Книга секретов - Жаклин Уэст

Поверх рваных клочков бумаги девочка опустила в мешок пять банок, выбрав те, содержимое которых сильнее всего различалось по цвету. В одной был белый порошок, в другой – вязкая черная жижа, а в остальных трех находилось нечто желтое, как яичный желток, нечто глубокое темно-красное и нечто голубое, прелестного акварельного оттенка. Изо всех сил стараясь не оступиться и не разбить свой груз, Олив поспешила назад по туннелю, вверх по лестнице, через люк и по ступеням – прочь из подвала.

На первом этаже дома царила тишина. Котов нигде не было видно. Внимательно оглядывая каждую дверь и каждый дверной проем, Олив оттащила футболку наверх, в свою комнату, и запихала ее под кровать.

Девочка опустилась на пол и, пока плюшевый медвежонок Гершель взирал на нее с подушек, сделала паузу, чтобы впервые за все это время по-настоящему подумать. У нее под кроватью рядом с пижамными штанами в розовых пингвинах и одиноким пыльным шлепанцем лежали ингредиенты и инструкция, как приготовить волшебные краски Олдоса МакМартина.

Порыв радости ударил ее, словно током. Но секундой спустя радость перешла в дрожь – как только Олив представила себе, что сделали бы коты, если бы только об этом узнали.

Они отобрали бы банки. Они помешали бы Олив сложить обрывки инструкции вместе. Они сказали бы, что возиться с колдовством Олдоса – дело скверное и опасное и что если она не хочет сама стать, как Олдос, то должна просто выбросить это из головы.

Но так поступить Олив не могла.

Она не могла допустить, чтобы краски и бумаги попали не в те руки. А туннель совершенно очевидно был небезопасен, даже несмотря на то, что коты стерегли его днем и ночью.

К тому же, если бы она выяснила, как создавать волшебные краски, то могла бы использовать их во благо. Быть может, она сумела бы помочь людям, заточенным в пейзажах Линден-стрит. Как знать? Она могла бы исправить часть зла, что совершил Олдос МакМартин. Ей только нужно было время, чтобы хорошенько все обдумать. А пока коты верят, что это Аннабель, а не Олив, взяла краски и разорванные бумаги, секрет Олив в безопасности.

В последний раз взглянув на кровать, Олив отряхнула руки от земли, натянула чистую футболку поверх грязной и поспешила вниз, к котам.

Горацио, Леопольд и Харви собрались за сараем в саду, так что из дома их было не видно. Подкравшись к ним на цыпочках, девочка расслышала негромкий, но жаркий спор.

– Это твой пост, – внушал кому-то Горацио. – Ты даже одно-единственное местечко не мог сохранить?

– Со всем уважением, – резко ответил Леопольд, – земельный участок – зона общей ответственности. Я осмотрел подкоп. Его сделали несколько дней назад, а может, и несколько недель. И никто из нас его не заметил. Харви, ты осматривал задний двор, когда был в ночном патруле?

– Я не увеген, кто есть такой этот «Хагви», – заявил Харви голосом сэра Ланселота, – но я тем не менее увеген, что он осматгивал задний двор с погазительной отвагой.

– В самом деле, – сказал Леопольд. – Тогда я не понимаю, как…

– Это Аннабель! – оборвал его Горацио. Олив съежилась за открытой дверью сарая, ловя каждое слово. – Более того, дело не в дворе, дело в том, что под ним. Вы разве не понимаете, вы оба, какой ущерб она способна нанести даже только с одной…

И тут локоть Олив ударился о дверь, и та издала оглушительный, ржавый скрип – как раз такой, от которого большинство людей тянется зажать уши. Олив передернуло.

Горацио замолчал. Секундой позже все три пары ярко-зеленых глаз выглянули из-за угла сарая: у Горацио сердитые, у Леопольда – настороже и у Харви – наполовину скрытые банкой из-под кофе.

– Олив? – уточнил Горацио.

– Ой! – Олив изо всех сил старалась выглядеть непринужденно. Она неловко задела дверь сарая, и та вновь душераздирающе заскрипела. – Так вы не в сарае. Я думала, вы там. В смысле, внутри. Вот почему я… эм…

– Так иди сюда, чтобы нам не приходилось орать, – огрызнулся Горацио.

Олив поспешила обойти сарай и присела так, чтобы оказаться на уровне кошачьих глаз.

– Мисс, – начал Леопольд, – мы должны извиниться перед вами. Я был, – дальнейшие слова дались ему с большим трудом, – некомпетентным хранителем. Безопасность туннеля была нарушена, и я заслуживаю наказания.

