Коллекционер сердец - Джойс Оутс

Вот почему ей никогда не хотелось оставаться наедине с другой девочкой. Особенно с девочкой, которая ей нравилась и которой она доверяла. К примеру, соседкой по комнате в общежитии. Надо соблюдать осторожность. Можно начать говорить, разоткровенничаться и сказать лишнее. Можно заплакать. Потерять над собой контроль, наговорить лишнего, а ведь слово, как известно, не воробей. Раскрыться, довериться, отдать всю себя без остатка и не получить в ответ и тени любви – вот что самое страшное.

– Ну, куда теперь поворачивать, Дженетт? Я же совсем не знаю этого городка. – Произнесла это миссис Харт весело и кокетливо, и в то же время в голосе слышался упрек.

Дженетт начала подсказывать: налево, на Мэйн-стрит, потом три квартала до моста, потом снова налево, с Портсмут на Саут-стрит… Странно все же выглядят знакомые улицы, «историческое» здание колледжа Наутага из красного кирпича, если смотреть на них сквозь грязные стекла свинцово-серого «доджа» миссис Харт. Даже пологая и продолговатая лужайка кампуса изменилась. И какими дурацки ребячливыми, эгоцентричными и малопривлекательными казались Дженетт ее товарищи по колледжу – шумной толпой они валили по тротуару, перебегали улицу в неположенном месте. Ветровое стекло машины было покрыто тонким налетом пыли, солнце слабо отражалось в нем, все вокруг обрело тусклый сероватый оттенок и было немного размытым, как на старой, выцветшей фотографии.

Этой машины миссис Харт Дженетт никогда не видела, что, впрочем, неудивительно. Свинцово-серый «додж» 1954 года выпуска, с пятнами ржавчины на крыльях и бампере; высоко приподнятый над землей кузов – чтобы забраться в машину, приходилось вставать на ступеньку. И запах внутри противный, солоновато-кислый. Хлам, беспорядочно сваленный на заднем сиденье, при ближайшем рассмотрении оказался пожитками миссис Харт: куча грязной одежды, туфель, подушка в вышитой наволочке в пятнах, картонные коробки, пакеты, набитые непонятно чем. Левое заднее окно прикрыто серым одеялом, тоже сплошь в пятнах. Окна машины закрыты наглухо; от царившего в салоне тяжелого спертого духа, на который мать, похоже, не обращала ни малейшего внимания, ноздри Дженетт брезгливо затрепетали.

Ей не слишком хотелось задумываться, что означают все эти вещественные доказательства.

Они въехали на мост с двухполосным движением над рекой Наутага – то был узкий, но довольно бурный ручей, и этой зимой его покрывал толстый слой льда. Навстречу двигался грузовик. Миссис Харт отреагировала слишком резко – ударила по тормозам и свернула к ограждению, Дженетт на секунду охватила паника. Нарочно хочет сбросить машину с моста, вот ее план! Но миссис Харт не потеряла контроля над машиной, и они поехали дальше.

Дженетт вспомнились бешеные дикие гонки – мать за рулем, машина мчится к озеру Орискани. А вот возвращение на Эри-стрит она помнила смутно: казалось, все происходило в глубоком сне.

И вот они уже подъезжают к общежитию Дженетт под претенциозным названием «Вересковый коттедж», который на деле представляет деревянное и вполне заурядное четырехэтажное строение под низко нависающей черепичной крышей. Здесь, неподалеку от кампуса, находится еще несколько таких же унылых домов, некогда бывших в частном владении. После реконструкции их превратили в общежития для тех студентов, которые не могли позволить себе лучшего жилья. Миссис Харт взирала на дом с оскорбленным и недоверчивым видом.

– Это и есть твоя так называемая резиденция?

В ответ Дженетт пробормотала, что все замечательно, ей подходит, у нее здесь появились добрые друзья. Здесь живут еще восемнадцать девушек, все стипендиатки и…

– А ты, я вижу, страшно гордишься этой твоей стипендией, да? – ядовито заметила миссис Харт, вынула ключ зажигания и выразительным жестом бросила его в сумочку. – Лично я ничуть бы не удивилась, узнав, что администрация колледжа нарочно поместила тебя именно сюда, чтобы оскорбить и унизить!

– Оскорбить меня?… Но зачем?

Вопрос остался без ответа.

