Молитвы Ксении Петербургской - Татьяна Лагутина

Вот еще один случай, когда Ксения помогла больному выздороветь. Как-то жарким летом одна семья, в которой было двое детей, оказалась вдали от родного дома при весьма тяжелых обстоятельствах. Глава семейства опасно заболел. Выписанные доктором лекарства не помогали, и больному становилось все хуже. Три месяца боролся он с недугом, но палящее южное солнце, невыносимая жара и духота делали его состояние невыносимым. У мужчины не было больше сил даже разжимать губы, чтобы принимать пищу. Дни его, казалось, сочтены. Доктор в конце очередного визита как-то странно посмотрел на супругу и сказал: «Я приду завтра утром». Бедная женщина поняла, что это конец.

Супруга больного отвела детей к соседям, жившим через два дома от них. Она была так измученная, что ей хотелось тишины и покоя, чтобы отвести душу в молитве. В доме царила нестерпимая, удушающая жара. Женщина открыла двери и окна, чтобы пустить в комнату свежий воздух. Голова несчастной разрывалась от отчаяния и горьких мыслей. Она скорбела о ближайшей, как ей казалось, потере мужа, который был верной опорой. А перспектива остаться одной с двумя детьми еще больше усиливала ее горе. «Если бы я была сейчас дома, – думала несчастная, – я бы поехала на Смоленское кладбище к блаженной Ксении. Там, припав к ее могиле, выплакала бы свое горе». Вдруг она услышала шум захлопнувшейся калитки. «Кто-то вошел к нам в сад», – предположила женщина. И тут в дверном проеме возникла странная гостья. Сколько ей лет, определить было невозможно. Одета она была очень странно: теплые мягкие валенки, длинная широкая шуба в сборках, большой белый пуховый платок, концы которого обматывали шею. Наряд незнакомки скорее подходил для лютой северной зимы, чем для южного лета. Но вид у гостьи был очень доброжелательный и ласковый. «Голубка, скажи мне, где живут Пироговы, я ищу их», – спросила она. «Через два дома», – ответила хозяйка. «А что, твой-то плох?» – не унималась незнакомка, показывая рукой на дверь, за которой лежал больной. Не дождавшись ответа, она без разрешения прошла в комнату, где лежал страдалец, с минуту смотрела она на него и сказала: «Слушай, голубка, не печалься! Вчера тут приезжал один важный доктор, такой ученый, что страсть. Он говорил, что больного надо кормить каждые полчаса понемногу, по две ложечки. Ну, там молока, чаю, каши, а там уж сама что придумай». «Да он уже третий день губ не разжимает», – ответила жена больного. «Ничего-ничего, ты попробуй! Ну, прощай, мне пора». И незнакомка так же внезапно, как появилась, исчезла. На этот раз даже калитка не хлопнула. Удивленная женщина вышла на балкон. Залитая солнцем улица хорошо просматривалась в оба конца, но странной гостьи, одетой в шубу, не было видно. Тут только до хозяйки дошло, что зимний наряд незнакомки совсем не вязался с нестерпимой жарой и обжигающим южным солнцем.

Она подошла к мужу. Тот слегка приоткрыл глаза и чуть слышно попросил пить. Дрожащими руками она поднесла ему чашку, наполненную чаем, боясь поверить в то, что несколько глотков, сделанные мужем, – это первый признак его выздоровления.

«Кто подходил ко мне?» – спросил он. Жена не знала, что ответить, поэтому просто сказала: «Одна незнакомая женщина». Муж глубоко вздохнул, словно выдохнул что-то тяжелое. «Мне легче. Кто подходил ко мне?» – спросил он еще раз, засыпая. Когда вернулись дети, мать спросила их, не приходила ли женщина, закутанная в теплый платок, в шубе и валенках к Пироговым. Дети ответили, что никакой женщины они не видели, да и к Пироговым никто не приходил.

Женщина подошла к мужу и подала ему чашку с молоком. Он слабо улыбнулся, и эта улыбка осветила его до неузнаваемости исхудалое лицо. Мужчина выпил молока и опять стал расспрашивать жену: «Кто приходил ко мне?». Тогда супруга в подробностях рассказала ему о визите странной незнакомки. Ей самой была интересна эта незваная гостья. Когда муж опять заснул, она пошла к Пироговым и рассказала им о женщине в шубе и валенках, которая их разыскивала. Пироговы сказали, что никто к ним не приходил и стали подшучивать над недоумевающей гостьей: в шубе и валенках по такой жаре! «Это, верно, вам какая-нибудь блаженная привиделась», – смеялись они.

Так ничего и не выяснив, женщина вернулась домой. «Ну что, узнала что-нибудь?» – встретил ее вопросом муж. «Нет, ничего не узнала, ее там не было». «Так слушай меня, – говорит тогда муж, – ведь я умирал и сознавал, что умираю. У меня не было сил ни открыть глаза, ни позвать тебя, и силы оставляли меня. Вдруг я почувствовал, что кто-то подошел ко мне, и на меня вдруг повеяла какая-то живительная прохлада. Это был миг: я силился схватить струю этой прохлады. Теперь я знаю, что поправляюсь. Ты молилась. Кого же ты звала на помощь?» – «Блаженную Ксению», – сказал жена и заплакала.

