Фонд последней надежды - Лиля Калаус

— Чё вечером делаешь? Своему подштанники стираешь? — закуривая, пробасила Карапетова. — Давай ко мне заваливай, пива попьём. И Майрушку позовём. Ты как, Майрушка?

— Я не против. Ась, придёшь?

— Не знаю, девочки… Если получится. Мне базар ещё надо сделать…

— Ну ты посмотри! Ни фига себе? Мать-Тереза, блин. И не стыдно тебе? — Гулька гневно топнула ножкой. — Мы — типа освобождённые женщины Востока, а ты нас вечно позоришь, подкаблучница!

— То же мне, освобождённая… — хмыкнул Жорка Непомнящий, как всегда бесцеремонно влезая в чужой разговор. — Вали тогда к Алле Львовне, у неё как раз грантёры новые — Феминисткая мусульманская лига.

— Иди ты! — подавилась ковбойским дымом Гулька.

Коллеги изумлённо загоготали.

— Жорка, брешешь! Какой баян!

— Афигеть, дайте две! Феминистки-мусульманки, что ль?!

— Это чё… Шняга. А вот вы видали, как Нацбанк жопой в лужу сел? — Славка Сыскин, Жоркин ассистент, улыбчивый парняга с невероятно широкими плечами, похожий на Ивана-дурака, полез в карман и извлёк новенькую десятитысячную туаньговую купюру. — Гля, братва… Они, мудозвоны, по-буркутски не базарят, вот и ложанулись, вместо ихней «i» с точкой простую «и» написали!

Ася взяла у него радужную бумажку, вгляделась в текст. Подтянулись айтишники, водилы, завхоз Амбцибовицкий просочился сквозь толпу, Артёмка, отставив в сторону тонкую дамскую пахитоску, укоризненно качал головой… Злосчастная купюра под свист и улюлюканье пошла по рукам.

На купюре был изображён ан фас видный мыслитель и врач Древнего Востока Абу Али ибн Мубарак в нарядной чалме. К буркутам он имел такое же отношение, как Макбал Идрисовна к танцу маленьких лебедей. Просто арабского мыслителя угораздило родиться в крохотном горном селении неподалёку от тех мест, где ровно тысячу лет спустя Советская власть построила промышленный город Шыркан, центр металлургии и тяжёлого машиностроения Буркутской советской социалистической республики.

Учитывая исламские традиции, ни одного портрета Абу Али ибн Мубарака в действительности никогда не существовало, но это досадное упущение было исправлено при создании Буркутской энциклопедии. Так Мубарак стал символом буркутской государственности и был воплощён в десятках скульптурных монументов, сотнях научных работ и на обложках миллионов школьных дневников. Однако настоящая слава, и не снившаяся древнему врачу, пришла к нему, когда его полностью нафантазированное безвестным художником-дизайнером благородное бородатое лицо с тонким носом и добрыми раскосыми глазами украсило буркутскую туаньгу.

Слева от Мубарака была нарисована растопыренная ладонь, сквозь которую проходил пучок разноцветных линий, напоминающий длинную бензиновую струйку в луже. И это, учитывая количество нефтяных месторождений Буркутстана, было тоже весьма символично. По слухам, рука была Бати — типа бонус от Президента всем тем, чья зарплата предполагала расчёт в десятитысячных купюрах…

Гулька Карапетова, меняя тему, затараторила:

— Прикиньте, Жибек трепалась — вчера явился этот, менеджер кризисный. Только он не кризисный, под него, не поверишь, новую программу открывают. Жесть! Нет, вы подумайте, — от избытка энергии она подпрыгнула на своих толстых ножках, как на пружинках. — Сокращения же будут! Мойдодыр уже приказ подписал, а тут этого шустренького пристраивают! Бюджет-то не резиновый!

— И что за программа? — безразлично спросила Ася, думая о том, идти сегодня на курсы английского или закосить. Страсть как хотелось закосить.

— Да мне плевать. Сегодня на стаффе скажут. И про сокращения тоже.

Ася запечалилась. Нет, закосить не получится.

— Попрут меня, как пить дать… — сказала она. — Главное, английский-то у меня совсем фиговый. Дали бы, уроды, хоть два месяца дотянуть, как по контракту положено. Как думаете?

Майра тряхнула дредами. Гулька сверкнула глазами:

— Насчёт этого не волнуйся! Мы до Нью-Йорка дойдём, если будут нарушения контрактов! В суд подашь, если что. Всосала?

Сотрудники один за другим исчезали за железной дверью подъезда. Ушла и Майра. Гулька всё мусолила окурок, вытягивая из него последние капли никотина. Наконец, бросила в заснеженную урну.

— Пошли, подруга, а то Мамкова вызверится. Слушай, я тут вчера такие прикольные босоножки купила — не поверишь! Сиреневенькие, каблучары во-от такие, и со стразами, прикинь? Давай вместе сходим, классный магазин, там кофтёнки на лето кислотные, прям на тебя. А то вечно ты как ворона — в чёрном бродишь. И когда уж пострижёшься?!

Ася скривилась:

— Да ладно. Жаба душит.

— Ну сколько можно под бедную студентку косить, Насырова? Не девочка, небось. — Гулька ловко подмазала губы и нырнула в подъезд.

Глава 4. ЖЖ. Записки записного краеведа. Всё ещё 12 декабря

«…История отеля „Луч Востока“ весьма любопытна. На углу улиц Иссык-Кульской и Командирской до прискорбного Октябрьского переворота находились так называемые „Доходные нумера Савойя“ некоей мадам Каравайской, выстроенные и торжественно открытые на заре нового двадцатого века. Место не пользовалось доброй славой среди порядочных зоркинских мещан, точнее было бы сказать, что репутация его была весьма скандальной.

Зоркий, бывший тогда типично русским колониальным городком, старой казачьей станицей на границе великой империи, не избежал модных столичных поветрий, и молодёжь со всем своим провинциальным энтузиазмом бросилась в пучину новейших наслаждений. Чаще всего это были скромные (на взгляд искушённого жителя нулевых годов) прогулки в кокаиновые кущи под ручку с барышнями не самого тяжёлого поведения. Всё это было солидно сдобрено политикой с одной стороны и бешеным декадансом — с другой. Модно (как сказали бы сегодня — круто) было состоять, во-первых, в тайном обществе и с придыханием беседовать об эсерах и экономических реформах, а во-вторых — в скандальной связи с экзальтированной дамой, витийствующей о похоронных бубнах, дикой дрожи сладострастья и звенящих Арлекинах…

Бури второго десятилетия XX века пронеслись над нумерами почти незаметно, старые фото демонстрируют чуть просевшую кровлю и облепленные лозунгами стены. Здание было, разумеется, реквизировано большевиками, и в нём с места в карьер начал заседать местный реввоенсовет. В окрестностях Зоркого шныряло множество стремившихся в Монголию и Китай казачков и прочей белогвардейщины, так что знаменитый подвал мадам Каравайской, некогда носивший поэтическое имя „Кафе Бездна“ и бывший приютом местной богемы, получил новое кровожадное амплуа.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});