Красная зима - Гончарова Галина Дмитриевна

Русина, окрестности Зараево

– Тор Изюмский!

– Что случилось, Прошка?

Мальчишка подбежал, что тот конь, – бодрой рысью.

– Новости у меня, тор! Да такие!

– Какие?

– Тор, я подслушал тут… говорят о раскулачивании.

– Вот как?

– Не токма благородных будут в расход – еще и по деревням пойдут!

– Та-ак…

– Говорят – кулаки, мироеды…

Вот кто бы сомневался?

Что обещают революционеры? Одно и то же! Блага всем, кто пойдет за ними! Точнее – кто дойдет. Но чтобы эти блага раздавать, надо их откуда-то взять.

Производить? Покупать?

Зачем?

Куда как проще произвести перераспределение. Был ты голытьба на селе – так найди самого богатого и отними у него добро. И подели на всех.

А там и пропить можно!

Не хватит?

А что – у вас один богатей на селе? Нет, конечно! А не найдем, так назначим…

– За села решили приняться?

– Тор… да.

– И кто же у нас в кулаки попадает? Не говорили?

Прошка почесал в затылке. Так, для стимуляции памяти. Немного…

– У кого техника есть. Кто ее в наем отдавал или рабочих нанимал. Али торговал…[4]

– Почитай, треть села. Любой зажиточный хозяин подойдет…

Тор Изюмский едва за голову не схватился.

Это ж как!

Если эта шваль на усадьбу налетит – он отобьется. А на села? На его людей? Его крестьян?

В каждом селе охрану ставить? Армию иметь надобно! И то не поможет… а если по паре человек – тоже не поможет. Перебьют…

Но и людей без защиты оставлять нельзя. Крестьяне его кормят, не будет хлеба, так и он зубы на полку положит.

Что же делать, что делать?!

Яна, Звенигород

– Б…!!!

Что может быть хуже?

Стоять перед закрытым домом – и не знать, куда все подевались?

Вообще – куда угодно. Если у Илюшкиной сестрички ума хоть на капельку больше, чем у диванной подушки, она уедет из столицы.

Яна бы уехала.

Если ума будет больше, чем у козы, – уедет за границу, на всякий случай прихватив ценности.

Меньше?

Хм… а куда бы рванулась коза? В хлев?

Вряд ли. Когда горит дом, животные не бегут в огонь. Но то животные, они умные. А что сделает Ирина-как-ее-там?

Яна вздохнула.

Что угодно. Предсказать действия человека, о котором ты ничего не знаешь, – невозможно. Метаться – глупо. Выход?

Найти того, кто знает ответ.

И девушка еще раз пнула дверь.

Закрыто и никого нет. Какие есть варианты?

Пойти расспрашивать по соседям. Только не в таком виде, сейчас ей и двери-то не откроют. Где тут можно остановиться и привести себя в порядок?

Глава 2. Как запоздалая месть летнему буйству трав

Работают ли гостиницы во время революции?

Да как вам сказать…

Если где господа есть, там и халдеи будут. Другой вопрос, что живущим в гостинице стоит опасаться визита Комитетов Освобождения. А вот они как раз Яне были без надобности.

Ей вообще в Звенигороде задерживаться…

Ни к чему.

Но надо бы хоть переодеться где, да и попробовать поспрашивать.

Лебедева, говорите? Ирина Ивановна?

Вдова с ребенком…

Яна огляделась по сторонам.

А почему бы не попробовать? Улица здесь не то чтобы очень парадная, вымощена даже не камнем – досками. Брусчатая мостовая. Но выметенная. А значит – что?

Где подметают, там и дворники есть. А коли есть дворники, будет и информация.

Как вызвать дворника?

Эм-м-м… в этом веке – непонятно. А так они на мусор реагируют! Яна точно знала.

Вот сидишь в институте на подоконнике, грызешь мороженое, а потом доела – и куда бы бумажку деть? Так вот, стоит попробовать бросить ее на пол, как тут же из полной пустоты (куда там джиннам из арабских сказок?!) возникает уборщица в синем халате. И ты слышишь про себя много всего лестного.

А вот чем бы тут насвинячить?

Яна подумала, потом вытащила из сумки бутерброд, припасенный еще с поезда, – и огляделась, выискивая местечко почище.