Когда мужчина окончательно поправился, он стал наводить справки: может быть, в это время был в городке проезжий доктор. Но никто не видел ни доктора, ни странной женщины в зимней одежде.

А вот как помогла Ксения одной вдове, которая очень уважала и чтила ее память. Когда задумали строить часовню над могилкой блаженной, вдова приняла горячее участие в сборе денег и, как могла, помогала скорейшему возведению святилища.

Вдова принадлежала к знатному и богатому семейству – ее покойный муж был генерал-лейтенант. И была у этой женщины взрослая дочь на выданье. Вскоре после того, как над могилой блаженной Ксении встала часовня, мать и дочь познакомились с одним полковником. Тот стал частым гостем в их доме, быстро сблизился с девушкой, и через некоторое время она получила от него предложение руки сердца. Предложение было с радостью принято, и мать благословила дочь на брак с полковником.

Назначив день свадьбы, мать и дочь, желая освятить это событие, поехали на Смоленское кладбище, где над могилой блаженной отслужили панихиду, обращаясь тем самым к праведнице за помощью в таком важном и серьезном деле.

Родные и близкие искренне радовались предстоящему событию. Никто не сомневался в том, что предстоящее замужество принесет ей счастье. И как тут не радоваться? Жених и невеста были молоды, красивы, богаты, впереди их ждала безоблачная семейная жизнь в любви и достатке.

«Должно быть, по молитвам блаженной Ксении, которую они так любят и почитают, Господь и послал им такого хорошего жениха, – говорили знакомые вдовы и ее дочери, – должно быть, молитва блаженной угодна и сильна перед Богом, и за любовь к себе вдовы она платит ей своею любовью». Так оно и было. И молитва блаженной была сильна пред Богом. И за любовь к себе вдовы блаженная отплатила ей своей любовью. Но все получилось совсем не так, как ожидали мать и дочь. Как оказалось, счастье молодой девушки заключалось не в браке с полковником, а в разлуке с ним.

Вот как все произошло. За день до свадьбы мать и дочь, по своему обыкновению, отправились на Смоленское кладбище, чтобы в который раз отслужить панихиду по рабе Божией блаженной Ксении. Во время панихиды они усердно просили блаженную о помощи в устройстве будущего семейного счастья девушки. И святая заступница вняла этому молитвенному зову.

Пока вдова с дочерью молились на могилке Ксении, жених-полковник отправился в Главное казначейство, чтобы получить там большие деньги. Войдя в учреждение, полковник, занятый приготовлением необходимых документов, не обратил внимания на то, что стоявший рядом с ним часовой как-то очень странно смотрел на него.

Когда полковник отошел от часового, тот бросился к казначею и тихо сказал ему: «Ваше благородие, этого человека (тут он глазами указал на полковника) нужно сейчас же арестовать. Я знаю его. Разрешите мне сказать ему несколько слов». Казначей ничего не понял, но все-таки приостановил выдачу денег и приказал часовому: «Говори!». Часовой быстро подошел к полковнику, еще раз пристально взглянул ему в лицо и, не соблюдая субординации, резко спросил его: «А ты, братец, как сюда попал?». При этих словах полковник смертельно побледнел и выронил документы из рук. В зале было много военных, они опешили от такого бесцеремонного обращения с полковником и ринулись на его защиту. Но тут часовой, обращаясь к казначею, громко сказал: «Ваше благородие, это не полковник, а беглый каторжник! Несколько лет тому назад я сопровождал его как конвойный в Сибирь на каторгу. И теперь я хорошо узнал его. Я не ошибся». Лжеполковник, дрожа от ужаса и унижения, вынужден был во всем сознаться.

Вот, что рассказал он следователю, который вел его дело: «Убежавши с каторги, я долгое время, измученный, холодный и голодный, блуждал по сибирской тайге. Наконец, мне удалось перейти Уральские горы. Однажды, когда я шел по дороге среди густого, темного леса, еле переставляя ноги, меня догнала повозка, запряженная в одну лошадь, в которой сидел какой-то офицер. По погонам я узнал, что это полковник. Не желая, чтобы меня кто-нибудь увидел, я сошел на обочину и пошел своим путем дальше, не привлекая к себе внимания офицера в надежде, что он меня не заметит. Но я ошибся. Полковник меня заметил. Видимо, мой жалкий и крайне усталый вид вызвал у него сочувствие. Он подозвал меня к себе и стал расспрашивать. Признав во мне человека интеллигентного, он сжалился надо мной и пригласил меня к себе в повозку. Наша дорога пролегала по дремучему лесу, где на сотни верст не было никакого жилья. Сколько ни кричи, никто не услышит, помощи ждать неоткуда… Словом, воспользовавшись удобным случаем, я зарезал и жалостливого полковника, и его кучера. Потом, надел на себя офицерский мундир, забрал документы и деньги полковника, зарезанных оставил в лесу, а сам сел в повозку и уехал.