Пепел сердца - Инна Бачинская

Алику Дрючину хижина обломилась в наследство, он вообще ни сном ни духом не подозревал, что когда-нибудь станет домовладельцем. С момента вступления в права он был там всего три раза, что не помешало ему неделю не просыхать, отмечая подарок, и объявить друзьям и знакомым, что есть шикарная хата на озере, милости просим, рыба, костер и всякая романтика, не стесняйтесь, ребята – если что, дверь не запирается.

– Ты надолго? – спросил Савелий.

– Как получится, – ответил Федор, и Савелий понял, что дело плохо.

– А Коля знает?

– Коля не знает. Хочешь, скажи ему.

– Я позвоню… как ты устроился… и вообще.

– На природе телефон нонсенс, – сказал Федор. – Так что извини, Савелий. Вернусь – позвоню сам.

Савелий хотел спросить: «А если вдруг что-нибудь случится, нужна будет помощь, а ты там один?», Савелию вечно чудятся всякие несчастья.

– Все будет хорошо, – сказал Федор, – не бери в голову. До свидания, Савелий. Привет Зосе и детишкам. – И настала тишина.

Савелий тут же перезвонил капитану Астахову, который был страшно занят, а потому заорал с ходу:

– Ну?

– Коля, Федор сбежал в хижину, – сообщил Савелий. – Только что.

– С какого перепугу?

– Что-то случилось, знаешь, у него даже голос… какой-то не такой. Я думаю…

– Меньше читай бабских книжек и меньше думай, Савелий. Здоровый лось сбежал половить рыбу… я бы тоже с удовольствием, а ты причитаешь, как старая баба! Он не сказал, с чего вдруг?

– Нет. Он даже телефон отключил.

– Я бы тоже с удовольствием отключил, а то достали уже, понимаешь, нет от них покоя ни днем, ни ночью!

– Ты не понял, Коля, он оставил телефон дома.

– Ну и..?

– Это значит, он не будет никому звонить!

– Савелий, какая разница, кто кому не будет звонить?! – рявкнул Коля.

– Большая, Коля! Что-то случилось, и он никому не хочет звонить.

– Я сейчас трехнусь от тебя! Не морочь мне голову, Савелий! Что значит, не хочет звонить? Не хочет и не хочет, в чем проблема?

– Ты не понимаешь, Коля. По-моему, это из-за женщины…

– Чего? – Капитан демонически захохотал. – Да у Федьки этих баб… удивил!

– Это серьезно, раз он оставил телефон. Он не знает, как поступить, и оставил телефон, чтобы не позвонить… ей.

– Тайны мадридского двора, – сбавил тон капитан. – Ты это серьезно?

…Они были друзьями, такие разные, такие полярные, что можно только диву даваться, что дружба их продолжалась уже много лет. Федор Алексеев и Коля Астахов – куда ни шло, бывшие коллеги, а Савелий Зотов сюда каким боком, спросите вы? Савелий трудился главным редактором отдела дамской литературы в местном издательстве «Арт нуво», как уже упоминалось, и по роду службы читал много «бабских» книжек, отчего мыслил и выражался так нестандартно, что капитан Астахов не сразу врубался насчет смысла. На помощь приходил философ Федор Алексеев и толковал Савелия, как древнегреческий жрец толковал пифию из Дельфийского оракула. Коля делился с друзьями криминальными новостями и всякими тупиковыми ситуациями, Федор и Савелий высказывали свою нестандартную точку зрения. Коля сердился и кричал, что они его достали своими дурацкими озарениями. Но потом оказывалось, что кое в чем Федор и Савелий были правы. Федор подходил к преступлениям как философ, его не интересовали такие мелочи, как отпечатки пальцев или утерянные преступником трамвайные билеты, он осмысливал событие в целом, как знаток человеческой натуры и любитель решать запутанные задачи. Тем более правило номер один в детективной деятельности «ищи кому выгодно» никто не отменял. Оторванный от жизни Савелий со своими «бабскими» книжками тоже встревал, добавляя пару грошей. Федор, на лету схватывая, что он хочет сказать, творчески развивал мысль друга, доводя ее до абсурда. В результате капитан Астахов хватался за голову и рычал, что все, достали и с него хватит! И призывал на помощь бармена Митрича, он же хозяин бара «Тутси», излюбленного заведения всей троицы, с коньяком и фирменными бутербродами с маринованным огурчиком. Хитрые Федор и Савелий ждали, когда Коля отмякнет после коньяка, и начинали поиски мотива и кому выгодно по второму заходу.

…– А помнишь, как он сбежал, когда мы расследовали дело об убийствах чиновника из мэрии и таксиста?[1] – напомнил Савелий.

Коля только хмыкнул, услышав «мы».

– Тогда ведь он тоже влюбился! И мы еще думали, что в убийцу…

Капитан насторожился.