Сейчас перекушу, а бумагу, в которую бутерброд был завернут…

– Энто ишшо че такое?! А ну брысь отседова!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Местный дворник был еще круче институтской уборщицы тети Симы. Он появлялся не в момент и не после совершения тяжкого преступления насвинячивания. Он явился еще ДО оного.

В претензии Яна не была. И о презумпции невиновности не заикнулась. Вместо этого уважительно склонила голову.

– День добрый, уважаемый жом.

– Ну… добрый.

– Скажите, пожалуйста, вы здесь убираете?

Вежливость – первое оружие. Любого разумного. Дворника оно тоже притормозило, как медведя – рогатина.

– Ну… энто… я, да. А шо?

– Чисто тут у вас. Везде разруха, развал, а у вас хорошо, чисто, выметено все, как языком вылизано. Вот и хотела присесть перекусить. С утра во рту росинки маковой не было.

Дворник пригляделся повнимательнее.

– Простите, жама. Не признал.

– Сейчас так лучше, чтобы не признавали, – объяснила Яна. – Я пока из провинции добиралась… плохо в стране. Маетно. А к подруге приехала – той нет дома.

Дворник посмотрел еще немного, подумал…

– Идемте ко мне, жама. Я вам чайку налью…

– Благодарствую! – расцвела Яна. – А только что ж я без угощения! – В пальцах сверкнула серебряная полтина. – Может, вы скажете, где к чаю… прикупить?

Произошло чудо.

Монета сверкнула – и растворилась в воздухе, полностью опровергая все законы химии и физики. Дворник расплылся в улыбке.

– Так я, жама, сейчас вас устрою, да и схожу. Чего вам ноги бить… видно ж! Пехом шли, устали…

Яна и не спорила.

И пешком шла, и устала…

Другое дело, человек, который вырос на кордоне, может и по лесу долго ходить, и не слишком страдать от голода. Это сейчас шоколадки – мармеладки – плюшки – фигнюшки… А раньше как?

Идешь в лес, а что взять-то с собой? Зимой проще, ничего не пропадет. А летом? Когда сыр плачет, колбаса за два часа протухает, кефир скисается… Остаются вареные яйца, хлеб и огурцы с помидорами. Тверденькими такими.

Яна так и привыкла с детства. Отец так ходил, ее приучил. Она бы и еще часика четыре спокойно прогуляла, не кушая. Но – надо было выманить джинна из бутылки! И ведь сработало?

* * *

В дворницкой было чисто и уютно.

Маленькое помещение начиналось с тяжелой двери, перед которой был положен скребок. Яна честь по чести отряхнула ноги и вступила в крохотную кухоньку.

Печь, стол, люк в подпол.

Дверь в комнату. Не слишком большую, Яна заглянула. С топчаном, комодом и сундуком.

Инструменты, похоже, хранились или в подполе, или еще где…

Два окна глядели в стену, так что даже в самые солнечные дни здесь будет грустно и пасмурно. Но в комнату девушка не полезла, уселась за столом, ждать.

Дворник себя ждать не заставил, вернулся и плюхнул на стол пакет с продуктами.

Горлышко бутылки, стыдливо выглядывающее из свертка, Яна вежливо не заметила.

– Как вас зовут, жом?

– Трофим я, жама.

– А по батюшке?

– Игнатьевич.

Яна протянула руку.

– Яна Петровна. Можно просто Яна. Рада знакомству, Трофим Игнатьевич.

Дворник метнулся взглядом по сторонам, подумал – и предложил универсальное:

– За знакомство?

* * *

Через четыре часа Яна отвалилась к стене с чувством выполненного долга. Трофим уснул, уговорив «четвертушку», а потом и еще одну, а она попивала чаек, отдыхала. Она-то поила щель в полу комнаты. Давно научилась, не пить же невнятное пойло?

И бегать никуда не надо, и искать, и прыгать…

Вдова Лебедева отправилась к родителям. И сына с собой взяла.

Куда?

Да говорила, что у нее имение есть. У ее родителей…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Куда?

Вроде как под Синедольском. Городок такой, понятно, гор там отродясь не было, но назвали же! Туда, кажись, на поезде пару дней ехать надо. Или конями…