Перекресток одиночества-4 - Руслан Алексеевич Михайлов

тебе этого точно не понять.

- Это почему?

- А потому что молод ты. И потому что при тебе попросту не было тех организаций, что в свое время леденили душу каждого. Лично я с детства наслышан был – нашу семью напрямую зацепило. Пятеро угодили в лагеря и лишь двое вернулись живыми в пятьдесят третьем. От них и наслушался всякого. А Бушуев тоже оттуда свои корни ведет – только его семья с другой стороны колючей проволоки всегда была.

- Охранники?

- Вся семья Бушуева напрямую была связана с УСВИТЛ. Слышал о таком?

- Нет.

- Севвостлаг.

- Тоже нет. Но это явно какой-то северный тюремный лагерь. Тридцатые годы двадцатого века?

- Они самые. Темные тридцатые. Меня тогда еще не было, а вот родители мои хлебнули горя. Семья у Бушуевых была большая. И каждому нашлась работа. Кто охранником, кто бухгалтером или в администрации лагерной, а кто и получше карьеру сделал. Когда лагерь закрыли Бушуевы без работы не остались – их просто перевели в УИТК, где они продолжили работать. Спросишь откуда я это знаю?

- Как раз собирался.

- А Бушуев оставил после себя обширные дневники. Писал мелко, четко, почти без ошибок. Там все. Начиная с истории его семьи, потом как он угодил в тюремный крест… та еще историйка…

- И как он сюда попал?

- По дикому можно сказать. Руководил конвойной командой одним зимним вечером шестьдесят четвертого. Принимали два вагона с заключенными. Овчарки хрипят и рвутся с поводков, вьюжно, морозно… Он отошел к штабелю бревен, только достал фляжку и хлебнул самогона, как его толкнул в спину его же подчиненный по фамилии Матросов. И он оказался здесь. Учитывая, что поездная платформа находилась на территории колонии, можно сказать, что он угодил из тюрьмы в тюрьму, по пути резко сменив роли. Но при этом угодил он козырно – сам понимаешь.

Я не сразу догадался. Понадобилось секунд десять, чтобы осознать:

- Полная зимняя форма. Фляга. Может даже оружие…

- Планшет с документами. Кожаный такой офицерский. И да – табельное оружие с двумя магазинами. Сверток с задубелыми бутербродами в боковом кармане. Пачка махорки, зажигалка. Да там в его дневниках полный и достаточно длинный перечень – он мужик был педантичный и скучноватый.

- Повезло ему с вещами – подытожил я. Подумав, предположил – Толкнувший его в телепорт мог специально подгадать момент, когда Бушуев будет в полном обмундировании.

- Да зима была – отмахнулся Тон Тоныч – Это в записях самого Бушуева то же предположение. И даже отметка о том, как ему повезло. А еще, к слову, он там страниц пять посвятил размышлениям о том, что за последние годы его службы было прямо немало схожих бесследных исчезновений. Пропадали заключенные и охранники, исчезали поварихи и вольноотпущенные. Все это скрывалось – никто не желал получить по шапке от правления Дальстроя. Где-то в третьей тетради Бушуева, если не ошибаюсь за давностью лет, он упоминает, что встретил на чалке одного из тех самых исчезнувших осужденных. И этот осужденный ему запомнился тем, что у него в свое время не было причин бежать – трудолюбивый, посаженный на семь лет, умело избегающий особо тяжелых работ, умеющий наладить контакт как с уголовниками, так и с администрацией, а незадолго до исчезновения стал смотрящим в бараке. Это я в дополнение к твоим предположениям о похищении и переброске сюда не абы кого, а людей дельных…

- Я хочу почитать эти дневники – сказал я.

- Обещать не могу. Но ты знаешь кого спросить.

- И спрошу – кивнул я – Так этот Бушуев отбыл весь срок?

- От звонка до звонка. Добрался сюда в Бункер. Явился в сохраненной форме – суровый, несгибаемый и много чего повидавший в жизни помимо долгой отсидки. Так что он очень быстро сделал карьеру, превратившись в крайне жесткого замкового управленца. Не могу не признать – в то время Бункер балансировал на грани. Едва выживали. Вечно всего и вся не хватало. Люди часто не слушались, проявляли характер, доходило почти до бунтов, никто ни за что не нес ответственности.

- Бушуев это дело исправил?

- Еще как исправил. И первым делом он уже имеющиеся границы между социальными слоями превратил в неприступные стены. Разделил стадо на три неравные части, четко прописал условия для тех, кто хотел попасть в Центр или в Замок, выявил и назначил тех, кто одел те самые черные ватники, обустроил и запер арсенал. В общем он спас ситуацию. И вернул баланс. Но сделал это столь спорными и жесткими методами, что и не поймешь, что теперь делать с этим убежденным сталинистом – памятник ему возводить или расстрелять посмертно.

- Расстрелять кого? – с интересом спросил подошедший Михаил Данилович, сопровождаемый высокой старушкой с подносом в руках – Не меня ли в расход пустить собрались, друзья душевные?

- О Бушуеве речь – пояснил Тон Тоныч и лидер Замка тут же сморщился как от кислого лимона:

- К-хм… вот уж не ожидал. Еще один седой покойник шевельнулся в могиле… Ну что? Поговорим об экспедиции? Как там с подготовкой, Антон?

- Ну… с подготовкой все хорошо, а вот по составу мы так и не определились после ультиматума Охотника.

- Вот да – выглядящий чуть устало Михаил Данилович перевел вопросительный взгляд на меня – С чего вдруг такой радикализм в требованиях?

- Чистые логика и прагматизм – ответил я чистую правду – Всем значимым персонам Замка нечего делать в моем вездеходе. Если с нами что-то случится, Бункер потеряет опытных управленцев. И кто знает, как это скажется на дальнейшей жизни нашего убежища. Так рисковать нельзя. Опять же не станем молчать о иерархии – кто кому будет беспрекословно подчиняться в пути?

- Ну…

- И что будет если в наше отсутствие в Бункер явится не слишком дружелюбная делегация от луковианцев? Кто будет с ними вести переговоры?

- Да это все понятно, Охотник. Но и ты пойми – не так-то легко взять и послать тебя пусть не на смерть, но все же в крайне опасное путешествие.

- А придется – спокойно ответил я, доставая из кармана куртки сложенный вчетверо лист старой бумаги – Кто-то всегда отдает неудобные тяжелые приказы, сам