Восемь лет с Вагнером - Кирилл Романовский

— будто он уходил. Думаю: «Ооо, наши прилетели». Там такая мысль у всех наверно была: раз наши прилетели, значит сейчас всем дадим просраться. И тут как долбануло — получается, вдарили с дронов по первой машине в колонне.

Скорее всего, дрон по «тепляку» работал ночью, а головная «шишига» как раз тентованная была и светилась. Потому что хотели бы влупить танк — влупили бы танк. Мы разбрелись и не так сильно привлекали, а там целая машина пехоты и американцы в нее ракету всадили. Потом, через какое-то время, минута-полторы, влупили в хвост, метили в Т-72. А вторая получается, ушла в дорогу, нам фартануло. Мы сразу от танка тикать.

Скорая туда подъехала сразу — видимо, паренек на собственном энтузиазме ломанулся на «шишиге». Всех быстро в скорую грузят, скорая разворачивается по газам, выходит из колонны. Только врубил сирену — и дрон в нее ракету всаживает на отходе. Там больше даже не осколочные повреждения — там была зажигалка. Кто в эпицентре был, тот сгорел просто. Ну человек целый, ничего не оторвало, но то, что в уголек превращался быстро — это факт. 72-ку вот влупили как раз, буквально через пару минут. У нас доктор туда ломанулся, думал помочь кому-нибудь — а там полыхает все, еще БК разгорается. Невозможно ни внутри, ни снаружи.

Отходим на первую линию обороны. Сидим, думаем, что же делать. Командование дает указание отходить на вторую линию — отходим туда, со мной связист бежал с большой рацией. На вторую линию отошли, сидим под домиком. Комод такой:

— Давайте бойницы делать.

— Чем? У нас ни хрена нет кроме стрелкотни.

— Камнями давай, забор разбираем, камнями давай ломать.

— Хер с ним, давай.

Камнями бьем в стену — камни рассыпаются просто, глина говёная. Бойницы не получились. Как раз в этот момент мимо нас «Бардак» проскакивает. Все такие: «Оооо, ништяк, „Бардак“ проскочил». От того что колонна горит, уже зарево подсвечивает и видно, куда двигаться. Смотрим — «Урал» наш прячется между домами. А там расстояние такое — «Урал» зашел между домиков, двери чисто открыть. Ну и водила выпрыгивает, хватает свой портплед, гранатометчик, водитель, еще кто-то там был. Старшина тоже — куртку сверху накидывает, и тикать от этого «Урала».

— Ооо, Колян, красавчик, вытащил «Урал».

И только мы все такие возрадовались — бац! — прямо в этот «Урал» прилетает. Мы все на землю падаем. Поднимаемся, смотрим да ну нахер, как так? «Урал» даже не горит — его просто внутрь как-то сдавило. Это что такое? Это как вообще может быть? Вот рядом дома, они целые, а тут прилет чисто в «Урал».

Вертушки потом мы уже увидели, когда ушли дальше. Вышли на третью линию — там доктор начал собирать людей, кто пойдет «трехсотых» вытаскивать из колонны. Мы там сидели, что-то кто-то говорил, что воздух, еще что-то. В радиосвязи официально прошло:

— Работает американская авиация, всем ныкаться, готовится к контратаке.

Недалеко от нас снайпера проходили, два пацана. Один идет — автомат на шее висит, он идет прямо просто смотрит. А перед ним идет чувак с этим то ли «Манлихер», то ли «Корд», просто тащит за ремень, взял под ствол и просто тащит. Приклад по земле волочится. Он идет, и ему похеру на все. Голову поворачивает к нам:

— Какой взвод?

— Третий.

— Нее, мы со второго, мы своих ищем.

И поперли дальше. Просто по башке тряхануло, они идут на своей волне, им ничего уже не надо. Они вдвоем, как привидения топают.

Потом мы отошли на третью линию, и начали замечать — как только мы отходим на следующую линию, через три-четыре минуты линейку, в которой мы сидели, просто всю выжигают. Отходим получается, по нам начинают уже долбить.

Начали трехсотых подтаскивать. Куда их грузить — хер его знает: эвакуация на автомобилях невозможна, потому что машина только начинает отъезжать — ее вскрывают. Танкисты и «Бардаки» начали ныкаться по зданиям, просто протаранивали стены. В доме остановятся, потусят там минут 15–20, потом по газам, пробивают другую стену, в следующий дом заскакивают.

Притащили одного трехсотого, у него лицо было все покоцанное и в ногу прилетело. Там не сильно, лицо ему ободрало, местами обожгло. И с ноги у него течет, осколок прилетел в икру и по ноге так капает. Перемотал доктор и говорит:

— Помогите оттащить.

Я подрываюсь, хватаю его под руку.

— Куда ведем?

— Там, за домом должна быть эвакуация.

Туда оттаскиваем, передаем пацанам, возвращаюсь обратно. Сел, ждем команды. Стоим. Разведка оттянулась, их там вообще всех расколошматило. Толком никого не осталось. Они там своей движухе, их командир начинает выводить. Мы комоду и говорим:

— Ну что делаем? Долго сидеть будем?

— Ждем команды.

Хрен с ним. Взводник дает команду «Отходить». Начали отходить группами, назад выходим за дом — танк стоит.

— Да ну нахрен, валим отсюда.

Только отходить — он заводится и за нами едет. Мы в другую линейку заходим, а он — херакс! — и просто через забор за нами проезжает.

— Да ты чо, гонишь? Чего ты за нами едешь?

Потом, как выяснилось, механик думал, что мы ему дорогу показываем, и он за нами ехал (смеется). Мы-то знали, что технику жгут, нужно от танка как можно дальше держаться, и потому петляли туда-сюда.

Кстати, танк, на котором мы сидели — Т-64 — он цел остался. Он остался в колонне и так и стоял — пацаны забыли рацию переключить на общий канал. Где-то через полтора часа только чухнули, что война идет. У них там своя атмосфера, у них там музыка играет, плюс он сам заведенный — все тарахтит, им вообще ничего не слышно. Они давай по каналам щелкать — на всех тишина. Радиста убило — все, связи нету. Рацию перехерачило, тоже связи нет. Ничего не происходит, никто на танкистов не выходит. Они на общий а там вообще жесть творится. Они ничего не могут понять, в итоге люк открыли, высунули жало — и увидели, что все вокруг горит, взрывается. Люк закрыли, по газам дали и вырвались оттуда. Они через два дня только выехали, где-то ныкались у поселков.

У меня кент в разведке был, его «затрехсотило», но при этом даже не ранило в него просто кусок трупа прилетел. Верхняя часть туловища. Сбила его с 72-ки, он упал, ему отбило все органы, встать не может, камнями засыпало. Его поднимают и спрашивают про рядом лежащий кусок трупа:

— А это кто?

— Да хер его знает. Я его в первый