Записки. Том I. Северо-Западный фронт и Кавказ (1914 – 1916) - Федор Палицын

Палицын видит и недостатки Николая II как Верховного главнокомандующего:

«Мы живем в положении, где нет хозяина. Творец этого положения при том, что должен быть хозяином, по личным качествам [не] может быть хозяином. Его ложное понимание природы войны, несомненно, влияет на то, что хозяин обезличивается, а приказчикам свободы не дают, ни в действиях, ни в замысле».

Однако, сознавая все плюсы и минусы этого шага, Палицын отмечает:

«…Что будет впереди, мы не знаем, но время для этой перемены выбрано неудачно для всего дела…. Но я имею чувство, что это не совершится. Я совершенно спокойно смотрю на это, ибо уверен, что перемены не будет и останется по-старому».

Он даже находит положительные стороны в этом решении: «Есть и выгоды, но они теоретического свойства: все органы государства будут, надо думать, работать иначе, но, повторяю, это теоретически. Зная людей и ход нашей жизни, я этого не предвижу. …Личное присутствие государя при армии, кроме добра и пользы, ничего принести не может…».

Правда, в рукопись позднее была добавлена авторская реплика: «Основательно ошибся!».

12 декабря 1915 года Ф.Ф. Палицын получает новое назначение и отправляется в распоряжение главнокомандующего Кавказским фронтом великого князя Николая Николаевича. Кавказский период в его жизни и службе отмечен соприкосновением с таким, как оказалось, неразрешимым клубком проблем, как тыловые и транспортные службы Кавказского фронта, Кавказской армии и Кавказского военного округа.

Конечно, прямое общение военачальников с войсками, участие в транспортном обеспечении ряда больших войсковых операций, если не изменили, то скорректировали ситуацию в лучшую сторону. И все же общая оценка остается не слишком радужной.

«Беря наших деятелей, которые стояли у руля хода событий, беря деятельность наших военно-гражданских учреждений, беря нашу интеллигенцию, совершенно не подготовленную ни школой, ни жизнью к борьбе за эту жизнь, я победоносного конца, такого, о котором говорили такие умные люди, как мои коллеги по Совету, не говорю об остальных и о газетах, – не вижу.

В 1914 году я высказался, что в лучшем случае война с подготовленной и воодушевленной Германией кончится ни то ни се. Главное – победа организованности, высшей культуры и техники должна совершиться на западе; но успех на западе будет низведен в общем бессилием на востоке. Странные слова, странные мысли. Народ, серый народ дал несоизмеримо больше, чем можно было после 1905–1906 ждать. Как всегда на войне бывает, всплыло нехорошее, но ярко и сильно выступило хорошее».

Будучи человеком, обладающим незаурядными аналитическими способностями и хорошо информированным о положении не только на всех фронтах, но и в стране в целом, Ф.Ф. Палицын мог по ходу развития ситуации делать выводы, раскрывающие смысл и взаимосвязь между событиями, в том числе и на политической арене, с учетом расклада сил между союзниками по Антанте и блоком Центральных держав.

Видимо, с учетом именно этих его качеств, ему было предложено следующее назначение.

30 сентября 1916 Ф.Ф. Палицын был вызван в Ставку Верховного главнокомандующего для получения инструкций, связанных с его новым местом службы – представителя российской действующей армии при штабе Главнокомандующего французскими вооруженными силами.

Это назначение оказалось последней должностью генерала Ф.Ф. Палицына в российской императорской армии. Именно во Франции он получил известие о Февральской революции, именно в Париже ему довелось узнать об установлении в России власти Советов, заключении позорного Брестского мира, отчаянных попытках Белого движения сохранить страну и, наконец, победе советской власти в гражданской войне.

Прибыв в столицу Франции как представитель Верховного командования, Палицын уже в который раз столкнулся с практически полным отсутствием прав и реальных полномочий при такой перспективной должности.

Его бывший подчиненный военный агент граф А.А. Игнатьев распоряжался всеми финансами, выделяемыми русским правительством для расчетов по военным заказам во Франции, и, по меткому замечанию генерала, «…денежный сундук был в его распоряжении, и он мог дать или не дать, …ибо для этого не было выработано правил. Те, которые его не признавали, в конце концов, все-таки должны были придти к нему».

Другой проблемой, с которой довелось столкнуться Палицыну во Франции, оказался Русский экспедиционный корпус с многочисленными вопросами размещения, комплектования и лечения раненых военнослужащих. И если французская сторона делала все, чтобы удовлетворить запросы русских союзников, то соотечественники вели себя, как капризные барышни, осложняя и так непростую обстановку.

Не меньше сложностей доставили своему представителю и бывшие соратники из Главного управления Генерального штаба, когда началось переформирование русских Особых бригад в дивизию:

«Наши обе бригады должны были развернуться в 2 дивизии. Я просил развернуть их по французскому образцу, что отвечало всем военным требованиям и важнейшему управлению. В декабре представил расчеты и просил, чтобы прислали только людей, а все остальное сделаем здесь, что будет удобнее, дешевле и скорей. Но канцелярия решила по-своему. Ей до условий обстановки и существенных интересов нет дела. Она делает по трафарету и, сделав, думает, что исполнила свой долг. От нее-то мы и гибнем, ибо канцелярии до жизни никакого дела нет.

Долго они в Петрограде рядили, и наконец наперекор всем представлениям решили создать одну дивизию с артиллерией, с обозами, с лазаретами и т. п., как для французского фронта, так и для Салоник».

Однако все эти сложности поблекли на фоне известия о вооруженном выступлении, получившем известность, как восстание в лагере Ля Куртен. Сопротивление восставших было подавлено при помощи союзников, но в деталях этого события, как в капле воды, отразились многие проблемы, связанные с пребыванием русских солдат на Западном фронте.

Палицын отмечал:

«Наши бригады были выброшены в чужую страну, как выбрасывают щенков в воду… Какой-либо организации и устройства вне войсковой зоны не было, и наши люди брошены были в госпитали с чужими людьми, не знающими ни нашего языка, ни потребностей, ни привычек наших людей…»

И дальше:

«Для многих из них я, однако, был ставленник царя и старый бюрократ. Нельзя же разубеждать массу. Но что для меня, старого солдата, было сильным и неисправимым ударом – это вся обстановка людей, их выражение, их отношение.

Я увидел других людей, совсем других, чужих по всему, и это было очень больно, и этим болею до сих пор».

В Париже генерал постоянно сталкивался с союзниками, у него появилась возможность получать информацию о ходе военных действий на Западе из первых рук и, соответственно анализировать ее. Проблема единого командования, отсутствие скоординированности в планировании стратегических операций, развитие военной техники и военной мысли, участие огромных народных масс в военных действиях и особенности национальной психологии воюющих сторон, возможные условия будущих мирных переговоров – эти и подобные темы нашли свое отражение в записках Палицына.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});