Виликая мать любви (рассказы) - Эдуард Лимонов

К утру я замучил ее, заездил, у нее заметно обострились скулы. В порыве благодарности и откровения она призналась мне, что ее дедушка был поляком и что она не спала с мужчиной семь лет! Уже одевшись, я, из хулиганства поставив ее в дог-позицию, выебал ее толстой красной свечой, оказавшейся на неиспользуемом ею пыльном камине, и она получила, к моему недоумению, быстрый и могучий оргазм, взвыв, как прижженная сигаретой обезьяна. Размякшую и мокрую, как после бани, я оставил ее отсыпаться, а сам суперменом пошел меж заборов отстраивавшегося Ле Халля, размышляя о том, что секс есть не только биологическая операция, но и единственный доступ к нормальной жизни. Что сексуальные отношения дают право на прикосновения, на переплетение телами. В то время как в безлюбовные периоды человек бродит на дистанции, как холодное небесное тело…

Вечером позвонила Изабель.

— Эдвард? — И она замолчала. Во время этой паузы я уже понял, чего она хочет. — Я рядом с тобой, у Бобура. Покупала рождественские подарки. Я могу к тебе зайти? Ты не занят?

— Разумеется, — сказал я. — Я буду рад. Только у меня ничего нет выпить. Есть марихуана.

— Я куплю вина, — сказала она.

Я открыл ей, и мы обнялись. У нее был, как я уже отметил, крупноватый нос. Поцелуй ее заставлял догадываться, что она занимается этими делами серьезно, глубоко и профессионально. И что другие ее actions[14] в этой жизни второстепенны. Она захлопнула дверь ногою, и мы, пятясь, свалились на матрац.

Далее я хотел бы накатать на полсотни страниц лекцию о сравнительном качестве женских задов и ляжек, но грубый писатель-профессионал во мне затаптывает нежного любовника, потому ограничусь указанием на то, что у латиноамериканки было обыкновенное, чуть рахитичное тело женщины из слаборазвитой страны. Зад грушей, худые ноги, уставшие, опустившиеся крупные груди с несвежими сосками (их усосала рыжая!). Но, как неподвижное бревно спрятавшейся в ил электрической рыбы аккумулирует в себя энергию электрическую, Изабель аккумулировала дичайшее количество энергии сексуальной. На Изабель следовало не смотреть, но трогать ее. Любовь она делала грустно, сумрачно, депрессивно, как, может быть, ее католические прабабушки оплакивали Христа или погибших в очередной резне маленьких своих мужчин с красными дырами в белых рубахах, босиком лежащих в зале маленькой церкви. В моменты оргазмов Изабель плакала.

Он позвонил ночью. Марко, ее муж. Закутавшись в хозяйкино ватное одеяло, мы поедали оставшийся еще с нашествия Сержанта паштет. Он сказал:

— Добрый вечер, Эдвард. Как вы там, все хорошо?

— Да, — сказал я. — Все прекрасно. — Мне было не совсем понятно, что он имеет в виду. Мой секс с его женой? Подобные вещи меня не удивляли уже много лет, однако то, что мужья не только не возражают, чтобы их жены делали любовь с другими мужчинами, но и хотят беседовать с этими мужчинами, меня удивило. — Ты хочешь говорить с Изабель, Марко? — предложил я.

— Да, если можно, — сказал он ласково.

Она улыбнулась и высвободила из-под одеяла голую руку:

— Да, маленький… — Жестом она указала мне на наушник — дескать, возьми, послушай. Я взял, хотя мне почему-то было стыдно. Остатки самурайского воспитания в офицерской семье? Я делал любовь с большим количеством чужих жен до этого.

— Тебе там хорошо, маленькая? — спросил он. — Эдвард с тобой хорошо обходится?

— Очень. — Она грустно улыбнулась мне.

— Я счастлив, — сказал он действительно счастливым голосом. — Может быть, вы хотите приехать? Я купил шампанского.

— Хочешь, поедем к нам? — сказала она, оторвавшись от трубки. — У нас осталась масса еды. У Марко в гостях девочка из «Либэ»…

Я вдруг понял, что мы не полностью морально разложились, но сохранили почти буржуазное, чистое приличие в словесном общении. Она не сказала мне: «Эй, Эдди, поехали к нам, устроим оргию, ты выебешь девочку из «Либэ» — ее только что ебал Марко, — и будем ебаться все вместе», — но сформулировала все красиво.

— ОК, поедем! — согласился я, подумав, что когда же я научусь жить размеренно и нормально. После трех месяцев монашества и мальдороровского презрения к миру, вот я опять по горло в грехах и похоти мира. Я улыбнулся своей библейской формулировке — «грехам и похоти».

— Эммануэль легла? — осведомилась жена у мужа. Телефонная трубка проурчала утвердительно. — Эдвард, Марко хочет тебя о чем-то попросить!

