По следам призрака - Фаниль Галеев

Длилось это минут двадцать, не меньше. А потом, как и полагается, все стало на свои места. Я, как следователь, деликатно разъяснил Мухарлямову возникшее в отношении него подозрение, права подозреваемого во время следствия, а он, убедившись, очевидно, в соответствии всего происходящего нормам уголовно-процессуального законодательства, поостыл и обронил уже тихо, беззлобно: «Так бы сразу и сказали, а то таким вопросом и прямо в лоб…»

Дальше дела у нас пошли вроде получше. Мухарлямов рассказал мне о том, что, разъезжая по городу на своем «Москвиче», встретил девушку, которая понравилась ему, посадил ее в машину и повез, как он сказал, «куда глаза глядят». Девушка назвалась Насимой, рассказала, где работает, живет. Он в свою очередь поведал ей о себе. В разговорах они провели немало времени, побывали в кафе, кинотеатре, а вечером поехали к ней, Насиме.

Далее, все более успокаиваясь, он рассказывал о том, как пришли в комнату Насимы, как пили вино вместе с ее подругой, шутили и смеялись…

Я слушал его и ждал. Ждал момента, когда кончится это наигранное простодушие и начнется вынужденное лукавство. Момент такой должен наступить рано или поздно.

Мухарлямов уже говорил о том, как закончилась их встреча, как Даутова стала провожать его. И тут…

— Все было так хорошо, но дальше произошло неожиданное… — начал он сокрушаться, ощупывая меня испытывающим взглядом. — Я уже открывал дверцу машины, чтобы уехать, а она заладила: отвези да отвези меня в город… Я пытался отговорить ее. Было поздно. Да и она уже начинала чуть пошатываться… Но девчонка оказалась несусветной упрямицей!

Последнюю фразу Мухарлямов произнес с раздосадованной, если не злой улыбкой, и это уже второй раз за время нашего разговора наводило меня на подозрения. Упрямство девушки крепко запало этому человеку в душу, даже сейчас вызывало нескрываемое раздражение. Именно упрямство…

А Мухарлямов все продолжал:

— Конечно, я мог бы исполнить ее просьбу, но поймите… Я сам тоже был под хмельком, а в центре города, сами знаете, всегда дежурят работники ГАИ. Это кончилось бы неприятностями. Правильно я сделал или нет, но я ответил ей решительным отказом. И что вы думаете? Она выбежала на дорогу, остановила красный «Москвич», в точности такой же, как мой, и укатила в город. Вот так мы и расстались…

Если бы Мухарлямов назвал тогда другой цвет, «случайный», скажем, зеленый или синий, то это бы, вероятно, озадачило меня в известной мере. Но он сказал: красный, «в точности такой же, как мой» — и это уже в третий раз бросало на него тень подозрения. Была очевидной попытка подмены машин, попытка искусственного запутывания дела, отправления следствия по ложному, заведомо надуманному следу. Сама по себе подсказанная им версия о случайном автомобиле и загадочном исчезновении Даутовой не была для меня неожиданной. К тому же Мухарлямов шел, как говорится, «ва-банк» — ведь он не знал о показаниях Авзаловой, равно как и о других имеющихся у нас материалах. И тем не менее это была версия. Его версия. Мне, как следователю, предстояло ее отмести, отвергнуть, доказать полную несостоятельность. И я решил, что настала пора идти в атаку.

— Вы не могли бы уточнить, Мухарлямов, — начал я, почти не глядя на допрашиваемого, — куда именно собиралась ехать Даутова? Ведь время, как вы сами говорите, было позднее. Да и непохоже это на нее как-то…

— Вы уже успели так хорошо узнать ее? — сыронизировал он, уклоняясь от прямого ответа на вопрос. — Даже мертвую…

— Да, о мертвых не принято говорить дурно — это верно. Но могу сказать, не кривя душой, что она и при жизни пользовалась самой безупречной репутацией.

— Возможно, — угрюмо проговорил он. — Но когда происходило то, о чем я говорю, мне было не до репутации. Да, вы спросили, куда она собиралась ехать? Собиралась ехать она, кажется, в сторону Центральной площади, куда именно, не говорила. Может быть, к родственникам…

— У нее здесь нет родственников! — отрезал я.

— Значит, к подруге или еще к кому…

— Подруги живут в общежитии, а «еще кого-то» за нею не водилось.

Мухарлямов раздраженно хмыкнул и отвернулся.

— Тогда не знаю. Пусть этим занимается следствие!