Мелкими семенящими шажками – поскольку ни снега, ни льда с тротуара, естественно, никто не счищал – Дженетт с матерью подошли к двери. Миссис Харт крепко держала ее под руку, изо рта белым облачком вырывалось учащенное, будто от волнения, дыхание. К сухому камфорному запаху, исходившему от волос и одежды миссис Харт, примешивался еле различимый аромат подгнившего лимона. Возможно, так пахла ее кожа. Дженетт еще в детстве всегда казалось, что от матери исходит жар. Она уже собралась открыть входную дверь, как вдруг ее распахнули: на пороге появилась девушка-негритянка, одна из подружек Дженетт, – улыбка во весь рот, большие круглые глаза. Звали ее Китти. В колледже все очень любили эту веселую добродушную девочку. Секунду-другую Китти, затаив дыхание, переводила взгляд с Дженетт на миссис Харт и обратно, возможно, улавливая в их лицах какое-то сходство, а может, и нет. Миссис Харт еще крепче впилась в руку Дженетт, улыбка на губах Китти постепенно увяла, и она пробормотала только: «Привет, Джинни», причем таким тоном, словно ответа на приветствие не требовалось.

Уже в доме миссис Харт, понизив голос, торжествующе заметила:

– Ну, что я тебе говорила? Поселили тебя вместе с одной из этих! Разве не оскорбление?

– Но, мама… – попыталась возразить Дженетт.

– Может, они и оплачивают твое обучение, но заставляют при этом унижаться, вымаливать, выпрашивать деньги. Пресмыкаться! Я бы никогда не согласилась!

– Знаешь, это просто смешно, мама. Колледж Наутага…

– Ах, так я, оказывается, смешна! Только потому, что сказала правду, мисс? На что твой отец, кстати, был не способен. И как тебе не стыдно? – Миссис Харт вздохнула и словно нехотя стянула с головы прозрачный и яркий шарф. Затем огляделась по сторонам и нахмурилась. Ноздри ее трепетали, будто она принюхивалась к запаху в тесном холле. К счастью, никого из сокурсниц Дженетт в этот момент здесь не было. – Жалкое зрелище, что еще можно сказать! – заметила миссис Харт. – И здесь живет моя дочь!

– Но мне здесь хорошо, – с детским упрямством сказала Дженетт. – Вот уже второй год, как я здесь, и вполне счастлива.

– Ну конечно, – скептически заметила миссис Харт. – Это ты себя просто утешаешь. Люди часто так делают.

Из холла вела наверх лестница с пологими ступеньками – чтобы попасть в комнату Дженетт, надо было подняться на четвертый этаж. Там находилась древняя ванная с распахнутой настежь дверью, где царил не выветривающийся годами специфический запах. Дженетт распахнула дверь в свою комнату и поморщилась, как бы увидев ее глазами миссис Харт: весь потолок в потеках, узкая койка застелена дешевеньким покрывалом. Здесь же находились казенного вида комод из сосны, алюминиевый письменный стол с довольно уродливой лампой на гнутой ножке и ободранное кресло. Дощатый пол застелен тоненьким тканым ковриком, который Дженетт приобрела в местном магазине с системой скидок всего за девять долларов девяносто восемь центов – ее прельстила веселенькая ржаво-оранжевая расцветка. На стенах висели дешевые глянцевые гравюры, а также одно «произведение искусства» – репродукция с полотна Ван Гога «Звездная ночь». Дженетт развесила картинки в надежде, что комната будет казаться просторнее и в ней как бы появятся дополнительные окна в мир. Но эти репродукции с завернувшимися от жара батареи уголками производили обратный эффект, придавая комнате неряшливый, захламленный вид.

Из единственного окна открывался вид на побитую непогодой крышу соседнего здания и заваленный снегом двор; в отдалении, по ту сторону ущелья, виднелись шпили и башни университетского городка, но выглядели они странно обесцвеченными, плоскими, точно вырезанными из картона.

Миссис Харт совсем запыхалась от подъема по лестнице. Однако у нее все же хватило сил, войдя в комнату, вымолвить:

– Вот оно! Так и знала.

Дженетт затворила за собой дверь, вся дрожа от предвкушения неприятного разговора.

– И ты проехала триста миль, так гордилась этой самой стипендией, вообразила, что чем-то лучше своей матери. И все ради этого?

– Но, мама… я никогда ничего такого не воображала… – не сдавалась Дженетт.

– Ах вот как! Нет? Только не смей лгать мне, своей родной матери! Я тебя насквозь вижу.

Расхаживая по комнате, миссис Харт, принюхиваясь и заглядывая в каждый угол, развязала пояс на широком пальто. Она ожила, к ней вновь вернулась присущая ей энергия, глаза сверкали, острые локти так и мелькали, в каждом жесте чувствовалась злобная приподнятость.

– Как хорошо, что я сюда приехала! Так и знала, что нужна тебе! Тебя надо спасать! Забрать тебя отсюда, и немедленно, ясно? Прямо как чувствовала!

– Забрать меня, мама? Но куда?

Миссис Харт прижала пальчик к губам. Потом отняла и прижала его к губам Дженетт, делая знак замолчать.