КРАСИВЫЕ, ДЕРЗКИЕ, ЗЛЫЕ - Анна ЛИТВИНОВЫ

   Тетка сразу засопела, а Алиса еще долго не могла уснуть. Ворочалась, смотрела из-за штор на привокзальную площадь, пила воду из графина. У нее было чувство, что ее обманули – хотя, если разобраться, никто ее ни в чем не обманывал. Наоборот, все выполнили, что обещали, и даже с лихвой. Почему только ей так обидно? Будто посулили миллион и бриллианты, а отделались рублем и бижутерией...

   Наконец под утро она уснула.

   А проснулась, как ей показалось, через мгновение – от дикого стука в дверь.

   За окном уже светало. Алиса бросила взгляд на часы: половина шестого утра. Тетка Вера подскочила в постели, прошлепала прямо в ночнушке к двери, спросила строгим голосом:

   – Кто?!

   – Вера Евграфовна! Алиса! Быстро открывайте!

   Алиса сразу узнала голос – то был вчерашний красавчик, и сердце у нее забилось в неясном предвкушении.

   – Давай, теть Вер, запускай его: не слышишь – свои! – подогнала она тетушку.

   – Нам надо одеться, – важно молвила через дверь тетя Вера.

   – К черту одеваться, не буду я смотреть на ваши прелести! Отпирайте сейчас же! – проорал из-за двери москвич. – Важное правительственное сообщение!

   Из коридора донесся еще один голос – злой шепот горничной:

   – Что вы тут крик развели?! Я ща милицию вызову! Убирайтесь отседова! Людям отдыхать мешаете!

   – Тетя Вера, не тяни! – взмолилась Алиса, и той ничего не оставалось делать, как отворить дверь.

   В номер вихрем ворвался давешний красавец. От него ощутимо пахло вином, но выглядел он по-прежнему столичным комильфо: аккуратный галстук, ровный пробор, безукоризненный пиджак.

   Алиса села в кровати в своей пижамке, на всякий случай закрываясь еще и одеялом.

   – Мы победили! – радостно прокричал гость, простирая к Алисе руки. – Дай я тебя расцелую, моя русская красавица!

   И не успела она опомниться, как он бросился к ней, обнял и троекратно расцеловал. От него пахло хорошим одеколоном, и запах вина совсем не раздражал, а руки и губы у него оказались столь нежными, что у Алисы внутри даже что-то затрепетало.

   – Ишь ты! Ну-ка! Потише тут с поцелуйчиками! – запоздало отреагировала тетя Вера.

   А тот, не обращая на нее никакого внимания, продолжал, обращаясь к Алисе:

   – Ты Папе очень приглянулась! Очень! Я прямо с банкета! Все прошло великолепно, а Папа подошел ко мне и сказал, – и гость начал врастяжечку, явно передразнивая: – «Этта харашшо, шта-а ты выкопал этту девчушку с цветами. Этта очень харрашо! Этта показывает, понимаешь, шта-а народ любит своего президента. Шта-а мы с народом, понимаешь, едины. И никаким вражеским коммунистическим силам нас, понимаешь, не разделить!..»

   – А Папа – это кто? – лукаво, будто не понимая, спросила Алиса. Глаза ее радостно сверкали.

   – Тот дяденька, – ухмыльнулся красавчик, – с кем ты вчера на сцене отплясывала... Короче, Алиска, потом я говорил с Татьяной. И мы решили твой вопрос...

   – А Татьяна – это кто? – на этот раз искренне удивилась Алиса.

   – Татьяна – это Папина дочка. И на данном этапе – руководитель предвыборной кампании. Короче, она распорядилась, чтобы ты, Алиска, ехала дальше с нами.

   – С кем – с вами? Куда – ехала? – вопросы нетерпеливо сыпались из уст Алисы.

   – С нами – в предвыборное турне, – терпеливо отвечал лощеный столичный щеголь. – По всей нашей необъятной и многонациональной Родине. Будем ездить, пока у Папы силенок хватит.

   – Зачем?

   – Да все затем же. Станешь с президентом танцевать.

   – Никуда я ее не отпущу, – вклинилась тетя Вера.

   – Вы, мамаша, тоже поедете с нами, – отмахнулся от нее красавчик. – Будете и дальше блюсти девочкину сохранность и целкость.

   Впоследствии Алиса мысленно не раз благодарила тетю Веру за то, что та встряла в разговор и дала возможность ей собраться с мыслями, а не то бы она немедленно закричала: «Да! Да! Я согласна!» Но благодаря паузе Алиса сумела мгновенно обдумать свое положение (из безвестной школьницы она в одночасье превратилась чуть ли не в фаворитку самого президента!). И потому важно сказала:

   – Я бы с радостью поехала, но у меня ведь школа. Годовые контрольные на носу, а учителя зверствуют...

   – Со школой мы договоримся, – сделал отметающий жест москвич. – Тебе поставят пропуск по уважительной причине.

