Знак Сокола - Дмитрий Хван

Олаф только махнул рукой — ничего, мол, с ними не случится. Потом удовлетворённый моим ответом Олаф коротко поклонился и хотел было выйти на двор, как дверь резко отворилась и на пороге появился сияющий Матс Нильсен:

— Барон Петер! Ганнибал Сехестед, королевский наместник в Норвегии, желает принять гонцов из Ангарского княжества в замке Русенборг! Прошу выезжать немедля, после свадьбы он отъезжает в Норвегию!

Господи, наконец-то, а то зиму я бы тут не выдержал!

— Сехестед женится? — улыбнулся я, начиная собирать вещи.

— Да, причём на красавице Кристине, дочери нашего славного короля Кристиана! — с немалой гордостью отвечал Нильсен.

Интересно, кем он был ранее, коли так радуется за Сехестеда?

Через некоторое время мы уже катили в карете Матса по промёрзшей за ночь земле к столице. Не считая Нильсена, нас было трое. Со мной в Копенгаген отправились Белов и Кузьмин. В качестве подарка королевскому чиновнику мы взяли «песец» с небольшим запасом патронов в подарочном футляре и карабин, дабы показать возможности нашего оружия. У Тимофея было три слитка клеймёного золота в качестве образца оплаты. У меня же был особый подарок. А пока приходилось кутаться в кафтаны и пялиться в небольшие зарешечённые оконца кареты.

Датский пейзаж довольно скучен и однообразен. Убранные поля, казалось, будут тянуться бесконечно на этой ровной, как стол, равнине. Одинаковые, как братья-близнецы, деревеньки то и дело неспешно проплывали мимо нас. Лес, насколько я заметил, был практически сведён, он виднелся островками лишь у дальних невысоких холмов. Неужели местные крестьяне ходят за хворостом в такую даль? На Руси, не говоря об Ангарии, с этим делом проще. А здесь то и дело приходилось видеть сгорбленных, закутанных в тряпьё старух, тащивших на себе вязанку хвороста, да ребятёнка, что шёл за ней и поднимал выпавшие веточки. Впрочем, крестьяне в Дании выглядят презентабельнее, чем я ожидал увидеть, хотя встречались и сущие оборванцы. Тимофей, заметив, что я уставился на очередную толпу нищих, сошедших с дороги в грязь, чтобы освободить проезд для кареты, проговорил:

— Пётр Алексеевич, это людишки с южных землиц, видимо. От войны бегут.

Копенгаген Ноябрь 7150 (1642)

При подъезде к Копенгагену я спросил у Матса, можно ли будет нанять в Дании опытных корабелов и моряков. Я помнил наказ наших начальников — расшибиться, но привезти мастеров-кораблестроителей, чтобы мы могли выйти в море не только на поморских корабликах, но и на чём-то серьёзном. Ведь в Корею прибыть на однопарусном кораблике как-то не комильфо получится. А на фрегате с парусной оснасткой и с паровой машиной на борту — совсем другое дело, высший уровень. Да, ещё были нужны толковые каменщики.

Нильсен ответил не сразу:

— Сам спросишь дозволения у Сехестеда. Мой совет — найми людей в Курляндии или в Бремене, дешевле выйдет.

— В Курляндии? — изумился я. — Откуда там корабелы?

— Герцогство, конечно, невеликое, но корабелы там в почёте. Нынешний герцог Якоб прикладывает много сил к становлению флота и торговли. В Африку курляндцы ходят, в Вест-Индию.

Тем временем карета, следуя вдоль набережной внутренней гавани, уже приближалась к цели нашего путешествия. Русенборг строился Кристианом как летняя королевская резиденция. Замок, построенный в стиле ренессанс, располагался на окружённом рвом острове. Вокруг него была устроена система укреплений и размещён гарнизон королевских гвардейцев. К ним сейчас и приближалась наша карета.

— Нас будут досматривать, Питер? — Волнуясь за имеющееся у нас оружие, Белов снова перешёл на американский акцент.

— Не знаю. Тимофей, спроси у Нильсена, — попросил я Кузьмина.

Тот, кивая на футляр с карабином, попытался спросить, подбирая слова. Но Матс опередил его, успокоив нас тем, что у него, мол, всё схвачено. Карета остановилась у подъёмного моста, и несколько гвардейцев в железных нагрудниках, сжимая алебарды, направились к нам. Немного странно смотрелись аляповатые перья на их шлемах и красные чулки на ногах вкупе со свирепыми физиономиями. Дверцу открыл офицер, на котором была блестящая кираса поверх парчовой куртки и широкополая шляпа с теми же кричащими перьями, а на ногах огромные сапоги, похожие на те, в которых в конце двадцатого века мужики где-нибудь в низовьях Волги ловили рыбу. Сунув выбритое до синевы лицо внутрь кареты, он внимательно осмотрел нас, держа руки в кожаных перчатках со здоровенными крагами на рукоятях пистолей, торчащих из кобур, укреплённых на широком поясе. После чего офицер принялся разговаривать с Матсом, причём его тон был весьма уважительным по отношению к Нильсену. Кстати, сам капитан на мои попытки разузнать о его статусе обычно отшучивался, или ссылался на непонимание, или отделывался общими фразами о знакомых, занимающих высокое положение при королевском дворе.