– Ты думаешь, Федор связался с убийцей? Опять? Ты что-то знаешь?

– Не знаю, Коля, с кем он связался, – печально сказал Савелий. – Но то, что он сбежал, факт. Я за него беспокоюсь. Просто так в хижину дяди Алика не сбегают.

– Глупости! Федор хоть и философ, но не дурак! Мент не бывает бывшим, Савелий, не бойся. Отобьется в случае чего.

Савелий вздохнул и ничего не сказал. В его вздохе была укоризна.

– Что ты от меня хочешь, Савелий? – взвился Коля. – Мало мне своего горя?

Глава 5

Перекресток

…Ночь упала на землю, как мягкое невесомое покрывало, затканное звездами. Горел, потрескивая, костер; выкатилась неправдоподобная луна – висела радостной дыней, с любопытством смотрела вниз и довольно улыбалась. Это была не городская луна, которую замечаешь, случайно подняв голову, это была Луна с большой буквы, по-хозяйски раскинувшаяся в небе, главный ночной фонарь, заливший оловянным светом мир. Федор, накинув свитер, сидел на обрубке дерева, кружка с кофе стояла рядом на песке. Он пристально смотрел на оранжевые пляшущие жгуты пламени. Не столько смотрел, сколько созерцал. Те, кто созерцает, любят раздумывать о смыслах…

Ушедший в вечность день был замечательный; не изнуряюще знойный и влажный, а жаркий и сухой, настоящий августовский день. Шевелился камыш на слабом ветру, раскачивались коричневые бархатные его верхушки; сверкало озеро, превратившееся в гигантскую линзу – каждая песчинка на светлом дне виделась размером с горошину; мелкая незаметная рыбешка казалась толстой китайской золотой рыбиной, а тонкие веточки водорослей – непроходимыми джунглями. Покачивались на поверхности радостные желтые кувшинки, звонко шлепали по воде круглые лакированные их листья…

Федор лежал на воде лицом вниз, рассматривал дно. Вода в озере была шелковистой и мягкой, солнце приятно грело спину. Он поворачивал голову и набирал в легкие воздух… воздух был сладкий. Потом он лежал на траве, разбросав руки; спал; потом снова плавал…

А когда настала ночь, сидел у костра и смотрел на огонь. Город и городская жизнь отодвинулись, весь мир сосредоточился вокруг посверкивающего в свете луны озера, шуршащих камышей и костра. Мир был первозданен: где-то бродили большие ящеры – подрагивала земля под их тяжелыми лапами, – смотрели издали на костер и человека, и глаза их светились красным; паслись мамонты, извергались вулканы, а города еще не были построены. Человек жил в пещере и иногда сидел всю ночь у костра, думал. Он сидел у костра – лицу было жарко, а спине холодно; звезды смотрели с черного неба, Луна была низкой и красной, и время от времени на Землю падали, прочертив сверкающий пунктир, метеориты, особенно под конец лета – спустя тысячи лет это время назовут августом. Интересно, о чем думал человек, живущий в пещере, глядя на огонь? О еде? О большой рыбе, которая сорвалась с остроги? О людях, которые живут на Луне? О любви?

Любовь… а что есть любовь? Игра гормонов или химическая реакция? Потребность души или тела?

В чем дело, спрашивал себя Федор. Что случилось? Почему мой мир опрокинулся, почему я сбежал, почему нарушился равномерный ход событий и что теперь делать? Он смотрел в огонь и вспоминал…

Можно ли войти дважды в одну и ту же реку? Философ Гераклит считал, что нет. А как считает философ Федор? Можно, конечно, можно, но вода уже будет другая. Да и берега будут другие… ты будешь стоять в реке, полный ожидания, готовый чувствовать, как когда-то, и снова переживать, но, увы, это уже не та вода, не тот песок, не те берега, а вместо прежних остроты и сладости будут недужность и тлен. Да и обида никуда не делась, оказывается, чего уж там, все мы человеки, и ничто человеческое… и так далее.

Река – время, подумал Федор. Течет в одну сторону. Никогда не повернет вспять. Так зачем барахтаться? Все равно течение стащит вниз…

Он уснул у костра и проспал благополучно до рассвета. Проснулся от холода. Новорожденный мир сверкал в лучах белого стылого еще солнца; искрилась роса на седой траве; плескала мелкая рыбешка в безмятежном озере – а может, это была ондатра или водяная крыса, так как рыбы в Магистерском озере не водилось, что общеизвестно, – правда, Федор подозревал, что легенду об отсутствии рыбы выдумали рыбаки, отпугивая соперников, так как кое-какая рыбная живность в озере все-таки водилась, он сам вчера видел; расправляли влажные крылья жучки и пчелы; пробовали голоса ранние птицы. Костер давно догорел и погас, из центра его поднималась тонкая крученая сизая струйка.