— Да, Марко! — Умелый фальшивомонетчик, я тотчас перенял тональность их бесед. Сумрачную мокрую ласковость.

— Захвати, пожалуйста, немного твоей травы, если еще осталась, — попросил он. — Очень хорошая была трава.

— Непременно, дорогой.

— Я вас обоих целую, — сказал он. — До встречи…

Девочка из «Либэ» оказалась похожей на актрису Кароль Букэт и, так как я люблю эту актрису, тотчас завоевала мое расположение. Не знаю, чем они занимались с Марко до нашего прихода, но, будучи младше всех нас, девочка рано устала и захотела уйти. Марко напугал ее невозможностью вызвать такси, сказал, что ни он, ни я не в силах ее проводить, потому что перекурили травы, придумал дюжину ужасов, и она осталась. Постелил ей на диване в салоне, оставив меня в раскладном кресле. Марко выключил свет и вышел в спальню к супруге. Сделалось тихо. Я был уверен, что это временная тишина, слишком уж бодрым и веселым выглядел Марко, уходя.

Я разделся и, не ложась в кресло, лег к «Кароль». Она была в тишорт и юбке. Сунув руку под тишорт, я погладил груди. Большие и прохладные. «Ох, но!.. — вздохнула она неэнергично. — Я устала!» Вне сомнения, она не лгала, оставалось узнать, настолько ли она устала, что откажется от любви. Я занялся сдвиганием юбки, а она приподнялась в постели, вздыхая и зевая, и в этот момент появился голый и очень белый в темноте Марко с полустоящим членом.

— Вам удобно, ребята? — прошептал он. Подойдя к «Кароль» с другой стороны, Марко поправил подушку под ее локтем. И взялся за юбку с другой стороны.

— Я устала, boys… — сказала она тихо.

— Да-да… — Марко оставил юбку и приподнял тишорт. — О, какое великолепие! — воскликнул он и потрогал обе груди. Наклонился над ними и захватил сосок в рот.

— Марко! — Грустный голос Изабель прибыл из спальни.

— Пойди, Эдвард! — сказал Марко, просовывая руку под юбку «Кароль». — Изабэль ждет тебя…

— Чего она хочет? — глупо спросил я.

— О, она тебе скажет, чего она хочет…

Я увидел, как вырастает на моих глазах (как дерево из семечка в научно-популярных телефильмах) член Марко, отклонившись в сторону «Кароль», как подсолнечник к солнцу.

В спальне Изабель лежала на спине, отбросив простыни, прикрыв глаза рукой. В их дешевом HLM[15] для бедных было так тепло, что время от времени они открывали окна. Груди, выкормившие рыжую девочку, свалились в стороны. Отверстие удовольствий было прикрыто клоком черных волос. Я лег на нее. Из салона доносились шепоты Марко и «Кароль», потом шепоты перешли в равномерный скрип дивана.

Марко явился в спальню вместе с первым серым светом утра в щели затворенного окна. Я дремал, прижавшись к мягкому заду Изабель.

— Какие вы красивые, ребята! — воскликнул Марко. — Вы выглядите потрясающе!

Изабель пошевелилась.

— И ты красивый, Марко… — сказал я, открыв один глаз.

— Я не люблю цвет моей кожи, — серьезно заметил он, — альбиносная какая-то… Маленькая, — он наклонился к Изабель, — тебе было хорошо?

— Да, очень хорошо… — прошептала она. — А тебе?

— Не очень. Девочка оказалась слабенькой. Уснула с моим членом в ней… — Марко положил руку жене на живот, погладил его, съехал ниже, и взъерошил, раздвинув, шерсть на отверстии. — О, красная! — с уважением произнес он. Во всех его восклицаниях и разглядываниях была определенная невинная искренность. — Эдвард, маленькая, покажите мне, как вы это делаете?!

— Уймись, — сказала она тихо. — Ложись спать…

— Ну пожалуйста, маленькая…

Она потерлась коленом о простыню, и зад ее под моим животом вздрогнул. Следуя сигналу, вздрогнул и мой член.

— Эдвард! — воскликнул Марко, заметив. — Ты хочешь ее… Вы друг друга хотите!

Со вздохом, надвинув на лицо подушку, латиноамериканочка съехала на спину. Раздвинула ноги. Я, приняв ее движение за приглашение, закинул на нее ногу.

— Нет, не так… — прошептал он. — Мне не будет видно. Маленькая, прими другую позу, пожалуйста, стань как собачка…

— Марко!

Но он уже переворачивал ее, ставил на колени. Она сгребла одеяло и сунула в него голову, отставила зад.

— Можно? — сказал он и коснулся моего члена. — Я хочу сам ввести тебя в нее… — Ведомый рукою мужа, член мой, раздвинув латиноамериканские сизо-черные волосы, вошел в отверстие, которое, согласно строгим стандартам прошлых времен, должно принадлежать исключительно ему. Добрый, он делился со мной.