Песнь моряка - Кен Кизи

и натянул на ногу. Девушка со вздохом вернула бутылку в гнездо, признав, что лечение закончено. Она встала и, пока Айк пинал ногами мусор, разыскивая второй меховой башмак, ходила за ним следом. Когда он наклонился, чтобы обуться, Луиза провела рукой у него под терморубахой.

– Вы такой потный, мистер Саллас. Вам надо успокоиться и поменьше скута. Так все в городе говорят.

– Господи, Лулу, еще бы я не был потный, – выдохнул Айк. – У вас тут как в печке.

– Папе нравится, когда тепло, – согласилась она. – Но вам все равно надо поменьше скута. Я никогда не вижу вас в «Крабб-Потте» на шоу с девушками, например. Вам не нравятся девушки, мистер Саллас?

– Мне вполне нравятся девушки, Луиза. – В некотором смысле он был благодарен ей за это простодушное заигрывание – оно помогало ему прийти в себя. – Вообще-то, на рассвете у меня было назначено свидание с Алисой Кармоди, мы собирались с ней порыбачить. И я уже опоздал.

– Как-то я не уверена, чтобы Алиса Кармоди считалась девушкой, – сказала Лулу и выпятила нижнюю губу. – Зато я уверена, что эти ваши лососи могут минутку и подождать.

– Лососи – могут. Алиса Кармоди – нет. – Он наконец вычислил входную дверь, спрятанную за водяным обогревателем; струей ударил холодный воздух. Перед тем как уйти, Айк обернулся к Лулу, стоявшей с надутым видом в узком дверном проеме. – Тебе не страшно, что этот хмырь еще здесь?

– Вы просто прелесть! – Она перестала дуться и улыбнулась. – Не волнуйтесь, он обычно держится в руках. Просто как бы растерялся: пришел, когда его никто не ждет, а мы с вашим дружком Гриром заняты, ну, козлиными танцами, так у них на Ямайке это называется. Мне не страшно. Подумаешь, меренга. Если что, Эдгар с Оскаром вобьют в него ума. Клянусь, мне и в голову не могло прийти, что он заявится после прошлого раза, он же не совсем дерево. Папа говорит, он меченый. Как порча Ионы, знаете? Папа предупреждал меня с самого начала, что все они с порчей. Такими уродились. Я, понятное дело, не верила. Мне ж всего пятнадцать лет было, и он казался, ну, особенным. Теперь, надо сказать, я, пожалуй что, с папой согласна: они с такой меткой рождаются.

– Спасибо, что вылечила, – сказал ей Айк.

– Всегда пожалуйста. Спасибо, что выручили. – Вымоченным в роме полотенцем она оттерла с шеи пот. – Надеюсь, вы не подхватите вирус оттого, что выскочили на холод так быстро. Папа заставляет нас все время топить эту старую печку. – Перестав вытираться, она подула внутрь лифчика, сначала в одну чашку, потом в другую, словно остужала миски с супом. – Бедная девушка может умереть от теплового удара.

Фургона не было. Зная Грира, Айк не ожидал ничего другого. Он поспешил к джипу, перескакивая с одного заиндевевшего холмика травы на другой, чтобы уберечь унты от тающей весенней грязи и разбросанного повсюду хлама.

Джип застыл намертво, как камень. Однако припаркован он был передом к отростку дороги и на достаточном склоне, чтобы завестись на реверсе. Дав мотору немного прогреться, Айк покатил к дороге. Проскакивая мимо тлеющих гор, он не увидел там знаменитых свалочных свиней. Визгливый припев, яростный и истеричный, раздавался над вершинами. Лулу не ошиблась: шум действительно их раздразнил, и теперь они требовали свою долю мусора.

Айк подъехал к своему ракушечному дворику, дал джипу прокашляться и оставил работать на холостых. Затем подобрал со ступенек пистолет и после секундного раздумья сунул его в висевший за дверью ящик для цветов.

Свет в холодном трейлере был по-прежнему сер. Старый пес лежал так же, как Айк его оставил, уткнув бороду в подогнутые передние лапы. Они хотя бы еще гнутся – задняя часть явно старела быстрее. Марли был у Грира все то время, что Айк знал своего партнера, пересидев трех его жен. Смесь немецкой овчарки и бордер-колли, но большой и длинноногий, Марли походил на поджарого волка, даже когда спал, скукожившись. Все думали, что пес назван в честь Боба Марли, давно покойного регги-радикала, которого Грир поминал во время своих редких гостевых заходов на подпольную короткую волну Радиста. Айк же знал точно, что Марли был тезкой старого призрака[8]. Грир подобрал пса в рождественскую ночь. Он тогда занимался прокладкой кабелей и гнал машину вдоль побережья к Кресент-сити, где жила его знакомая медсестричка, которую создатель благословил тремя грудями и почти выплаченной ссудой за дом. Фары выхватили пса, ковылявшего на север вдоль 101-го шоссе, потерянного и мокрого. За ним от окровавленного загривка тянулась тридцатифутовая стальная цепь.

– Призрак Марли! – Визжа и скользя колесами, Грир съехал на обочину. – Ты будешь дух, чтоб направлять меня на путь, мон? Прыгай на борт.

Освобожденный от цепи, Марли вскоре избавился от хромоты и обернулся великолепной сторожевой собакой – хотя повадками больше напоминал швейцара, чем сторожа. Обычно он прятался под большой гаультерией на краю дороги и выскакивал оттуда неожиданно и молча, стоило какой-нибудь машине въехать во двор. Когда-то он легко перепрыгивал капот старого «лебарона», на котором Айк тогда ездил, и, ухмыляясь во всю зубастую пасть, пролетал перед носом ошеломленного водителя. Казалось, это было совсем недавно, но как-то неожиданно Старый Прыгун Марли вдруг стал просто старым. Сейчас он не смог бы перепрыгнуть садовую тачку.

Айк ткнул носком унты в тощий бок:

– Марл, ты здесь?

Старый пес поднял морду и огляделся. В конце концов глаза остановились на Айке, но засим не последовало обычной приветливой волчьей ухмылки. Вместо этого Марли зарычал в склонившееся над ним лицо, глухо и серьезно.

– Эй, Марли, это я! Дядя Айк!

Он опустился на колени и дал псу понюхать руку. Марли бросил рычать и ухмыльнулся, на морде оттенок смущения. Айк чесал драные уши, пока собачья голова не улеглась обратно в мешок, а мутные глаза не закрылись. Айк заметил кусок какого-то дерьма, прилипший к шерсти у пса на загривке, снял его, выбросил в помойное ведро под раковиной, потом зашел в маленькую ванную смыть запах – все время задумчиво хмурясь. Марли никогда раньше на него не рычал. Включив в ванной свет и взглянув в зеркало, Айк понял, в чем дело. Он также понял, откуда взялась кипа упаковок от пластырей на той раскладной койке. Лулу, похоже, извела на него целую коробку. Лицо в зеркале было все облеплено пластырем с яркими бабочками. Голова от бровей и выше замотана, как у мумии. Он ощупал по кругу макушку, но так и не нашел конца бинта. Попытался отодрать пластыри, но они накрепко приклеились запекшейся кровью и ромом. Поплескал водой – они не отходили. Он посмотрел на часы. Возиться не было времени.