Метро 2033: Подземный доктор - Андрей Буторин

Были и другие две причины, по которым Игнатия и Мирона не особо тянуло в родное село. Рванули они два года назад по дурости в Устюг, посчитав, что Дед Мороз таких удальцов с радостью примет, да еще и Стёпика, юнца девятнадцатилетнего, от той затеи не отговорили… А после того, что из этого вышло, – как назад вернуться? И стыдно, и страшно. Ладно сами они – лишь разнорукими да разноногими стали, а Стёпика и вовсе не уберегли… То есть, парнишка вроде как совсем и не помер, но таким, каким стал, лучше ни сельчанам, ни даже родне не показываться: хоть те и сами мутанты, а такого всё равно не поймут. А когда узнают, чьи у Мирона с Игнатием новые руки-ноги, – хорошо если просто побьют… И какая радость домой топать – чтобы всё равно прогнали, а то и батогами забили?

Ну а второй причиной сам Стёпик и был. Ему тоже землянку вырыли, только большую и уже без всяких бревен сверху. Наоборот, бревенчатые перекрытия землей забросали, по ней – мохом; притоптали, умяли так, чтобы и рядом встать, а не увидеть, что внизу чье-то жилище. Вход сделали так, чтобы откидывался, когда внутрь надо попасть, а закрытый в глаза не бросался – груда сучьев да веток сухих, и только. Благо лес кругом, такого добра хватает.

Так вот, Стёпику здесь понравилось – жить вполне можно, посторонние нос не суют (хоть он и сам, конечно, стерегся), на Игнатия и Мирона, что не уберегли, обиду не держал (да и не было их вины, разве что не прогнали сразу, как он с ними в Устюг увязался). Опять же, теперь они как бы и братьями немножко стали, если то, что с ними приключилось, можно назвать братанием… В любом случае, было с кем словом перемолвиться, не опасаясь, что собеседники в штаны от страху наделают.

В общем, из-за Стёпика Мирон с Игнатием тоже никуда уходить не хотели: его и одного тут бросать не по-людски, и с собой не взять – тут и говорить не о чем.

Солнце уже скрылось за лесом, в темнеющем небе заморгали, проснувшись, первые звезды. Стёпик вот-вот должен вернуться.

Игнатий, по-прежнему голый по пояс, вынес завернутую в рубаху девочку из землянки. Очень уж ему не терпелось отправить ее поскорей – не потому, что мешалась, а из-за неожиданного для себя самого переживания за ребенка. Может, это было еще потому, что детей он уже больше десяти лет не видел и теперь в душе всколыхнулось что-то доброе и теплое, чего мужчина давным-давно не испытывал, забыл даже, что такое бывает.

– Ну, где он там? – пробурчал Игнатий, глядя в небо, которое так и не стало окончательно черным. Пора белых ночей уже прошла, но и для настоящих, когда темень так темень, по северным меркам было еще рановато.

– Не туды смотришь, – сказал вдруг Мирон. В голосе разнорукого мутанта слышалась неприкрытая радость – похоже, и он волновался за девочку. А может, не за нее, а за себя – хотел поскорее избавиться от опасной гостьи. – Вон, от реки порхает птичка наша.

Игнатий повернулся в сторону реки. На тусклом небе виднелось черное пятнышко – словно дырка в серой тряпке. И она заметно увеличивалась и приближалась, принимая очертания жуткого создания: широко раскинутые крылья, длинный хвост с похожим на рыбий плавник оперением на конце, еще более длинная, как змея, шея с маленькой треугольной головой, на которой поблескивали желтые точки глаз. Даже издали было понятно, что чудище было огромным, даже сравнить не с чем – не водилось ранее на вологодской земле ничего подобного.

– Летит, летит Стёпик, – облегченно выдохнул Игнатий. – Тока я вот што тебе скажу, Мироха: птичкой его не зови, обижается шибко.

