Франсуа Винсент - Олег Ёлшин

Он долго кашлял, потом долго приходил в себя. Наконец, оба снова сели за стол.

– Ну вот, моя еда вам встала поперек горла! – пошутила она.

Он не мог вымолвить ни слова. А что он мог сказать этой девушке? Что на французском знал два или три слова, а кроме английского никакого другого языка не изучал? Что знал ее дом не хуже, чем она сама. Знал, где находится тот обрыв. Знал, как родной, замок напротив, каждый булыжник на мостовой за ее воротами, где когда-то проезжали лошади, проходили люди и слышался топот шагов и цокот копыт…

6

Он сумел отъехать лишь на несколько километров, но остановился, вышел из машины, устроившись за столиком бара в ближайшем городке, и теперь сосредоточенно размышлял:

Приехал ответить на все вопросы, избавиться от наваждения, а все запутывалось еще больше. Ему принесли бокал белого вина. Зачем он его попросил? Он не любил пить за рулем, поэтому сейчас крутил его пальцами за тоненькую ножку, и думал.

Что здесь можно было понять? Есть старый разрушенный замок, булыжная мостовая, дом напротив. Все это он хорошо знал и с закрытыми глазами мог свободно там перемещаться. Потом, появился чертов Гаспар. Он знал его имя, помнил характер, привычки этого человека, который погиб более трехсот лет назад. А та девица с картины? Он тоже ее помнил хорошо. И что-то защемило в груди, когда увидел ее портрет – словно от большой утраты или потери. Теперь эта Мари, которая его накормила. Почему она сразу его не прогнала, почему впустила в дом? Странно. Европейцы никогда не зовут в дом, не приглашают в гости, в отличие от русских. Даже самые хорошие и давние партнеры-французы всегда приглашали только в ресторан. А здесь совершенно постороннего человека!.. Все это было очень странно! Хотя, откуда мог быть ресторан в той дыре? И мужика она, наверное, живого видела лишь несколько раз в году, да и то на расстоянии… Только старый конюх и какой-то садовник… Небось, в свои двадцать с небольшим… И тут он подумал, что если еще хоть на секунду подумает о ней что-то плохое – даст себе по лицу. Прямо здесь – самому себе!

– Бред!.. Так, еще раз. Старый замок, мостовая, дом напротив. Гаспар, Мари, Франсуа. Замкнутый круг. Может, поехать туда снова? Пока он не поймет и не вспомнит все – отсюда не уедет, – он знал это точно. Франсуа – Гаспар – Мари.

Он держал бокал с вином, крутил его, а солнечные лучи играли, переливаясь на его поверхности ярким светом. И уже не нужно было никуда ехать. В глазах потемнело, как когда-то, на мостовой. Послышались шаги людей и топот копыт. Настоящих конских копыт…

– Привет, Мари, – Франсуа соскочил с лошади. Старый конюх взял ее под уздцы и отвел, поставив недалеко в стойле. Он поцеловал девушку и с удовольствием долго не выпускал ее рук.

– Гаспар дома? – наконец, спросил он.

– Да, Франсуа. Сейчас он к тебе выйдет.

– Ты соскучилась?

– Очень! – девушка покраснела и прижалась к его пыльному камзолу.

– Все утро ты был где-то, я тебя совсем потеряла.

Ее глаза светились счастьем, и теплые нежные руки были в его руках. Оставалось немного, они обвенчаются и будут вместе, – и он с радостью об этом подумал.

– Ездил в город. Не дождался свадьбы и вот купил тебе эту маленькую брошку. Она так хорошо подходит к твоему обручальному кольцу.

– Когда мы поженимся, ты будешь так же меня любить? – ее детские глаза счастливо улыбались.

– Еще больше… А сегодня я пригласил художника, он нарисует твой портрет. Мы повесим его на стене, ты будешь взрослеть, родишь мне много детей. Потом мы станем старенькие, а твои детские глаза останутся навсегда такими же юными, и будут смотреть на нас с этого портрета. Да, милая девочка?

– Скорее бы.

– Что скорее? Состариться? – и засмеялся.

– Глупый! Выйти за тебя замуж! – и она убежала в дом.

Спустя минуту появился Гаспар. Он был не в духе, но обрадовался другу.

– Привет, Франсуа.

– Ты не пригласишь меня в дом?

– Я хотел с тобой поговорить. Пойдем, пройдемся.

Гаспар некоторое время молчал, и они шли, не говоря ни слова, по высокой траве усадьбы.

– Что-то случилось? На тебе лица нет, – нарушил молчание Франсуа.

– Ну, как сказать… Ты говорил, что покупаешь у соседа землю?

– Прикуплю несколько акров. Сделаю там большой виноградник. Как раз, замечательный южный склон, – он был в восторге от своей новой забавы и теперь делился радостью с другом.

– Когда сделка? – почему-то спросил Гаспар.

