Новиков-Прибой - Людмила Анисарова

А потом случилось (почти как с пастушком Варфоломеем из известного апокрифа о Сергии Радонежском) чудо.

Не желающие мириться с мыслью о том, что их ребёнок останется безграмотным, родители Алексея предпринимают ещё одну попытку — последнюю и, как оказалось, удачную. Они отправляют сына в другое село — Анаево, в десяти километрах от Матвеевского. Вот там-то и нашлась наконец для будущего писателя чуткая и внимательная учительница. «Я сразу почувствовал, — пишет Алексей Силыч, — что в груди моей растаял ком накопившейся злобы, и потянулся к ней доверчиво. В две зимы кончил церковно-приходскую школу первым учеником».

Оказывается, светлая голова была у мальчика. А вот сердце — очень ранимое, не принимало оно злобы и лицемерия, а на добро и ласку откликалось доверчиво и скоро.

Учиться Алёше Силкину дальше, увы, не пришлось. Отец решил, что раз сын читать-писать выучился, то уж теперь не пропадёт, а в крестьянском хозяйстве нужны были лишние руки.

Хозяйство Силантия Новикова считалось справным. Хорош был большой бревенчатый дом, да и скотины держали достаточно. Работали много, даже занимались понемногу торговлей леса — одним словом, не голодали. Но до соседей, братьев-лесопромышленников Поповых, Новиковым было далеко. А те всё село в должниках держали, особенно тех, кто победнее. Однако Силантий Филиппович, человек гордый и независимый, хоть и бывали трудные моменты, никогда не просил помощи у Поповых, зная, какими процентами их «помощь» обернётся. А сам тех, кто нуждался, не раз выручал.

Однажды его младший сын увидел, как у крыльца соседа стоит бедняк Никита Трошин и слёзно молит о чём-то младшего из Поповых — Якова (старший жил напротив, через дорогу). Прислушался. Понятное дело. Трошин просил отсрочки в возврате денег, а Яков Фёдорович отказывал, грозился назавтра с урядником явиться.

Алёша всегда сочувствовал Трошиным. Детей у них было 12 человек, мать с отцом из сил выбивались, чтобы их прокормить. Что ж, не может разве Попов подождать с долгом? Да и долг-то невелик — целковый. Об этом и толковал Трошин богатею. А тот — ни в какую: где хочешь бери, а долг сегодня же верни.

И так захотелось мальчишке наказать соседа-богатея за жестокость и ненасытную жадность, что запустил он в Якова Фёдоровича попавшимся под руку камнем. Слава богу, промахнулся. Но отцом был наказан примерно: отстегал тот сына верёвкой, чтоб неповадно было в людей камнями швыряться. А когда Алёша заплакал (не от боли — от несправедливости) и признался, почему он так поступил, достал Силантий Филиппович из сундука целковый и послал сына к Трошиным.

Кроме братьев Поповых не вызывали никаких симпатий у Алёши и ещё несколько односельчан. Например, торгаш Никита Андреевич, в доме которого всегда останавливался урядник Карнаухов. Или нахальная, крикливая баба по прозвищу Матячка. Вечно она задирала всех Силкиных и особенно насмехалась над матерью, которая и говорила не по-ихнему, и к труду деревенскому была не особо приспособлена.

А вот кто нравился мальчику — так это бедняк Лисей. Он хоть и жил холостяком, но одет всегда был опрятно и чисто. Главным его достоинством было то, что он хорошо играл на тростниковой дудочке. Ни одна свадьба без него не обходилась. А ещё он знал слово какое-то заветное, что его пчёлы не кусали.

Люди — и плохие, и хорошие — всегда занимали Алексея Новикова. Хотелось понять, отчего все такие разные, объяснить, почему одни богатые, другие бедные, одни добрые, а другие злые.

Когда Алёше было 11 лет, с ним случилась большая беда: угодил в прорубь, откуда с трудом выбрался. Стоял морозный январь, до дома добрался продрогший до полуобморочного состояния, в заледеневшей одежде. Болел долго и тяжело. Скорее всего это было воспаление лёгких. А потом случилось самое страшное: отнялись у мальчика ноги. Полтора месяца оставался он недвижим. Отец и брат очень переживали за Алёшу, подбадривали, как могли. А уж про мать что и говорить, сколько слёз пролила, сколько на коленях перед иконами простояла… И ухаживала за младшим сыном самоотверженно, забыв про покой и сон. Лечила всеми средствами, какие народ подсказывал.

Перегудов, описывая это со слов Новикова-Прибоя, говорит, что спасли его друга тогда не компрессы и настойки, а безграничная любовь матери и её молитвы. Момент своего чудесного исцеления Алексей Силыч запомнил на всю жизнь. В пересказе Перегудова это выглядит так:

«Однажды он проснулся на рассвете. Бледно-палевый свет зари вытеснял сумрак ночи. Мать, одетая, лежала на лавке. Было слышно спокойное и ровное её дыхание.

Алеша потянулся и вдруг почувствовал, что его ноги шевелятся. Он спустил их с кровати и встал, ухватившись руками за спинку стула, потом двинул стул и шагнул. Опять двинул, сделал ещё шаг и, задыхаясь от радости, крикнул:

— Мама, я иду!

Мария Ивановна испуганно вскочила, не понимая, что случилось, затем бросилась к сыну, обняла его и зарыдала…»

Так Алёша снова начал ходить — сначала понемногу, по нескольку шагов. Постепенно ноги становились всё послушнее — и через месяц он был совершенно здоров.

Мария Ивановна, особенно после этой тяжёлой болезни сына, много думала о его будущем. Не хотелось ей для него беспросветной крестьянской доли. Видела: другой он, её младшенький. Смышлёный, чувствительный — не по нему непосильный деревенский труд. Муж-то, Силантий, ещё одного помощника себе хочет вырастить, а её душа противится: другая судьба у Алёши должна быть, другая. Может, в монахи его отдать? Будет молиться о них, грешных. И себя в чистоте сбережёт.

Всем своим любящим сердцем желала мать счастья сыну и поэтому начала всё чаще брать его с собой на богомолье. Он не отказывался: путь до монастыря был неблизким, но зато всегда сулил много интересного.

А одно из путешествий с матерью особенно ему запомнилось. Ещё как запомнилось! Встретился им на пути человек — такой, каких не довелось раньше видывать ни в родном селе Матвеевском, ни в соседних сёлах и деревнях. «Победитель бурь» — было написано на чёрной ленте, обхватывающей его фуражку без козырька и спускающейся двумя концами, как косы, до середины спины; необычными были и широкие чёрные штаны, и синяя фланелевая рубаха. Диковинным и притягательным казалось всё, что рассказывал бойкий матрос, — про безбрежное море, про дальние страны, про бури, которые нипочём бывалым морякам.

И не давали эти рассказы Алёше покоя, всюду ему теперь море мерещилось.

Эта встреча, ставшая позднее основой рассказа «Судьба», безусловно, определила жизненный путь Алексея Новикова, родившегося за тысячи вёрст от любого из морей, омывающих Россию.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});