечером, как при свечах, в тепле своего жилья. И вдруг замечаете, что зачерпнули не пригоршню, а всё целиком, то, что охватил взгляд и ум. Вы со стыдом поднимаете глаза и видите, что всё осталось, как было. Картины и легкий свет пустоты на прежнем месте. Вы перестраиваетесь, осваиваете новую реальность в вашей жизни – умершего человека. Втягиваетесь в водовороты повседневных тревог, чтобы вновь вынырнуть из них со своим простым вопросом о себе: «Как же? Как же быть-то?» И медлите, медлите среди картин. Вы же знаете, что видели ответ. Может быть, в Начале, посмевшем быть, может быть, в осознанном Конце, может быть, где-то в середине, или не в середине, а в промежутке, в цветах, написанных после операции, но перед «Концом», в конце лета – начале осени 1970 года, наверное, даже не в цветах, а в самой осени, прозрачной, как после дождя, возможно, и правда после дождя, солнечной и последней.

Памятник

Памятник Петру Валюсу на Донском кладбище в Москве.

Памятник работы художника Евгения Андреевича Додонова. Они дружили с Петром Валюсом.

В.П.Валюс.Доклад

на Первой международной научно-практической конференции «Научное искусство», МГУ, Москва, 2012.

От картин к пониманию реалий системы культуры.

Существует не только очевидное. Ученым приходится ставить эксперименты, создавать специальные условия, при которых становятся заметными явления, в обычных обстоятельствах себя не проявляющие. Причем существенные явления. Хотя они могут быть и не заметны в обыденности.

Об одном таком эксперименте я и хочу рассказать. Можно сказать, что судьба поставила его на мне. Опишу условия:

Мой отец был художник – Валюс Петр Адамович (1912 – 1971гг.)

Несколько слов о нем:

Родился, жил и умер в Москве. В 35 лет бросил инженерию и посвятил себя живописи. Зарабатывал оформлением книг. Как живописец выпрямился в полный рост в 50 лет и оказался вне рамок соцреализма, где-то в сферах, которые можно описывать словами: экспрессионизм, эмоциональное воздействие цвета, исповедальность, творческое противостояние идеологическим нормативам.

При жизни у него было 2 выставки у ученых. Одна 3-дневная в Институте им. Несмеянова, другая 10-дневная в Институте атомной физики им. Курчатова. И еще одна в подвале его мастерской. Он ее получил незадолго до смерти и работать в ней уже не мог. За 2 месяца до его смерти мы с матерью и друзьями повесили на стенах его картины и открыли двери для зрителей. Сначала каждый день, потом раз в неделю. И так 4,5 года, пока власти не отобрали мастерскую. Примерно за это время там перебывало 50000 человек. Без рекламы. Без спонсоров. Так я стал пиарщиком – показывал картины людям.

Особенностями эксперимента являются:

Неофициальное признание. Т.е. их гуманитарная ценность доказана.

Невозможность сделать их конъюнктурными либо товарными. Они уже написаны.

И длится этот эксперимент уже 40 лет. За плечами около сотни выставок. После моей эмиграции в 1977 я устраивал его выставки на Западе, а после 90-го года снова в России.

Данным докладом я не пытаюсь устроить их судьбу, я рассказываю о системе культуры, что я узнал о ней.

Цель показа картин зрителям.

Ну, это такая пища для ума и сердца зрителей. Некоторым людям она нужна. Тут стоит посмотреть внимательнее. Поскольку у искусства бывает много функций.

Возьмем пример. Один художник написал когда-то портрет женщины. На картине она не слишком открыто улыбается, возможно, не может отмахнуться от каких-то задних мыслей. Впоследствии картина бесконечно много раз была репродуцирована по всему миру, множество людей ломало себе голову над ее улыбкой, прикидывали на себя, сами то они как улыбаются, как Джулия Робертс или как Мона Лиза. И почему. Казалось бы, картина дала для умов и сердец пищу по максимуму. Выработала свой ресурс. Но, не подешевела при этом. Однажды ее привозили в Москву. Конечно, я знал ее по репродукциям. Пошел смотреть на оригинал. Запомнил очередь в Пушкинский музей. Она была похожа на очередь в мавзолей. Очевидно, что Мона Лиза – это не только пища для ума и сердца, но и что-то еще.

Некоторые иные функции живописи общеизвестны. Например, в обществах с тяжелыми политическими режимами одной из функций искусства является демонстрация людям, что всё в порядке, беспокоиться и грустить нет оснований. В ходу красивые пейзажи, обильные натюрморты, счастливые семьи, радостный труд, грандиозные достижения, портреты деятелей. Объяснить немцам, что такое социалистический реализм, очень просто: "Это то, что в вашем искусстве было при Гитлере".

Такое объяснение может кого-то возмутить. Мне все равно. Хотя признаю, что какая-то разница, наверное, существует.

Изображать и украшать жизнь можно не только в тяжёлых обстоятельствах. Спектр манер и тем при этом естественно расширяется. О других функциях картин я поговорю ниже.

Изначальные иллюзии.

В отношении картин отца я