– Ну так и ты Стёпиком его не называй – парню уж двадцать один годок сполнился, не малявка.

– Што не малявка – это уж точно, – усмехнулся коротконогий мутант. – Он теперя даже не Степан, а Степанище.

– Не смейся над парнем, то не его вина.

– Да я и не смеюсь. До смеха ли тута… По мне, так не знаю, што краше – совсем не жить, али как он…

Между тем существо, очень похожее на птеродактиля – чего, разумеется, не могли знать «шитые братья», спланировало на вырубку. «Птер» призывно рыкнул, вытянув лебединую шею. У ее основания виднелось нечто вроде упряжи из ремней, на которой висело широкое полотняное основание.

– Пустой сегодня, Степушка? – подошел к нему Мирон.

– Пус-стой, – басовито-свистяще ухнул «птеродактиль». – И меш-шок, и ж-живот. У реки, вон, мяс-са – аж-ж горы. Надо бы мне как-то с-себя побороть, да человечинку начать куш-шать – ж-жалко, с-скока добра пропадает попус-сту. И ведь нутро-то прос-сит, а мне вс-сё одно тош-шно.

– Были мы у реки, – кивнул Мирон. – «Дикие» на карателей напали, «галеру» спалили. Тока опосля те, кто не сгорел, дали нашим жару-то. Так друг дружку и покрошили. Ну, мож кто и убег, конечно, но больше сгинуло.

– Дурни они, твои «наш-ши», – пробасил Стёпик. – Теперя С-святая с-стока карателей приш-шлет, ш-што вс-се деревни вокруг пожжет в отмес-стку.

– Вот и я то говорю, – подошел к «птеру» Игнатий. – Ну да дело-то сделано, што уж…

– «Ш-што уж-ж»? – зашипело чудище. – Убиратьс-ся нам отс-сюда надобно. Ладно я улечу, коли ш-што, а вы как?

– Нас в мешке своем унесешь, аккурат поместимся. Тока это опосля перетрем-перемелем. А теперя, Степан, к Подземному Доктору дуй. Ты вот пустой, а мы с уловом.

Игнатий откинул край рубахи с лица девочки. Стёпик вытаращил огромные, с блюдца, желтые глазищи. Черные вертикальные зрачки расширились, став почти круглыми.

– Откель тако чудо?.. – утробно ухнул он.

– Вот как раз оттуда, – мотнул головой в сторону реки Игнатий. – Откель тамока взялась, того не знаем. Тока помирает она – четыре раза ножом ее пырнули. Ляксевна, как могла, кровь затворила, тока всё одно – не жилица, говорит. Так што поспешай, Степан, поспешай. Нагнись-ко, уложу ее… И шеей не тряси шибко, девчушка махонькая, выронишь.

– Так ремнем-то прис-стегни ее!

– Какое ремнем – у нее грудь вся истыкана. Не к шее ж ремень пристегивать. И так не выронишь, она, вон, и впрямь как в мешок легла. Лети, Стёпик, лети, родимый. Довези ее живой.

– А и не ж-живой довезу, так Подземный Доктор вс-сё равно порадуетс-ся, – злорадно оскалился обидевшийся, видимо, на «Стёпика» крылатый монстр.

– Пошто? – спросил заинтересовавшийся Мирон. – Куды ему с дохлятиной-то?

– Так девчатинкой зато полакомитс-ся, – заухал гигантским филином «птер». – Это я человечинкой брезгую, тока вот «архангельс-скому демону» вс-сё нипочем.

– Вот брехун, – сплюнул Игнатий. – Лети давай, трепло длинношеее!

– Ш-што, не вериш-шь? – замахал, готовясь к взлету, крыльями Стёпик. – А куды, думаеш-шь, твою ногу изувеченную Подземный Доктор дел? А Миронову руку? А мои… ос-статочки?.. Ну, понятно, с-свиту с-свою подкормил тож-ж. Но и про с-себя-то уж-ж вс-сяко не забыл.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});