Мой плохой босс (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta"

— Да ты чего, Ир, — Наташа обиженно машет на меня рукой, — я не из-за места. Просто… Не хочется больше… Ему кофе таскать. Как-то мерзко после сегодняшнего.

Вопреки всему моему цинизму — я верю. Ведь может же ей действительно быть мерзко обслуживать «милейшего» Антона Викторовича. И может хотеться повышения, зарплата у меня выше, чем у неё.

Правда, если было бы по-настоящему мерзко — она бы, наверное, тоже уволилась, но это слишком, наверное.

Ну — для меня не слишком. Я не буду больше тратить свое время в «Верещагин и Партнеры» — делать мне больше нечего. Пусть в своем дерьме варятся сами.

— Спасибо за поддержку, Наташ, — спокойно благодарю я. Реально есть за что. В конце концов — она мне не подруга, она мне подчиненная, которую я жестко штрафую за задержки с оформлением документов. Но посочувствовать она пришла. И нужно сказать — это выходит у неё искренне.

— Ой, да ладно, — Семенова отмахивается, — честно, я думала, тебе тут платки понадобятся, хотела тебе сказать, что бабы наши на твоей стороне, а ты — вон какая. Спокойная.

— Ох, если бы…

Я неровно вздыхаю.

Спокойствием мое состояние не называется. Ну, у этого разговора все-таки имеется положительная сторона — я больше не напоминаю своей пятнистостью леопарда и руки, которые просто сводило от желания сжаться на горле Антона Верещагина, больше не трясутся.

— Ну, давай тут, Ирка, держись! — Наташа грозит мне кулаком и покидает туалет.

Забавный жест. Держись, а то я тебя еще побью, сделаю больно, станет еще хуже.

Радуясь долгожданному уединению, я достаю телефона. Сейчас — мне никто не мешает поговорить, ни свидетели, ни мое нервное состояние.

Тот, кто мне нужен, отвечает со второго гудка. Днем — отвечает с первого, но сейчас все-таки глухая ночь на дворе. Хотя я точно знаю, у Прохора на мой номер стоит эксклюзивный гудок. И что очень ценно — он живет не так далеко.

— Доброй ночи, Ирия.

Он скучал. Это ощущается по тону голоса, в котором звенит напряженное желание угодить. Проша — уже опытный, почти профессиональный раб. Из тех, кто немыслимо кайфует, становясь на четвереньки и подставляя спину для плети.

— Я могу приехать сегодня. Как госпожа. Хочешь?

Прохор замолкает с той стороны трубки.

— Сегодня — бесплатно, — добавляю я, — все как обычно, по стандартному договору.

В наш стандартный договор с Прошей входит стандартная порка и укрощение. Никакого секса. В конце концов — Проша хорошо и прочно женат, и жена у него хорошая. Очень-очень правильная. Кто виноват, что её образцовому, очень высокопоставленному муженьку, два раза в неделю очень не хватает приключений на задницу?

— Ну? — поторапливаю я, дожидаясь Прошиного ответа. В конце концов, это не по нашему с ним графику. У него просто может не быть возможности.

— Очень хочу, госпожа, приезжайте, конечно, — Прошин тон заставляет меня успокоиться еще сильнее. Ничего на свете нет вкуснее, чем этот сладкий вкус чужой готовности к служению. Жаль, конечно, что это не Антон Верещагин готов целовать мои туфли, ну ладно. У меня богатое воображение. Я представлю.

— А жена?

— Я найду, что сказать.

До сих пор не знаю, что он с ней делает — врет или говорит правду. Странная у них семейка, ей богу.

— Я буду через час.

В конце концов, зачем-то же я вожу целый багажник с инструментарием.

— Жду, госпожа.

Сбрасывая вызов, я смотрю в зеркало и чувствую себя действительно спокойнее. Цель есть, и спать сегодня с невыпущенным наружу гневом я не лягу.

Можно и правда уже ехать.

Я наконец выхожу из туалета. На самом деле я проторчала там минут сорок, не меньше, приводя себя в порядок, одеваясь и успокаиваясь.

Прохожу через зал с ровной спиной и без оглядки. Мужики с моего пути разлетаются будто голуби. Правильно, уроды, вам лучше бежать от меня как можно дальше. Вам же лучше, если мне будет нечего вам припомнить. Дольше проживете. И зарплаты целее будут.