В голосе его опять слышались нотки раздражения. «Значит, все идет правильно, как надо», — мысленно заключил я; продолжая:

— Да, нам это, действительно, показалось необычным: спокойная, уравновешенная девушка, вышедшая на минутку проводить знакомого, вдруг возгорается необъяснимым желанием сесть в первую попавшую автомашину и мчаться в город невесть куда… «А вдруг и в самом деле случилось такое!» — подумали мы и навели кое-какие справки. И, представьте, никого такого, кто бы так манил к себе эту девушку, к сожалению, не оказалось. Не оказалось — да и только. Дальше этого мы не пошли. По одной простой причине. Даутова вообще не собиралась ехать да и не ездила в город. Из общежития она лишь выходила, чтобы проводить вас. Не надела даже головного убора, перчаток, чтобы тут же вернуться. И уж коли зашел об этом разговор, я позволю себе зачитать показания свидетельницы Авзаловой…

Взяв уголовное дело, я быстро отыскал нужный протокол и вслух, достаточно громко, прочитал Мухарлямову те строки, которые непосредственно касались темы нашего разговора.

Мухарлямов слушал с вниманием, судя по всему, взвешивая про себя каждое слово. Ведь по существу это были первые доказательства, которые раскрывал перед ним следователь.

Кончив читать, я отложил дело в сторонку и посмотрел на Мухарлямова.

— Мне остается лишь добавить, что Даутова в тот вечер была совершенно трезвой. Это установлено экспертизой…

Мухарлямов долго сидел молча. Взгляд напряженный, сжатые губы, вздувшиеся на скулах желваки бесспорно свидетельствовали о том, что в нем шла тяжелая внутренняя борьба. Борьба истины с ложью. Совести с бесчестьем. Смелости с трусостью. И кончилась эта борьба тем, что Мухарлямов глубоко вздохнул, насупил взгляд и, воинственно расправив плечи, спросил:

— Так где же она была тогда?

— Вы ее увезли. Она была с вами в гараже.

Он поднял глаза, лицо его исказила наглая улыбка:

— Кто это видел?

— У нас нет свидетелей, но, наверное, вы кое-что оставили там, в автомобиле. Кстати, где он?

— Стоит в гараже.

— Ключи от гаража у вас?

— Я потерял их.

— По-видимому, гараж придется взламывать.

— Дело ваше. Но предупреждаю, там есть свои секреты…

— Тем более…

Я смотрел в глаза этому человеку, и мне от души хотелось тогда, чтобы он говорил правду. Не потому, что в ней заключался мой успех, нет. Просто я видел, что он, желая этого или нет, все более осложняет свое положение, углубляясь в болото лжи и самого неприкрытого ханжества. И я спросил его опять, уповая на благоразумие:

— Вы намерены утверждать, что не были в гараже с Даутовой?

— Да, я утверждаю, что Даутова оставила меня и на неизвестной машине уехала в город. Быть с нею в гараже в ту ночь я не мог. У меня алиби!

— Вот как? — я с нарочитой растерянностью взглянул на Мухарлямова. Заметив это, он сразу осмелел.

— Да, у меня есть алиби! Ту ночь я провел в другом месте, с другим человеком.

— С женой? — поинтересовался я.

— Нет. С женой я не живу уже больше месяца, вы, наверное, знаете. Я захожу к ней лишь изредка, чтобы повидать детей.

— Вы ночевали у родственников?

— Нет.

— Так, значит, коротали время с приятелем за чашечкой кофе?

— Нет, нет! — вскипел Мухарлямов, беспокойно заерзав на стуле. Но тут же взял себя в руки и произнес с тяжелым вздохом: — Хорошо, я скажу, где провел ту ночь, только прошу сохранить все в тайне. Не о себе пекусь… Это очень порядочная женщина, и мне бы не хотелось ставить ее в неловкое положение. Видите ли, я был… я был у Иванцовой. У Зинаиды Михайловны Иванцовой. Это моя близкая знакомая…

— Я вынужден занести ваши слова в протокол.

— Хорошо. Только еще раз прошу, не разглашайте этой тайны. Она не переживет…

— Ей не придется переживать, Мухарлямов.

— Что? — не понял он.

— Этой женщине незачем переживать. Вы не были у нее в ту ночь.

— Как? — вскочил он со стула. — Вы знаете Иванцову?

Да, и тут нам удалось опередить Мухарлямова. Эта уже немолодая, солидная женщина, действительно, была страстно влюблена в него, и сумей он встретиться с нею до того, как мы допрашивали ее, алиби Мухарлямову наверняка было бы обеспечено, как говорится, железное. Но тут хорошо сработал инспектор Усманов. Изучая круг знакомств Мухарлямова, он сумел каким-то путем выйти на эту женщину и, как работник, умеющий заглядывать в завтрашний день, отыскал и допросил ее, предотвратив возможность получения Мухарлямовым выгодного доказательства своей невиновности.

— Садитесь, Мухарлямов, — успокоил я его. — Садитесь и выслушайте меня.