Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чем вы нам можете служить? А тем, что мы просим вас принять во внимание наш протест против тех насилий над мирным населением и нарушений обычая войны, которые допускаются германской армией.
– Да, да. Вы это уже говорили, хорошо. Протест ваш принят. А по какому делу вы осчастливили меня своим визитом?
– Ах, ты. Господи! Да мы и пришли только за тем, чтобы заявить протест.
– И больше ничего?
– Ничего.
Посидели молча.
– Снег-то какой повалил, – сказал испанский посланник, поглядывая в окно.
– Да, погода нехорошая, – согласился германский министр.
– Говорят, когда зима снежная, то лето будет жаркое, – заметил итальянец.
– Да.
– Ну, – шумно вздыхая, встал с кресла американец, – посидели, пора и честь знать. Пойдемте господа, не будем мешать хозяину.
Распрощались. Ушли.
* * *Через несколько дней, выбрав свободные полчаса, снова зашли представители нейтральных держав в германское министерство иностранных дел.
– А-а, – встретил их министр. – Вероятно с протестом.
– Вы угадали. Германские зверства, и насилия все еще продолжаются, и мы протестуем…
– На этот раз – энергично! – подсказал испанец.
– Да! – поддержал итальянец. – Мы выражаем свой энергичный протест.
– А раньше был разве простой? – спросил германский министр. – Я думал, что энергичный.
– Нет… Тот, что раньше – был простой. А вот теперь так энергичный.
– Энергичнейший! – кивнул головой итальянец.
– Самый эдакий… что называется… ну одним словом, – энергичный! – пылко вскричал испанец.
– Хорошо, господа. Не присядете-ли? Что новенького в ваших палестинах?
* * *Соединенная комиссия из представителей нейтральных стран выезжала на театр военных действий.
Цель поездки была: зарегистрировать германские зверства и заявить против них свой протест.
Провожающие говорили:
– Господа уезжающие! На вашу долю выпала великая миссия: заявить энергичный протест против тех насилий и тевтонских зверств, которые все время допускаются по отношению мирного населения потерявшими всякую меру так называемыми «культурными» немцами. Эта культура – в кавычках!
– Браво, браво. Это очень зло сказано! «Культурные» немцы в кавычках! Метко, ядовито и бьет прямо в цель! Я думаю, ежели немецкому солдату бросить эту фразу в лицо, – ему не поздоровится!
– Итак, господа, – осветите перед лицом всего культурного мира…
– Культурного мира без кавычек!
– …Да, без кавычек. Пусть весь культурный мир, без всяких кавычек, узнает, что делают немцы в кавычках. Пусть эти кавычки, как несмываемое позорное пятно, будут гореть в немецком сердце!..
– В сердце, в кавычках!
– Верно, браво! Пусть пятно, без кавычек, горит в сердце в кавычках!! Пусть культура в кавычках содрогнется и опустит голову перед культурой без кавычек!
– Браво. А главное, господа, протестуйте всюду и везде, в кавычках и без кавычек!
Заклеймите сердобольное в кавычках отношение немцев в кавычках к раненым без кавычек и к пленным… тоже без кавычек!..
– Зло! Метко! Ядовито! Браво. Браво, без всяких кавычек, черт возьми!..
– Ну, едем, господа!
– До свиданья без кавычек!
– Берегите себя без кавычек против немцев в кавычках!
– Носильщик! Где тут, вагон номер семь без кавычек? Поехали.
* * *Члены международной нейтральной комиссии протеста против германских зверств приблизились к маленькой бельгийской деревушке и, отыскав лейтенанта, командовавшего отрядом, спросили его:
– Если не ошибаемся, ваши солдаты поджигают сейчас крестьянские дома?
– Да… жаль только, что плохо горят. Отсырели, что-ли.
– Зачем-же вы это делаете? Ведь никто вам сопротивления не оказывал, припасы отдали все добровольно…
– А вы войдите в мое положение: из штаба получился приказ: навести ужас на население. Как ни вертись, – а наводить ужас надо. Вот я и тово… навожу. Эй, вахмистр! Вели облить керосином те два дома, что стоят у оврага. Да, чтобы соломы внутрь побольше насовали.
– Слушайте, – сказал председатель нейтральной комиссии. – Мы горячо протестуем против этих ни на чем не основанных зверств.
– Да, – подтвердил секретарь. – Выражаем свой протест.
– Что ж делать, господа – философски заметил лейтенант. – У каждого своя профессия. У меня – поджигать дома, у вас – выражать протест. Виноват, не потрудитесь ли вы выйти из этого дома на свежий воздух?
– А что?
– Мы его сейчас тоже жечь будем.
– Как? Вы хотите и этот дом сжечь? Так вот же вам: мы выражаем свой энергичный протест!..
– Хорошо, хорошо. На свежем воздухе выразите.
– Мы протестуем против такого способа ведения войны в кавычках!
– Швунке! Солому в рояль! Динамитный патрон туда! Господа! Посторонитесь…
* * *Идя по деревенской улице, секретарь комиссии говорил председателю:
– А ловко я срезал этого немца: я, мол, называю ваш способ ведения войны способом в кавычках.