В конце концов, именно я в фирме Верещагина больше всех знаю, кому не додается штрафов за нарушение рабочего расписания, за невыполнение должностных инструкций и так далее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И за две недели отработки — я ого-го сколько выдам своей «любви» всем, кого я запомнила по толпе идиотов, вломившихся ко мне.

Еще бы придумать, как Верещагину такие проблемы устроить, чтобы и самой не пострадать, а ему чтобы было как можно более «весело».

Я ощущаю взгляд Антона. Злой — да. Злой, пристальный, безотрывный. У выхода я даже останавливаюсь, оборачиваюсь. Да, не ошиблась. Реально смотрит на меня, как Раскольников на старуху-процентщицу. Только топора не хватает. Сразу видно, что не может мне спустить этот позор перед всей фирмой. Не умеет Антоша проигрывать. Совершенно.

Я улыбаюсь ему как можно более высокомерно, касаюсь губ кончиками пальцев и посылаю ему воздушный поцелуйчик.

Обращайся еще, щенок, могу вытереть тобой пол в любое время дня и ночи. Не пожалею твоей дорогой рубашечки.

И все-таки — какая красивая тварь! Аж больно на него смотреть.

Антон улыбается мне в ответ — и тоже как-то неприятно, с предвкушением. И мне не нравится это выражение на его лице. Совсем не нравится.

Хотя похер мне на его мысли.

Что он мне может сделать, к чему я не готова?

На работе я — идеальный сотрудник. Не прикопаешься. Я ж специально строила такой имидж. Так что по статье меня не уволишь. А не по статье — я и сама уйду. Не буду так оскорблять нашего нарцисса моей «унылой персоной».

У самого выхода в ресторан я натыкаюсь на нашего финансового директора Смалькова.

Геннадий Андреевич явно пытается перегородить мне дорогу, стремясь не дать мне пройти.

— Ирочка, а вы куда, вечер еще не закончился? — он косит под блаженного, и как нарочно меня раздражает все сильнее. И злость, только-только притихшая в ожидании встречи с Прошей, снова начинает меня одолевать. С каждой секундой — все сильнее.

— У меня — закончился, — едко отрезаю я. Больше регламент и субординация не для меня, и трепетать перед друзьями ублюдка я не буду.

— Ирочка, ну оставайтесь, — с такой фальшивой приязнью просит Смальков, — вы же произвели фурор.

С куда большим удовольствием я бы произвела террор. Кровавый. Одному конкретному ублюдку — своему непосредственному боссу.

Я просто шагаю мимо, огибая Смалькова и уворачиваясь от той его руки, которой он попытался меня удержать.

Выхожу на парковку перед рестораном.

И вот тут меня ждет еще одно неприятное откровение.

На том месте, где я оставляла свою машину, ничего нет…

Вот же сучонок… И только мне не говорите, что это не он!

Глава 5. Ирия

Телефон, карточки, ключи от квартиры, ключи от личного номера в клубе, рабочие ключи…

Как я сразу не заметила, что ключей от моей машины в сумке нет?

Угнал, пьяная тварь. Или кому-то отдал, чтобы тот угнал.

Я бы подумала на эвакуатор, но я парковалась правильно, и номера были чистые, да и не успел бы он приехать за полчаса.

Нет. Не эвакуатор. Разве что он реально мимо проезжал. Случайно.

Случайнее него могло быть только НЛО в этом районе Москвы.

— У вас что-то случилось, Ирина Александровна?

Сахарный голос. Бархатный. На данный момент — голос, заставляющий весь мой мир подернуться алым туманом.

Голос Верещагина.

Он стоит за моей спиной, вышел с одной очевидной целью — поглумиться. Стоит, расставив ноги, запихнув ладони глубоко в карманы брюк. На губах — ехидная резиновая улыбка.

Мы сталкиваемся яростными взглядами — и мне очень странно, что после этого вселенная не взорвалась. И мудак не испарился на месте. Что со мной? Я теряю форму?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

И все-таки даже сейчас, когда он люто меня бесит — я все равно им любуюсь. Мне было мало его на коленях. Хочу еще.

Я бы порола его три раза в неделю. И может быть, полгода спустя он бы отработал болью свою дрянную натуру. Почему я раньше её не видела? Почему не понимала, насколько глубоко в его душе находится дно?