Встреча в час волка (сборник) - Евгения Михайлова

– Представляю. Настолько хорошо, что теперь уверен, мы с тобой расстались навсегда. Будем считать, что по-хорошему. Тем более и меня девушки по вызову больше не интересуют. Я нашел то, что искал. За это тебе спасибо. Удачи в креативе.

Он встал, Кирилл протянул руку для рукопожатия, но Виталий приветливо улыбнулся и руки бывшему сутенеру Лили не пожал. Просто кивком показал ему на дверь. Кирилл за дверью проглотил свою подобострастную улыбку, которая сама по себе прилепилась к его губам, и скрипнул зубами. Он понял, что ненавидит этих двоих: проститутку – саму невинность и ее любовника-экспериментатора с его связями и мстительным характером. Его ненавидит и боится, как не боялся никого. И за это ненавидит вдвое сильнее.

Вскоре Лиля переехала в купленную на ее имя большую, двухуровневую, богато и с безупречным вкусом обставленную квартиру. На втором этаже была студия. А проще говоря, Лиля там принимала клиентов, которых выбирал для нее Виталий. Студия была оборудована самым современным снимающим и воспроизводящим оборудованием. Виталий все видел! Он снимал свое кино о Лиле в стране «наука страсти».

Гардеробная Лили была уже настоящей сокровищницей самых изысканных, экзотических и эротичных нарядов. От ее красоты у Виталия ломило в висках, глаза были как будто обожжены. Но он продолжал вкладывать деньги, идеи и время в поиски путей усовершенствования совершенства. Это было что-то маниакальное. Запой мозга и страсти.

Лиля взрослела, грустнела, но гордо держала свою красивую голову. Несла на ней корону в этом королевстве горького и сладкого порока. Сладость – это любовь Виталия, горечь – плата за нее, которую он придумал. Чужие мужчины. Иногда не только мужчины. Виталий в своем кино хотел видеть ее и с женщинами, и с парами.

В своей спальне Лиля теперь держала виски, красное вино и коньяк. Она курила длинные дамские сигареты со сладким и терпким запахом. Этим она спасалась.

И работала. Она теперь работала на камеры, думала о том, как будет выглядеть, понравится ли она Виталию. Она стала актрисой, но проституткой так и не стала. По-прежнему прятала отвращение, отторжение, брезгливость и тоску по своей чистоте. Она никого не видела, глядя на клиентов открытыми глазами. Это были статисты без лиц в ее странной, диковинной, постыдной судьбе.

И такой результат. У бабушки теперь были кухарка и домработница, кроме компаньонки и подруги Нади. В гараже стояла хорошая машина, она держала водителя на зарплате. В сторожке у входа в сад жил охранник, работать в саду приходил садовник. По вечерам бабушка с Надей тихонько, как будто кто-то мог их подслушать, говорили о том, что такие финансовые возможности у студентки могут быть только в одном случае, если у девушки есть богатый жених. Это было для них совершенно очевидно. Но вопросов Лиле, конечно, они не задавали. Бабушка стала тихонько готовить приданое. Купила дорогой футляр для старинного жемчужного ожерелья, которое ей самой досталось от прабабки, она его даже дочери не стала дарить. Искала по Интернету в дорогих магазинах самое изысканное постельное белье. Разглядывала придирчиво, получив. И вышивала шелком на уголках вензель «Лиля». Бабушка была счастлива. И это оправдывало для Лили все.

А вечерами Лиля приходила в их с Виталием общую спальню, на это поле столь усложненной, запутанной и греховной любви. Она с облегчением скользила из атласного халата – каждый день другого цвета – и нимфой, сиреной, богиней прижималась к горячему телу своего возлюбленного. И судьба вдруг начинала казаться не такой уж постыдной. Или вовсе не постыдной. Лиля, серьезная, думающая и сострадающая женщина, поднимаясь над своими комплексами и унижениями, понимала: она – избранница необычного человека. Он не нуждается в таком сложном возбуждении, чтобы утолять свою страсть к ней. Ему не требуется таким экзотическим, рискованным путем зажигать ее страсть: он ее получил практически с первой встречи, и она неизменна. Он… В чем тут разгадка? И Лиля находила ответ. Виталий в своей неожиданно огромной, безграничной любви был путником, заброшенным на территорию бедствия. Она охвачена пожаром, и Виталий выбирает самый губительный путь спасения или гибели. Он пробирается не от пламени, а к нему, к его источнику, к его причине. Он проживает это пламя. И хочет, чтобы женщина, которую он нашел – одну из всех, для счастья и несчастья, – прошла вместе с ним свои испытания. Прошла в темпе поставленного им кино. Чтобы они так обманули ее предназначение.

