Клан Чеховых: кумиры Кремля и Рейха - Юрий Сушко

– Вот ваш новый товарищ. Примите его хорошо. Нам будет очень приятно иметь в театре племянника Антона Павловича…

Станиславский, несомненно, гениальнейший актер и режиссер, но дипломат, он, конечно, никудышный. С его легкой руки к Мише сразу же приклеилось прозвище «племянник». А потом я слышала, как наша молодежь – и Болеславский, и Хмара, и Готовцев, да и другие – называли его «замухрышкой со знаменитой фамилией» и даже стали распространять слушок, что Станиславский, принимая его в театр, якобы обмолвился: «Мне стало его жалко…» Хотя это, конечно, вранье чистой воды, я ведь сама присутствовала на показе… Но вот наших дам, – улыбнулась Ольга Леонардовна, – застенчивый юноша весьма заинтересовал…

Если бы он остался в Суворинском, – продолжила она, – я даже не представляю, в кого бы Миша превратился через два-три года… Может, так бы и продолжал играть своих тусиков в «Дачных барышнях»… Как-то, разоткровенничавшись, он признался мне, что испытывал в то время жгучий стыд: «Я не переносил себя как актера, я не мирился с театром, каким он был… Я точно и ясно осознавал, что именно в театре и в актере выступает как уродство и неправда. Как громадную организованную ложь воспринимал я театральный мир. Актер казался мне величайшим преступником и обманщиком… Между сценой и зрительным залом вспыхивала ложь!..»

Вот так. А сегодня воспрял духом…

* * *

Откланявшись, Бунин не стал брать извозчика, решив немного пройтись. Ему хотелось побыть одному. Он медленно шел по центру Москвы и вспоминал один из многих вечеров, проведенных им вместе с Чеховым. Им в самом деле было хорошо вдвоем. В любое мгновение – и когда шутили или обсуждали серьезные проблемы, или просто молчали, время от времени обмениваясь взглядами или малозначительными репликами…

В тот вечер он читал Антону Павловичу один из своих «мелких рассказов». Кажется, «Две просьбы». Чехов, уютно устроившись в любимом кресле, вытянул длинные ноги и сцепил руки на затылке. Дослушав до конца, улыбнулся и сказал:

– Хорошо. Нет, действительно хорошо… Я, Иван Алексеевич, только женщин могу обманывать, когда говорю им, что они восхитительны. А вам врать не хочу и не буду… Вы свои «Просьбы» уже напечатали? Нет? Жалко. Примите дружеский совет: никогда не читайте свои вещи до напечатания. Кроме пьес, разумеется. А главное – не слушайте ничьих советов. Ошибся, соврал – пусть и ошибка, и вранье принадлежат только вам…

Потом, помолчав, добавил: «А вообще-то, по-моему, поставив точку, следует вычеркивать начало и концовку рассказа. Тут наш брат, беллетрист, больше всего грешит… Да, а чай вы будете?.. Ну, как хотите… А кофе пьете?

– Изредка пью.

– Вы пейте каждый день, Иван Алексеевич. Чудесный напиток. Я, когда работаю, до вечера ограничиваю себя лишь кофе и бульоном. Утром – кофе, в полдень – бульон. А то как-то плохо работается…

Они опять помолчали. Бунин теребил в руках странички своего рассказа. Потом услышал глуховатый тихий голос:

– Знаете, а я женюсь…

И тут же смущенный Чехов принялся неуклюже шутить, говоря, что жениться нужно непременно на немке, а не на русской. Она и аккуратнее, и ребенок при ней не будет по дому ползать и бить в медный таз ложкой. И вообще…

Бунин, конечно, знал о его романе с Книппер, не был от этого в восторге и надеялся, что вся эта история не окончится браком. Он наверняка знал, что Ольга Леонардовна ни за что не оставит сцену, но многое, благодаря супруге, изменится в жизни Чехова. Возникнут трения между его сестрой и женой, что скажется на душевном покое и здоровье Антона Павловича. Ведь он, конечно же, как уже случалось в подобных случаях, будет остро переживать и страдать то за ту, то за другую, а то и за обеих вместе.

Это самоубийство, был уверен Иван Алексеевич, хуже Сахалина. Медленное самоубийство… Но, разумеется, молчал.

Заметив отчужденность Бунина, Антон Павлович шутовски хлопнул в ладоши и предложил:

– А теперь, уважаемый коллега, давайте вместе сочиним чувствительную, душеспасительную повесть о бедной, несчастной девушке, которая старалась, но никак не могла выйти замуж. Для начала мы с вами должны придумать ей какое-нибудь завлекательное имя…

– Ирландия, – тотчас откликнулся Бунин.

– Невралгия, – не остался в долгу Чехов.

– Австралия, – продолжил игру Иван Алексеевич.

– Что это вас, мсье маркиз, в географию потянуло? – с укоризной поинтересовался Чехов и спросил, невинно улыбаясь: – А может быть, ее родители нарекли нашу девицу Истерией?.. Хотя нет, пусть лучше она станет у нас Розалией Осиповной Аромат.

Петербург – Москва, 1914-й и другие годы

Действительный тайный советник Константин Леонардович Книппер был человеком сурового нрава. Иначе вряд ли ему сначала доверили бы руководить строительством Закавказской железной дороги, а затем, по инициативе главы правительства Сергея Юльевича Витте, назначили начальником железных дорог всего Южного округа. Премьер высоко ценил энергичного, требовательного чиновника, сторонника воинской дисциплины на транспорте, и при всякой возможности подталкивал его все выше и выше по служебной лестнице.

Книппер месяцами не бывал дома, колеся по бескрайним российским просторам. А по возвращении из командировок учинял строгий спрос, начиная, как правило, с потомства. Жена Луиза Юльевна уверяла, что с учебой у ребят все вроде бы в порядке, только вот у Оленьки – сплошные «неуды» и ветер в голове.

– Я уже не знаю, что с ней делать, Константин Леонардович. На уме – только театр, репетиции, постановки, домашние концерты. Тут тебе и «Чайка», и инсценировки чеховских рассказов. «О любви», между прочим, тоже. И все ребята вокруг Оленьки вьются. Чувствую, не нужна ей ни медицина, ни учительство, ни все прочие науки. Даже рисованием в последнее время стала меньше заниматься, этюдник в чулан забросила. Может, не стоит ломать ей судьбу? Наверняка ведь она в твою сестру пошла… Ты бы, Костя, списался с Ольгой Леонардовной, посоветовался.

– Что там списываться, советоваться?! – не перенося долгих разговоров, ответил Константин Леонардович. – Я на днях в Москву еду, заодно встречусь с сестрицей, поговорим…

Ольга Леонардовна Книппер-Чехова, не раздумывая, согласилась принять под свою опеку обеих племянниц: и Олю, и Аду. Тем более своих детей у нее с Антоном Павловичем так и не случилось. В первый же год замужества у Ольги Леонардовны произошел выкидыш. Гинекологи тогда говорили: сказались чрезмерные загрузки, постоянные гастрольные разъезды, в тяжелой поездке в Симферополь и вовсе растрясло… А они так мечтали о сыне, даже имя чу́дное придумали – Памфил. Но, видать, не судьба.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});