Бог-скорпион - Уильям Голдинг

Болтун вскинул голову:

– Тебе дали подножку, Высокий Дом, я видел. И к тому же ты выпил столько пива перед бегом. В другой раз…

– Ты не был пьян, Высокий Дом, – вмешался Верховный, не переставая улыбаться. – Ты выбился из сил.

Бог снова дернул Болтуна за ухо.

– Расскажи-ка о том, – неожиданно расхохотался он, – как вода становится твердой.

– Ты уже слышал об этом.

Высокий Дом стукнул кулаком по ложу.

– Ну и что, буду слушать сколько хочу, – завопил он. – Сколько хочу, сколько хочу!

Вопль замер под высокими сводами. Занавес в дальнем конце зала раздвинулся, и показалось нечто похожее на белый льняной кокон, внизу которого виднелись крошечные ступни. Кокон просеменил в центр зала и остановился между столами.

– … твердая как камень, правда, – рассказывал Болтун. – Зимой скалы у водопада обрастают бородой, как речные камни – водорослями. Только эта борода состоит из воды.

– Продолжай, – горячо сказал Высокий Дом. – Расскажи, какая она белая, и чистая, и холодная, какая она спокойная, – это очень важно, что она спокойная и неподвижная!

Откуда-то незаметно появилась темнокожая девушка. Она потянула за конец белого покрывала, и фигура стала поворачиваться, переступая маленькими ножками. Болтун продолжал рассказывать, а глазами косил в сторону кокона.

– Болота там черно-белые, и поверхность их тверда. Тростник будто костяной. И холодно…

– Ах! Продолжай…

– Это не просто прохлада, которую приносит вечер или ветерок с реки. Не прохладный бок пористого необожженного кувшина с водой; это холод, который набрасывается на человека, заставляет его приплясывать, потом сковывает его движения и, наконец, вообще не дает пошевелиться.

– Ты слышал, Верховный?

– Если человек ложится на белый песок, который тоже – твердая вода, то так и остается там лежать. Очень скоро он превращается в камень, в свою собственную статую…

Высокий Дом воскликнул:

– Он остается в Настоящем! Для него оно не движется!

Он обнял Болтуна за плечи:

– Ах, дорогой мой Болтун, я просто не могу обходиться без тебя!

У Болтуна вокруг рта легла грязно-белая тень.

– О нет, Высокий Дом! Это в тебе говорят доброта и благородство – я человек ничтожный и никому не нужный!

В этот момент послышалось покашливание Верховного. Они обернулись к нему, и он показал взглядом, куда следует смотреть. С кокона как раз соскальзывало покрывало. Высвободилась и упала блестящая волна волос. Женщина стояла к ним спиной и раскланивалась во все стороны. Волна мерцала, колыхаясь под мягкий рокот барабана. Маленькие ножки пританцовывали.

– Да ведь это, – вскричал Бог, – ведь это Прекрасный Цветок!

Верховный кивал и улыбался.

– Ваша восхитительная дочь.

Высокий Дом поднял руку в приветственном жесте.

Улыбаясь через плечо, Прекрасный Цветок изящно повернулась в такт музыке и освободилась от очередного покрывала; переливающаяся волна волос женственно плескалась, касаясь ее колен. Улыбка Бога и его жест словно послужили сигналом залу. Громкий говор за столами стих, кругом засияли восторженные улыбки, отовсюду неслись ласковые возгласы, радостные приветствия. К барабану присоединились тростниковая флейта и арфа.

– Знаешь, она уже большая! – воскликнул Высокий Дом. – Ты не поверишь, какая она стала большая!

Болтун с трудом оторвал взгляд от Прекрасного Цветка, облизнул губы, наклонился к Высокому Дому и подтолкнул его локтем:

– Это получше твердой воды, а, Высокий Дом?

Но устремленные вдаль глаза Бога не видели дочери.

– Расскажи мне еще о чем-нибудь.

Болтун задумчиво наморщил лоб. Потом, решив что-то, изобразил на худом лице скабрезную ухмылку.

– Про обычаи?

– Обычаи? Какие обычаи?

Болтун шепнул:

– О женщинах.

Он принялся нашептывать Высокому Дому, прикрыв рот ладонью. Глаза у Бога загорелись. Он заулыбался. Две головы сблизились еще больше. Бог протянул руку назад, не глядя поднес ко рту уже с чашей пива. Выцедил. Болтун долго хихикал, сотрясаясь всем телом и продолжая говорить из-под ладони.

– … иногда они видели их первый раз в жизни – это были чужие женщины!

Высокий Дом фыркнул, обдав Болтуна брызгами пива:

– Можешь рассказать о самом непотребном…

Верховный вновь предупреждающе кашлянул. Музыка изменилась. Флейта зазвучала еще гнусавей, словно сокрушаясь о чем-то желанном и недостижимом. Перемена произошла и в Прекрасном Цветке. Тело ее до пояса было обнажено, движения стали быстрее. Прежде двигались только ее ступни. Теперь наоборот – лишь ноги да голова оставались неподвижны. Улыбка стерлась с ее лица, и взглядом она обводила свои груди, поочередно, как бы оценивая. Делалось это так: правая рука сверху – локоть высоко поднят, ладонь выгнута – левая рука снизу – указывает на левую грудь. Ладони обрамляют ее, зазывают взгляд, легкое вращение левого плеча заставляет ее ритмично и тихо подрагивать, так что взгляд может оценить ее теплоту и тяжесть, ее благоухание и бархатистость. Затем змееподобным движением положение головы и рук менялось, и она сосредоточенно взирала на правую грудь. Лишь теперь, когда карминные соски исторгли свой аромат в тяжелый воздух, тростниковая флейта начала понимать желание, которое томило ее. Гнусавый ее звук стал похож на человеческий вопль. Он несся над столами, и кое-кто между питием обменивался поцелуями и осторожными ласками. Болтун, словно притягиваемый неодолимой силой, отвел взгляд от Высокого Дома и медленно повернул голову к Прекрасному Цветку. Его губы были воспалены, словно от жажды.

– Она прекрасна, – простонал он. – Прекрасна, прекрасна!

– Ты прав, она хороша, – согласился Бог. – Расскажи еще что-нибудь.

Болтун замычал в отчаянии:

– Любуйся ею, Высокий Дом, это лучше – или ты не понимаешь?

– Для этого у меня много времени впереди.

Прекрасный Цветок исполняла танец живота. Ее волосы разметались и блестели в пламени светильников. Болтун разрывался между нею и Богом. В отчаянии колотил себя по голове.

– Хорошо, – надулся Высокий Дом. – Раз не хочешь ничего больше рассказывать, сыграю в шашки с Верховным.

Откуда ни возьмись, как пиво до этого, появилась доска. Стоило Высокому Дому склониться над ней и потрясти чашкой с фишками, как за столами произошла перемена. Объятия уступили место приглушенным разговорам о питье и закусках, о развлечениях и играх. Прекрасный Цветок и музыканты, казалось, выступали перед пустым залом или же для собственного удовольствия.

– Твой ход, – сказал Высокий Дом. – Желаю удачи.

– Порой мне приходит на ум, – проговорил Верховный, – что, может, интересно было бы не полагаться на волю случая, делая ход, а продумывать его последствия для себя.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});