Маркс и Энгельс - Галина Серебрякова

Они возвращаются к дому, позабыв об игре, обсуждая предстоящий отъезд в Бонн.

Карл обозревает будущее, университет, книги, как полководец — земли, которые хочет покорить.

— Я никогда не бываю удовлетворен. Чем больше читаешь, тем острее недовольство, тем ощутимее собственное незнание. Наука бездонна, неисчерпаема. Не власть, не внешний блеск придают смысл жизни, а стремление к совершенству, дающее не только эгоистическое удовлетворение, но обеспечивающее и благо человечества.

Юноша облекает в слова сокровеннейшие свои мысли.

— С вашими способностями вы, конечно, добьетесь всего, чего захотите, — говорит Женни.

Дойдя до террасы, они садятся на холодные ступеньки, продолжая говорить. Сад пуст. В доме танцуют, спорят, шумят.

— Я думаю, человек должен выбрать деятельность, основанную на идеях, в истинности которых он абсолютно убежден. Деятельность, которая дает больше всего возможностей работать для человечества, которая приближает к общей цели. Для достижения совершенства всякая деятельность — всего только средство.

Сила, которую Женни угадывает в своем собеседнике, вызывает в ней нежность.

— Я, — говорит девушка внезапно, положив руку на его плечо, — ваш верный, преданный друг, на которого всегда и во всем вы можете положиться. Я хочу увидеть вас большим, необыкновенным человеком.

Карл счастлив.

По дороге домой, на углу Брюккенгассе, юстиции советник спросил сына, в чем секрет его неожиданного веселья.

— Ты даже пел сейчас, — добавил старик хитро

Карл передал ему разговор на ступеньках террасы — то, что он нашел себе неожиданно первого настоящего друга.

— Тебе досталось, милый Карл, — сказал отец очень серьезно и раздумчиво, — счастье, которое приходится на долю немногим юношам твоих лет. Ты нашел достойного друга, старше и опытнее тебя. Умей ценить это счастье. Дружба в истинном, классическом смысле прекраснейшая драгоценность. Если ты сохранишь друга и останешься достойным его, это будет лучшим испытанием твоего характера, духа, сердца, даже нравственности.

В середине октября Карл уезжал в Бонн.

Проводы были короткими. Женни пришла к Софи в разгар сборов.

Из кухни в эти дни по всему дому разносился приторный запах печеного теста, корицы и лимона. Генриетта, снаряжая сына, пекла коржики. Меньшие дети, спотыкаясь о чемоданы, бегали следом за братом.

Карл не успел сказать Женни ни одного из собранных сотен слов о готовности защищать ее и помогать ей, о гордом сознании того, что она считает его достойным своего доверия, о святости дружбы.

Женни за истекшие недели тоже не говорила с ним больше так искренне и просто, как после игры в жмурки. Ей было стыдно своего порыва по отношению к семнадцатилетнему «ребенку», как она мысленно называла Маркса, чтоб охранить себя от иного чувства, кроме нежной преданности старшей сестры, старшего друга.

На прощанье, не ограничившись поклоном, она подала Карлу руку, как на выпускном акте в гимназии.

— Будьте счастливы, мой друг, — сказала она спокойно и ласково, уступая место Софи и Генриетте, наперебой забрасывавшим уезжающего бесчисленными хозяйственными советами.

Генрих Маркс долго безмолвно обнимал сына.

Наконец дилижанс, отвозивший Карла к речному причалу, тронулся.

Промелькнула вывеска книготорговли Монтиньи-якобинца, где столько часов провел Карл

Лодка, которая шла вниз по Мозелю, доставила Карла в Кобленц Там он пересел на пароход и 17 октября 1835 года прибыл в Бонн.

Дерзкие песни студентов нередко принуждают разбуженных ночью обывателей натягивать на уши перины.

Довольно грезить жизнь не ждет, —Должны ли мы покорно ждать?Пришла пора царям сказатьЧто жаждет вольности народ     Вперед же, юноши, вперед!

Пусть славный цех профессоровБумажной мудростью живетНам в путь пора, корабль готов,Рубите цепи — воля ждет     Вперед же, юноши, вперед!

Песня буравит стены, рвется из старых готических домов на улицу, пронизывает осенний воздух

Студенты молоды, хмельны, уверены в будущем.

По приезде в Бонн Карл поспешил осуществить давнишнее желание — увидеть и послушать одного из вожаков романтической школы Август Вильгельм Шлегель читал о Гомере Карл пришел на лекцию незадолго до начала Его уязвила пустота холодного зала Разве Шлегель пережил свою славу?

Следом за слугой, несущим графин с водой, в лекционный зал входит Шлегель. Немногочисленные слушатели откидывают парты. Карл жадно разглядывает его. Так вот каков знаменитый переводчик Шекспира. Вместо степенного старца на кафедре щеголь неопределенного возраста. Под яркой кудлатой шевелюрой густо напудренное бритое лицо с большим носом Во всем облике старика — отпечаток французской моды.

Надломленным, жидким голоском Шлегель обращается к слушателям с приветствием Карл напряженно вслушивается Шлегель говорит по-латыни.

В полупустом зале стелется гладкая латинская речь Старик читает «Одиссею», дает ей восторженную оценку и сопровождает все это историческими пояснениями

Студенческое землячество уроженцев Трира было ничуть не менее отважным, нежели другие, тайно существовавшие в бонне корпорации Трирцы слыли щеголями, мотами, неукротимыми спорщиками и драчунами Между ними особым почетом пользовалось несколько буянов с искалеченными рапирами физиономиями.

Хотя университетский курс длился 3–4 года, последыши студенческой вольницы проводили в Бонне по 7–8 лет.

На первом семестре Карл был зачислен ими в разряд «щенков», подобно всем начинающим студентам. Он не мог похвалиться ни одним шрамом, ни одним увечьем.

Несмотря на неустанную слежку педелей, которых при университете было великое множество, трирцы чтили дуэль Маркс узнал, что меткий удар рапиры ценится не ниже словесного отпора в долгих литературных спорах, не меньше, чем удача в картежной игре и уменье, не морщась, сорить деньгами или лихо пить не пьянея. Ему ли бояться доносчиков, шпиков-педелей, всей этой горе-гвардии старого ханжи, судьи фон Саломона, прозванного Саламандрой. Отсидка в карцере — почет для студента, признание его удальства, орден за бесстрашие.

Чтобы подготовить себя к неизбежным дуэлям, Карл начал посещать поединки. «Щенки» допускались на место схватки лишь в награду за выполнение разных услуг. Они относили рапиры, принадлежащие всему землячеству, к точильщику и с большими предосторожностями доставляли их обратно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});