– Ти заслуживаешь, чтоб тебя сожгли на костге! – зашипел Харви, рыцарственно отшвырнув кофейную банку. – Обезглавить! Пгищучить!

– Эй! – запротестовала Олив, хотя не могла понять, почему щука должна была стать для кота наказанием, а не наградой. – Ты не имеешь права его ругать, потому что полчаса назад я тебя нашла спящим на посту.

– Сие есть пгавда, – уже тише сознался Харви. – Но задгемать не значит совегшить измену.

– Аннабель коварна, – сказала Олив, взглянув сверху вниз на Леопольда, который, в свою очередь, понуро изучал свои лапки. – Она могла одурачить кого угодно.

Горацио протяжно выдохнул.

– Она права, – сказал он наконец. – Полагаю, единственное, что нам остается, это засыпать подкоп и удвоить наши усилия.

– Цена безопасности – вечная бдительность, – пробормотал Леопольд своим передним лапам.

Олив погладила его по голове.

– Леопольд, – велел Горацио, – возвращайся внутрь и патрулируй туннель. Мы с Харви поработаем тут. Олив… – Олив выпрямилась, готовая приносить пользу, – а ты иди умойся. Твои родители скоро вернутся, а ты выглядишь, как будто вывалялась в ведерке для угля.

Олив снова понурилась. Она послушно двинулась к задней двери, раздумывая, что такое ведерко для угля. Леопольд плелся следом. За их спинами Харви с Горацио уже ползали по краю сада, изучая свежий вход в туннель.

– Вероятно, какое-то время мы будем редко видеться, мисс, – сказал Леопольд, не глядя Олив в глаза, когда за ними надежно захлопнулась задняя дверь. – На некоторый срок я уйду в подполье. Но если я вам вдруг понадоблюсь, вы знаете, где меня найти. – И, слабо кивнув, без обычной военной четкости, Леопольд нырнул в подвал и исчез.

Олив смотрела ему вслед. Потом она стояла одна на кухне так долго, что ноги у нее начали неметь. Олив строила из мыслей башню и знала, что стоит ей пошевелиться – и башня обрушится.

Если ход в комнату за туннелем и правда прорыла Аннабель (а судя по всему, это была правда), то она почти наверняка взяла несколько банок. Тем не менее она не взяла бумаги, что давало Олив искорку надежды. Более того, с бумагами или без – Аннабель, насколько Олив знала, не была живописцем. Художником Иных мест был Олдос. Что толку было Аннабель от красок? Олив, размышляя, пожевывала прядку собственных волос. Что толку от красок ей самой?

Ну, если она не выяснит, как их смешивать, толку от них вообще никакого не будет. А чтобы хотя бы начать это выяснять, девочке придется сложить воедино все клочки разорванных бумаг. И это может занять целую вечность, даже если она не свихнется в процессе. Как-то раз надоедливый двоюродный дедушка Данвуди прислал Олив на Рождество пазл. Пазл был на пять тысяч деталей, и на каждой из них были нарисованы другие перепутанные кусочки. Собрав его, вы получали картину, изображавшую сваленные в кучу на столе кусочки паззла; от одной мысли о том, чтобы собрать нечто подобное, мозг Олив начинал шипеть и плеваться, как яичница на сковородке.

И даже если бы она умудрилась соединить правильно все бумажные клочки, и даже если бы они действительно оказались рецептами красок, и даже если бы она способна была понять, как ими пользоваться… для чего она бы ими воспользовалась? Что такого могла нарисовать Олив, что заслуживало бы вечной жизни?

Олив все еще размышляла и жевала волосы, когда настежь со скрипом распахнулась входная дверь.

– Привет, ученица средней школы! – радостно воскликнул мистер Данвуди, пока они с миссис Данвуди ставили на пол свои портфели. Слова «средняя школа» тут же дали хрупкой конструкции в голове у Олив ощутимый пинок.

Миссис Данвуди торопливо прошагала через прихожую, поцеловала Олив в макушку и направилась в кухню включать духовку.

– Пойду приготовлю ужин, а потом расскажешь нам все о первом дне в школе.

С самого начала трапезы и до конца вечера все трое Данвуди говорили о школе (и в особенности об уроке математики), школьных привычках (и в особенности о том, как пользоваться линейками, компасами и миллиметровкой) и важности хороших оценок (в особенности пятерок с плюсом). К тому времени, как Олив поднялась в свою спальню, мистер и миссис Данвуди уже сияли, как хэллоуинские фонари из тыквы, а Олив так устала и расстроилась, что хотела только забраться под одеяло, прижать к себе Гершеля и сунуть голову под подушки.

И так она и поступила.