Горностай - Харри Йыгисалу

Игра горностаев — это бешеная погоня. Они носятся друг за дружкой, прячутся, ищут, причем один старается вскочить на другого, и снова пускаются наутек. Забираются вверх по стене, балансируют на перекладине между стропилами, помогая себе хвостом, фыркают и показывают преследователю зубы. В играх проходит значительная часть жизни малышей. Они резвятся в одиночку и парами, но настоящий размах игры обретают тогда, когда у детенышей прорезываются глаза и они выходят из гнезда.

С первых же недель начинается обучение жизненным навыкам и физическое воспитание. Родители показывают разные приемы, а детеныши, следуя за ними, стараются подражать. Длинное и гибкое тело горностаев самой природой предназначено для того, чтобы легко пролезать в узкие отверстия, прокрадываться, подкарауливать и кидаться в атаку. Слух у них прекрасный, нюх отменный, зрение поразительно острое. Однако заложенные от природы данные требуют совершенствования, постоянных тренировок и дальнейшего развития. В противном случае они ослабнут, а это неминуемо приведет к голоду и постепенному угасанию.

Острым зубам и хищному нраву горностая животные, на которых он охотится, противопоставляют быстрые ноги, большие уши, чуткий нос, осторожность и страх, заложенные в каждой их клеточке. Горностай должен быть умнее, искуснее, проворнее и сильнее своих жертв.

Горностаи заботливо относятся друг к другу, подзывают, нежно урча, встречают с радостным визгом. Это уже не игра, а солидарность, присущее им чувство общности. Они трогательно ждут или разыскивают напарника, готовы пожертвовать собой ради его защиты. Вероятно, тут можно говорить о взаимном расположении, симпатии или любви, если воспользоваться нашими понятиями.

Впрочем, у дикого зверя не так уж много времени для нежностей. Горностаю тоже приходится быть на страже: хитростью, зубами и когтями защищать самого себя, свое гнездо и детенышей. Врагов у него достаточно.

ПРИВИДЕНИЯ

— В этом доме нечисто! — сказал бы каждый, кто остался ночевать в Таммисту, — Здесь кровь стынет в жилах, как в каком-нибудь старом рыцарском замке.

В кромешном мраке вдруг что-то как громыхнет, будто где-то внизу свалили кости в кучу. Так же внезапно все затихает, однако через минуту раздается быстрый топот — кто-то несется вверх по лестнице и вот уже мечется по чердаку.

Дробный стук прокатывается по потолку — шумное свидетельство побега смертельно испуганной жертвы и нарастающей погони кровожадного хищника, — затем доносится пронзительный вопль крысы, он нарастает и множится, отражаясь от стен и крыши, пока не затихает совершенно. Горностай не мучает свою добычу, не ждет, когда она умрет от страха. Он налетает с быстротой молнии, разом щелкает клыками — и крыса протягивает лапки, она свое отбегала.

Трудно сказать, так ли безнадежно глупы были мыши и крысы, что не могли оценить происходящего в их крепости, либо настолько простодушны, что по-прежнему разыгрывали хозяев, дрались из-за лучших кусков, позволяли себе разгуливать в подвале, в комнатах и на чердаке, прогрызать стены и полы, портить припасы и грязнить помещения, повсюду оставляя помет и противный запах. Кажется, давно уж нора было проститься с подвалом, с теплыми гнездышками и с корнеплодами, уйти куда глаза глядят, покуда душа с телом не расстались.

Между тем все еще находились легковерные, которые надеялись переждать бурю на месте, потому что каждый вечер, а иногда и днем откуда-то из-под пола или с потолка доносился шорох, настораживающий горностаев. Просто они не могли спокойно сомкнуть глаза, когда слышали шум или писк. У них это в крови: они должны разобраться, кто, где, почему… И в рыцарском замке снова появились привидения.

НАВОДНЕНИЕ

Весна наступила неожиданно. Собственно, это было первое серьезное предзнаменование весны, потому что здесь по-на-стоящему теплая погода устанавливалась не так скоро — сказывалось ледяное дыхание моря. Но на сей раз юго-восточный ветер принес с материка разогретый воздух, окутав землю и море густой пеленой тумана. Снег с шумом съезжал с тростниковой крыши, на каждой тростиночке висели прозрачные капельки и больше не замерзали. Буквально за одну ночь канавы возле шоссе и полей наполнились до краев, потоки устремились к морю, однако ручей все еще был скован зимним панцирем, который, судя по всему, вот-вот должен распасться, развалиться, уступить бурному натиску вод. На следующий день с обеда повалил мокрый снег, постепенно перешедший в дождь, все более усиливавшийся.