Мы въехали на замковую территорию, где раскинулись великолепные сады Кристиана. Только на ступенях замка я полностью оценил всё великолепие этой постройки. Русенборг был изящен и лёгок, но из-за окружавших его оборонительных линий и присутствия тут гвардейского гарнизона возникало чувство чего-то казарменного. А что, собственно, в этом удивительного? Просто необходимость, ведь это не только королевская резиденция, но в данный момент и место, где женится на королевской дочке едва ли не второе лицо государства.

Встретившие нас на небольшой площадке перед распахнутыми дверями в замок люди слугами не были, что сразу бросалось в глаза. Внутрь строения нас повёл грузный мужчина средних лет. Находившиеся в замке слуги в ливреях и белых чулках лишь молча склоняли перед ним голову и раскрывали многочисленные высокие двери. Чем дальше мы шли по длинным коридорам и переходам, тем сумрачнее становилось вокруг, хотя впереди постоянно маячили забегавшие слуги и загоравшиеся свечи. Датчанин уверенно печатал шаги, гулко отдававшиеся в полутёмных коридорах. Мы же в своих кожаных сапогах ступали практически неслышно, едва поскрипывая.

Наш провожатый завёл нас, казалось, чуть ли не в самый дальний конец замка, и когда он наконец остановился, я перевёл дух. Честно сказать, я малость напрягся ходить по пыльным коридорам, где на обитых тканью с библейскими сюжетами стенах висели разнокалиберные картины, с которых на нас смотрели давно уже умершие, наверное, строгого вида датчане. Мужчина толкнул дверь, оказавшуюся перед ним, и пригласил нас войти, оставшись, однако, снаружи. Мы оказались в небольшом кабинете. Хотя я бы скорее назвал это комнатой переговоров — стоявший посредине длинный стол и десяток креслиц, обитых кожей, очень походил на помещение для мозгового штурма в небольших компаниях. Несколько шкафчиков с толстыми книгами, а также ворох исписанных и стопка чистых бумаг на столе вкупе с охапкой гусиных перьев только дополняли эту картину. На стенах всё те же портреты, хотя была и парочка пейзажей на морскую тему. Составные окна неплохо пропускали свет, но пыль витала по кабинету клубами.

— Хоть не так темно, как в кабинете Нильсена, — пошутил я.

Мои ребята тоже, смотрю, немного скованны, и эта фраза немного разрядила ситуацию. Едва мы присели на креслица, как отворилась дверь и в комнату вошёл…

— Ганнибал Сехестед, наместник короля в Норвегии! — прокричал по-русски вошедший первым невысокий человечек.

В кабинет решительно зашёл высокий мужчина в длиннополом камзоле. Увидев его, я опешил — Сехестед своей внешностью сразу же напомнил мне Петра Великого: такие же расчёсанные на две стороны волнистые волосы, те же усы, волевой подбородок и крупный нос, решительный взгляд, немного навыкате глаза — таким я запомнил Петра по картинам и художественным фильмам. Не хватало лишь громогласной речи.

Ганнибал негромко поприветствовал и даже приобнял Матса Нильсена, вскочившего со стоящего у двери креслица, и после этого направился к нам. Следом за ним семенил переводчик, а вошедший тихонько писарь занял место в углу стола.

— Господин мой, Вячеслав Андреевич Соколов, от древнего и славного князя Рюрика род свой ведущий, князь Ангарский, Амурский и Зейский, царь Даурский, царь Солонский, великий князь тунгусских земель и иных землиц государь и обладатель, приветствует тебя, господин Ганнибал Сехестед, да будет Господь благосклонен к Отечеству и народу твоему, и желает долгих лет королю твоему, славному и благородному Кристиану!

Ганнибал дослушал перевод и, едва улыбнувшись кончиками рта, проговорил:

— Спасибо за слова твои, посол. Как здоровье князя твоего?

— Бог милостив, — отвечал я, — и князь мой жив да здоров.

Уф… На этом церемониальная часть встречи, к счастью, закончилась, и теперь можно было присесть. Сехестед жестом пригласил нас занять креслица у небольшого столика, напоминающего журнальный.