   – Подумаешь, «уважительная причина»! – хмыкнула она. – Мне аттестат зрелости нужен.

   – Поможем, – кивнул президентский имиджмейкер.

   – Хочу аттестат экстерном, – категорически заявила Алиса. – Все пятерки не обязательны, но без троек. И чтоб экзамены никакие не сдавать.

   – Однако! – хмыкнул собеседник, но потом достал из кармана блокнот, что-то в нем пометил и кивнул: – Ну, решим вопрос.

   – А потом... – протянула Алиса. – Не знаю, сможем ли мы с тетей надолго дом оставить. Хозяйство-то у нас большое, работы много. Мне помогать приходится. Я посуду мою, белье стираю, кур кормлю... А механизации никакой...

   – Чего еще хочешь-то? – перебил красавчик. Он принял Алисину игру: в его глазах запрыгали лукавые чертики.

   – Хотим новый холодильник, стиральную машину, микроволновку, посудомоечную машину, кухонный гарнитур, – лихо загнула пальцы Алиса.

   – Шустрая ты деваха, – покачал головой посланец самого «царя Бориса». – Ладно, сделаем. Еще что-нибудь?.. Но имей в виду, лиса Алиска: даже у золотой рыбки было всего три желанья. Ты использовала – два. У тебя осталось одно. Так что аккуратней с просьбами-то. Не останься у разбитого корыта.

   – Пугаете?

   – Предупреждаю.

   Алиса стала лихорадочно думать: «Чего бы еще попросить у «золотой рыбки»? Эх, дура я, разменялась на какую-то микроволновку!.. Может, денег?.. Но миллион долларов красавчик все равно не даст, а меньше нет смысла просить, только мелочиться!.. Может, квартиру в Москве заказать? Но зачем она мне – когда нет у меня в столице ни работы, ни денег?.. Или...»

   – И еще я хочу, – твердо молвила Алиса, – чтобы меня приняли во ВГИК. Или в любой другой актерский вуз в Москве. Без экзаменов.

   – Туда не только экзамены сдают, – возразил красавец, в очередной раз чирикая в своем блокнотике. – Там самое главное: творческий конкурс.

   Алиса нахально возразила:

   – А пусть мне за творческий конкурс засчитают мой танец с президентом. Как этюд.

   – Круто берешь, – вздохнула «золотая рыбка» в облике столичного имиджмейкера. – Ну ладно, попробую.

   – «Попробую» мне не подходит!

   – Хорошо, сделаю.

   – И еще...

   – Стоп-стоп! Это уже четвертое желание. Перебор!

   – А это не мое желание, – упрямо сказала Алиса, – а тети-Верино. Пусть нас в дальнейшем не селят больше в такие дыры с паровозами. Хочу тихие гостиницы с евроремонтом.

   Москвич в очередной раз сделал пометку в своем кондуите и покачал головой:

   – А ты, оказывается, оторва, лиса Алиса...

* * *

   Алиса в очередной раз оторвалась от воспоминаний.

   Смеркалось. Шофер молча гнал свою «Ауди» по пустынной ухабистой дороге.

   Кругом холмы, леса, ни единой деревеньки, разметки или дорожного знака.

   Отсюда, из далекой провинции, начинался Алисин путь наверх.

    Сюда она возвращалась, чтобы выяснить наконец всю правду о прошлом.

* * *

   Что Алиса помнила о своей прежней жизни?

   Помнила ужасный день, исказившееся лицо матери. И ее страшные слова: «Отец погиб».

   Именно так: «Отец погиб». Не «папа умер». Не «отца не стало». Не долгие подготовительные разговоры, подводящие к самому страшному, а неожиданное, короткое, резкое: «Отец погиб».

   А после этого – чернота.

   Ни отпевания, ни похорон, ни поминок. Больше ничего, связанного с папой.

   Забвение. Амнезия.

   Затем – сколько времени прошло? Три дня? Неделя? Месяц?

   В памяти всплывает плачущая мать. Ее искаженное лицо. Мама говорит с какими-то людьми. Кричит им резко и зло: «Я вам ее не отдам! Не отдам!»

   И Алиса вдруг понимает, что эти мамины слова относятся к ней. И помнит, какой приступ ужаса она испытала, услышав их. Противный страх поднялся откуда-то снизу, словно приступ рвоты, и, не владея собой, Алиса тогда закричала:

   – Нет! Нет! Я не хочу!! Не отдавай меня!!

   И мама кинулась к ней и принялась гладить ее, целовать и утешать:

   – Это не о тебе, Алисонька! Это не о тебе! Как ты могла подумать! Я никогда тебя никому не отдам!

   А потом – снова сон, темнота. Кто-то ее будит, заставляет перевернуться, поит микстурой...

   А затем всплывает еще одна картина, самая горькая: похороны мамы. Отпевание. Смешной дьячок, похожий на мушкетера. Солнечный луч, упавший точно на лицо матери, лежащей посредине церкви в гробу...

   Потом – опять сон, длинный-длинный. То с кошмарами, то со сладкими видениями.