Лиля остро понимала, что Виталий, как ни один другой человек на свете, считает неслучайной ее работу девушкой по вызову. Он оценил размер ее сексуальной притягательности и понял, что свою чашу ей придется выпить, расплачиваясь за жестокий подарок феи при рождении. От нее будут требовать, ее будут пытаться покупать, ее будут грабить все встреченные мужчины, чтобы получить заветный кусочек этой притягательности. А Виталий, как воин, дает им всем бой вот таким – изощренным и самоубийственным образом. Он продает свою женщину, чтобы навсегда поставить эту непреодолимую границу в сознании Лили. Он – ее родной человек, остальные мужчины и вообще все люди на свете – охотники за добычей, циничные покупатели и грабители.

Виталий чувствовал, как верно Лиля его понимает. И это было последним звеном на той сверхпрочной цепи, которой он себя к ней приковал. Нет другой такой на свете, как его Лилея.

Они смотрели вместе его кино. Он горел в своем пламени восторга, боли и ревности. Она видела себя в странных эротических картинах и бросалась к нему, как к источнику воды в пустыне. Лиля хотела только Виталия, она отдавалась только ему.

Наверное, было бы странно, если бы такая рискованная история продолжалась долго. Это произошло…

У Лили было всего три рабочих часа в неделю. Цена за это время достигала совсем неслыханных размеров. Это для клиентов стало показателем их состоятельности само по себе. Шепнуть кому-то сумму «для Лили» – значило обозначить свою причастность к высшему наслаждению и пороку. Записывались за много дней. Виталий строго проверял людей. И в тот день должны были приехать три сына высокопоставленных чиновников с известными фамилиями со своим другом – принцем из Арабских Эмиратов. Виталий послал им приглашение, изучив «резюме», внимательно рассмотрев их фотографии. Три парня, обычные, сытые, избалованные. И еще один – с тонким смуглым лицом и глубокими, печальными, восточными глазами.

Лиля встретила гостей в платье из тяжелого бордового шелка. Она была без капли косметики, волосы стянуты на затылке. Четыре молодых человека по очереди поцеловали ее в щеку, затем, подбадривая друг друга шуточками, подошли к столику с напитками. Выпивали быстро и торопливо: гасили робость и боялись упустить минуты наслаждения. Как все. Лиля молча стояла у стойки бара, курила и смотрела поверх них, следила за дымом своей сигареты. Она, как всегда, хотела, чтобы им понравились напитки и закуски. Когда они пили и ели, – это были ее спасенные минуты. Она никогда не общалась с теми, кто приходил к ней.

Парни краснели, глаза их блестели все возбужденнее, и один взгляд, странный и такой непривычный, тревожил Лилю. Темные глаза одного из гостей как будто предупреждали ее об опасности.

Напитки Виталия были хитрыми. Вкус, запах и кажущийся градус не соответствовали истинной крепости. Опьянеть от них было невозможно. Да и стояли они в небольших количествах. Первоначальные тепло и якобы алкогольное возбуждение испарялись в течение минут. Если кто-то приходил уже нетрезвым или что-то приносил с собой, Лиля нажимала одну из многочисленных кнопок вызова охранника, который жил в привратницкой у прихожей. То же самое она делала в случае грубости, боли, откровенного дискомфорта. Вопрос с такими людьми решался раз и навсегда. Больше у них не было шанса здесь появиться. Ни за какие деньги.

Лиля привыкла к собственной безопасности. Что произошло на этот раз, она даже не успела сообразить. Не было никаких слов, объятий, поцелуев. Платье ее в момент оказалось на полу, а до очень красивого, дорогого, эротичного белья никто даже не дотронулся. До нее в принципе никто не дотрагивался. Лишь один парень расстегнул ремень на брюках, накинул его Лиле на шею и затянул на явно заранее приготовленную дырочку. Другой свой ремень пристегнул, как поводок к собачьему ошейнику. Эти ублюдки заставили ее встать на четвереньки. Они просто пришли поиздеваться, унизить. Им не нужна была никакая любовь. У Лили не было возможности дотянуться ни к одной из кнопок охраны. Когда она попыталась закричать, ей завязали шелковым шарфом рот. Никогда еще она не испытывала такого ужаса, такой беспомощности, такой паники и такого бешеного протеста. Она сопротивлялась изо всех сил. Но силы были настолько не равны… И вдруг такой поворот: два парня ее держат, а третий показывает солидную пачку долларов и говорит: «Мы за все заплатим отдельно. Сверх суммы по договоренности. Мы – честные люди. Не сопротивляйся». В следующий момент ее опять бросили на пол, подтащили, задыхающуюся, к креслу, в которое уселся один парень, снял туфли и носки и потребовал, чтобы она поцеловала его ноги. Для этого с нее сняли шарф. И Лиля вместо того, чтобы закричать, воспользовавшись ситуацией, впилась зубами в эту враждебную, ненавистную ногу, услышала вопль, сплюнула его кровь и выдохнула: «Фашисты проклятые». После чего ее просто били по лицу, и разбитые губы уже не пропускали никаких слов.