– Сегодня вечером… Почему ты спрашиваешь? Скоро будем пить мое вино! Придумаем название. Например – «Барон де Винсент»! Звучит? – и замолчал, снова удивленно посмотрев на друга. С ним что-то происходило. Он был чем-то встревожен. – Кстати, как твои лошади? Тебе выплатили деньги? – спросил он.

– Нет, лошадей забрали, а с деньгами обещали позже, говорят война и я должен это понимать! – ответил Гаспар.

– Ну и понимай. Потерпи немного. На благое дело – на военные нужды! – успокаивал он.

– Конечно! Но, поймут ли меня кредиторы?

Гаспар немного помолчал и снова спросил:

– Говоришь, сделка сегодня, хотел спросить, нет ли у тебя еще свободной суммы… взаймы… уже для меня… на время. Через несколько дней я обещал вернуть долг. Никогда тебя не просил, но война и какое-то дьявольское стечение обстоятельств. Первый раз в жизни вынужден это делать…

Как некстати была эта просьба! Сегодня он купит землю – замечательный склон холма под виноградник, который стоит немалых денег. Потом венчание. А сколько еще всего понадобится купить. Праздник, десятки гостей – все должно быть красиво. Столы будут ломиться от яств. Он пригласил знакомого повара, который когда-то работал в одной знатной семье в Париже. Тот будет стараться, потребуются самые изысканные продукты… Подарки невесте… Потом путешествие к родственникам….

Он немного подумал и ответил:

– Гаспар, ты знаешь мои дела, я все вложу сегодня в эту землю. Я столько лет уговаривал соседа, наконец, он согласился. Не обижайся, дорогой друг… А, знаешь, пошли-ка ты этих кредиторов ко всем чертям! Потом рассчитаешься!

– Я давал слово…

Гаспар ненадолго задумался, посмотрел на друга и весело воскликнул: – Конечно! Ты прав! К чертям! Извини за неуместную просьбу, – потом с улыбкой обнял старого друга и как-то странно прижал его к себе, словно прощаясь. Франсуа с облегчением понял, что тот не в обиде, и дружески потрепал его по плечу.

– Гаспар, сегодня к тебе придет художник нарисовать нашу красавицу – твою сестру, не прогоняй его. Я ему уже заплатил. И повесь портрет на самое видное место! Ну, я пошел, еще много дел! Скоро увидимся!

– Прощай! – сказал Гаспар, он подвел лошадь, проводил до забора и закрыл за ним ворота.

Девушка говорила медленно, едва выговаривая слова:

– Он был очень гордый.

Они стояли у вырытой могилы, и могильщики деревянный гроб спускали в черную яму.

– Ненавидел просить. Ненавидел долги. И это его погубило. Я говорила ему попросить у тебя…. но он был слишком гордый! Не захотел.

– Прости, Мари, – грустно отозвался Франсуа. – Я должен был ему помочь. Он говорил мне…

– Говорил?… Ты сказал – он тебе говорил? Ты знал обо всем? – переспросила она.

Он молча кивнул. Мари, не веря в это, посмотрела ему в глаза. Потом с трудом произнесла.

– Странно!.. Это на него не похоже…

Больше она не проронила ни слова.

Они взяли по горсти земли и бросили на черный холмик, который скрыл навсегда ее брата и его единственного друга. Потом долго возвращались по булыжной мостовой и молча пошли каждый к своим воротам. Он кивнул ей на прощанье, она опустила глаза, прошла через калитку, закрыла ее, и скрылась за порогом дома.

Больше он ее не видел никогда. Она исчезла. Ее дом долго пустовал. Появлялись какие-то люди – ее дальние родственники. Они ничего толком сказать не могли. Франсуа ездил, искал ее. Искал годами, но не находил. Потом в отчаянии поехал на войну, но, ни пуля, ни шпага не брали его и не могли лишить жизни и этой утраты. Вернулся в свой замок. Снова искал…

Однажды, в его скитаниях, старая цыганка, услышав эту историю, нагадала:

– Пока ты не окажешься в его положении, хотя бы на день, ты будешь один. И не будет тебе покоя…

Он взбесился и прогнал ее, в гневе размышляя:

– Что он сделал? Он не украл! Не убил! В чем он виновен?

Так и не поняв ее, еще долго жил на этом свете совершенно один. Бесполезная земля не рождала ему винограда. Он его просто не посадил. Его род не продолжался. А потом, когда, наконец, умер, его старый замок, свидетель всего, тоже остался совсем один. И теперь он старел и рассыпался, никому не нужный. Только герб на башенке гордо блестел, отливая бронзой две литеры FV.

Рука дрогнула, и бокал вдребезги разбился, упав на каменный пол. Он очнулся от забытья.

– Так вот оно что! Вот зачем он летел сюда через всю Европу, почему мучил себя столько времени! Ему предъявляли счет!