– Ну, это вы уж слишком. Конечно, он виду не показал, а втайне, наверное, обиделся. Нельзя же так резко… Что там такое? Что за группа у стены?!
– Глядите: связанные женщины и дети… Против них солдаты с ружьями… Прицеливаются. Надо бежать скорей туда, – пока не поздно.
Вся комиссия побежала.
– Эй, вы! Постойте! Обождите! Что вы такое хотите делать?
– Ослепли, что ли? Надо расстрелять эту рухлядь.
– Постойте! Одну минуту… Мы…
– Ну?..
– Мы… вы…
– Ну, что такое – мы, вы? В чем дело?
– Мы вы… выражаем свой протест против такого зверского обращения с мирным населением…
– Энергичный протест! – подхватил секретарь.
– А вы не можете выразить свой протест немного левее от этого места?
– А что?
– Да, что ж вы торчите между ружейными дулами, и этими вот… Отойдите в сторонку.
– Мы, конечно, отойдем, но тут же считаем своим долгом громко и во всеуслышание заявить свой протест…
– Энергичнейший! – крикнул секретарь…
– Пли!..
* * *Всякое самое удивительное, самое редкое явление, если оно начинает быть частым, сейчас же переходит незаметным образом в будничный уклад человеческой жизни, становится «бытовым явлением» (в кавычках).
И без этого бытового явления, без этого штриха, вошедшего в жизненный человеческий уклад, – становится как-то пусто… Чего-то не хватает, что-то будто не сделано.
Первые выступления нейтральной международной комиссии протеста на местах против германских зверств некоторым образом удивляли, сбивали с толку.
А потом все вошло в колею.
Запыхавшийся немецкий солдатик в сдвинутой на затылок каске прибежал в местечко, где содержались пленные и, отдышавшись, спрашивал:
– Не у вас ли, которая комиссия для протеста?
– У нас. Давеча долго протестовала, что, дескать, голодом морим пленных…
– Так передайте им, чтобы они сейчас же шли протестовать в деревню Сан-Пьер. Мы ее подожжем с четырех концов, а жителей вырежем.
– Опоздал, братец! Их тут уже с полчаса дожидается ординарец: приглашают протестовать против добивания раненых на поле сражения. Только что сорок человек добили.
– Эх, незадача!
– Да нешто без них, без комиссии-то, – уж и деревни не подожжете?
– Поджечь-то конечно, можно, да все как-то не то. Без протеста нет того смаку. Опять же для порядка…
* * *И работает доныне, работает усталая комиссия, не покладая рук и языка.
Дети
IЯ очень люблю детишек и без ложной скромности могу сказать, что и они любят меня.
Найти настоящий путь к детскому сердцу – очень затруднительно. Для этого нужно обладать недюжинным чутьем, тактом и многим другим, чего не понимают легионы разных бонн, гувернанток и нянек.
Однажды я нашел настоящий путь к детскому сердцу, да так основательно, что потом и сам был не рад…
Я гостил в имении своего друга, обладателя жены, свояченицы и троих детей, трех благонравных мальчиков от 8 до 11 лет.
В один превосходный летний день друг мой сказал мне за утренним чаем:
– Миленький! Сегодня я с женой и свояченицей уеду дня на три. Ничего, если мы оставим тебя одного?
Я добродушно ответил:
– Если ты опасаешься, что я в этот промежуток подожгу твою усадьбу, залью кровью окрестности и, освещаемый заревом пожаров, буду голый плясать на неприветливом пепелище, – то опасения твои преувеличены более чем на половину.
– Дело не в том… А у меня есть еще одна просьба: присмотри за детишками! Мы, видишь ли, забираем с собой и немку.
– Что ты! Да я не умею присматривать за детишками. Не имею никакого понятия: как это так за ними присматривают?
– Ну, следи, чтобы они все сделали вовремя, чтобы не очень шалили и чтобы им в то же время не было скучно… Ты такой милый!..
– Милый-то я милый… А если твои отпрыски откажутся признать меня как начальство?
– Я скажу им… О, я уверен, вы быстро сойдетесь. Ты такой общительный.
- Мадьярские отравительницы. История деревни женщин-убийц - Патти Маккракен - Биографии и Мемуары / Историческая проза / Русская классическая проза
- Надежное средство для самых отчаянных - Иван Александрович Мордвинкин - Русская классическая проза
- Трезвенник, или Почему по ночам я занавешиваю окна - Андрей Мохов - Русская классическая проза / Ужасы и Мистика
- Читаем дома с мамой. Для детей 3-5 лет - Коллектив авторов - Русская классическая проза
- Чувствительный и холодный - Николай Карамзин - Русская классическая проза
- Призраки дома на Горького - Екатерина Робертовна Рождественская - Биографии и Мемуары / Публицистика / Русская классическая проза
- Русский полицейский рассказ (сборник) - Коллектив авторов - Русская классическая проза
- Русский вопрос - Константин Симонов - Русская классическая проза
- Подставь крыло ветру - Элоа Одуэн-Рузо - Русская классическая проза
- Аэростаты. Первая кровь - Амели Нотомб - Русская классическая проза