К утру бугорки на полях обнажились и почернели, снег растворился, будто пена на квасе. Вдобавок ко всему ветер изменил направление, всколыхнул море, взломал льды и прибил их к берегу. Когда встретились две стихии, когда ледяные валы, напиравшие с моря, воспрепятствовали стоку полых вод, началось наводнение — ручей вышел из берегов, большие и малые канавы переполнились, вода залила поля, прибрежные камыши, пастбища вдоль залива и даже луг, расположенный повыше. Разразилась беда — многочисленные ходы и теплые норы, в которых зимовали маленькие животные, оказались затопленными.

Прежде всех вынуждены были оставить свои убежища и искать места посуше мышки-норушки; из лесной лощины и из кустарника вдоль канав эвакуировались рыжие полевки, желтогорлые и полевые мыши, они сплавлялись на стеблях камыша и высохшей прошлогодней травы, принесенных полой водой. Все устремлялись к высоким каменным кучам и валам.

Те, кому удалось спастись от стихийного бедствия, сидели нахохлившись на возвышениях, мокрые и злые друг на друга. Начинался голод. Никто не удосужился прихватить с собой торбу с припасами — кладовые с семенами, колосками, зерном и орехами остались на обжитых местах, к которым нельзя было подступиться.

Ничего удивительного нет в том, что драки вспыхивали из-за любых мелочен: подпорченного зернышка, поврежденного червяком орешка, семенников трав или зеленых озимых всходов, показавшихся из-под снега. Сильные вынуждали слабых страдать от голода, дрожать от холода.

А тут еще на помощь пострадавшим кинулись четвероногие и пернатые «спасители».

Лиса, ознакомившись с положением на залитых полях, тут же уразумела, что мыши покинули свои норы и их следует искать в других местах. Она пустилась к выкорчеванным пням на краю целинного участка и хватала тех, кто неосторожно высовывал нос, прекращая их терзания.

Постившийся большую часть зимы и отсиживавшийся на верхушке ели ястреб и зимовавшая под самой крышей стоявшего на отшибе сенного сарая неясыть вылетали на дежурство посменно. Ястреб с рассвета до вечерних сумерек, неясыть с сумерек до утренней зари.

Горностаи тоже приняли деятельное участие в спасательной операции. Из дома их выманила весенняя перемена погоды. Хвост трубой, понеслись они вдоль кустов, покружили в можжевельнике и заглянули на старый каменный вал, где тотчас пришли на выручку уцелевшим беглецам.

ВОЗДУШНЫЕ ПИРАТЫ

Ястреб и неясыть вынуждали горностаев быть предельно осторожными. Никому не хотелось попасть в когти к птицам, которые старались наверстать упущенное после полуголодного существования в долгие зимние месяцы.

Ястреб все время держал в поле зрения хутор Таммисту. Горностай едва успел юркнуть под крыльцо, как тот опустился на конек крыши. Когда горностаи рыскали по берегам магистрального канала за домом, ястреб просвистел над ними, как ракета, сложив крылья и вытянув клюв.

А вечером бесшумно планировала над двором неясыть. Витала, как злой дух, вокруг дома или опускалась на верею. Крутила своей круглой головой, Мигала то одним, то другим глазом, словно маяк во мраке ночи. Ясное дело, высматривала, чем бы поживиться.

Почему именно сейчас, в первые весенние дни, хищные птицы так упорно кружили над горностаями?

Едва ли зверьки понимали, что беда их в белых зимних шубках — не самом лучшем наряде для прогулок в просыпающемся к жизни лесу. И не они одни оказались в подобном положении: заяц-беляк чуть было не попался им в лапы из-за своей шкурки. А удрал лишь потому, что вовремя заметил белых горностаев.

Белый мех одинаково хорошо служил горностаям и зайцам зимой. Попробуй-ка обнаружить их на чистом снегу! Все равно что навозного жука разглядеть в полной темноте.

Однако покровительственная окраска может стать предательской, когда линька запаздывает или начинается слишком рано. Вернее сказать, когда смена времен года опережает обычные сроки или задерживается.

Последние снежные наносы остались лишь местами в густом лесу. На фоне черной земли и побуревшей травы, в кустах и среди можжевельника белый зверек был виден как на ладони, особенно с воздуха.

Как горностаям, гак и зайцам пришла пора сменить зимние шубки на весенне-летне-осенний наряд. Но кое-кто так и не успел это сделать: в березовом колке возле поля валялись клочья белой шерсти — ястреб или филин расправились с зайцем.