Этнокультурная история казаков. Часть III. Славянская надстройка. Книга 4 - Коллектив авторов

Вместе с тем, низовые видели в них братьев по крови, своих казаков, войсковые Круги не препятствовали «новоприходцам» основывать поселения и выделяли под их юрты свободные земли. Им всем, в равной степени, не нравились попытки Москвы наложить руку на донские дела, но пока что бесцеремонные действия русских воевод касались больше жителей Северского Донца, Верхнего Дона и его «запольных» притоков, не доходя столь явно до Донского Низа.

* * *

Показателем складывающихся новых отношений донцов с Москвой может служить следующий факт. В сентябре 1705 года станичный атаман Савва Кочетов, будучи в Москве, говорил униженно боярам: «Мы взысканы паче всех подданных, до нас не коснулся государев указ о платье и о бородах; мы живём по древнему обычаю, всякий одевается как ему угодно: один черкесом, другой по-калмыцки, иной в русское платье старого покроя, и мы не насмехаемся друг над другом. Немецкаго же платья у нас никто не носит и охоты к нему вовсе не имеем; если же угодно будет государю заставить нас носить немецкое платье, то мы противиться тому не будем». Но, как выяснилось позже, далеко не все казаки ещё были настолько раболепны перед московской властью.

В феврале 1706 года последовал новый запретительный указ: казакам под страхом каторги и конфискации имущества воспрещалось занимать «пустопорожние» земли в верховьях Дона. Одновременно на эти земли стали в массовом порядке селить государственных крепостных крестьян – «пустопорожность» этих земель не мешала, конечно, их долговременной аренде русскими помещиками.

Все земельные конфликты, возникающие на пограничных рубежах Войска Донского, российская администрация никогда не разрешала в пользу казаков. В тех случаях, когда у великорусских претендентов на казацкие земли, в основном у монастырей и помещиков, не оказывалось де-юре никаких прав на удовлетворение своих исков, власть реализовывала подлинно «соломоново решение» – конфисковывала спорные владения и отписывала их «на государя».

Весной 1706 года царь послал на Дон грамоту, жалованье и много различных даров. Перечисляя подвиги казаков и службы ему и прежним царям, Пётр I не преминул указать заслуги Войска в подавлении старообрядческого мятежа, за выдачу зачинщиков Москве, за приведение к крестному целованию заблудших и за смертные казни упорствующих. Царская грамота и жалованные клейноды были приняты центральным войсковым правительством (атаманом и старшинами) с великим торжеством. Верховцы же хранили подозрительное молчание. На Донце было неспокойно.

Казаки медлили с выполнением приказа о снесении правобережных городков и настаивали на оставлении в неприкосновенности Нового Айдара, Беленского, Закотного, Кабанья и других. Издавая оскорбительные для Войска распоряжения, царь в то же время просил казаков служить ему «с великим радением», следить за движением и намерениями турок и татар, оберегать построенные в устьях Дона крепости, ладить с калмыками.

* * *

В 1705 году 34-летний Кондратий Афанасьевич Булавин занимал пост атамана Бахмутского городка и выступал в обороне казачьих прав на местные соляные промыслы, которыми донские казаки владели исстари, и которые теперь царь пожаловал Изюмскому Слободскому полку, а точнее – его командиру Ф. В. Шидловскому. В результате этого «пожалования» начались вооружённые столкновения между старыми хозяевами и новыми претендентами.

Наказный полковник Изюмского полка Шуст вооружил всех подчинённых ему слободских казаков и обложил Бахмутский городок, но, узнав, что за Булавина встали все соседние городки, поспешил уйти. Булавин не оставил этот поступок без отмщения; он перешёл реку Бахмут и уничтожил все бывшие там варницы, забрал соль и продал её на месте. Завладев, таким образом, всеми соляными источниками, Булавин стал со своими казаками вываривать соль, не допуская к тому никого.

По жалобе Шуста из Адмиралтейского приказа для обуздания донских казаков был послан дьяк Горчаков с отрядом солдат. Чтобы примирить враждующие стороны, царь Пётр принял очередное «Соломоново решение»: он приказал Горчакову «отписать» спорные и изобильные соляные прииски на самого себя.

Атаман Бахмутского городка Булавин, человек твёрдого характера, поборник старого казачьего права, несмотря на предписание из Посольского приказа об отобрании всех варниц в казну, в октябре 1705 года с партией казаков разорил все строения и заводы и разогнал всех жителей, занимавшихся вываркой соли близ реки Бахмута, забрав всю казённую и частных лиц соль. Прибывшего Горчакова атаман взял под стражу и донёс Кругу о его прибытии. Приехавшие с Круга старшины освободили дьяка из-под ареста, но на соляные промыслы тоже не допустили. За казачье право на выварку соли вступился весь войсковой Круг, и Горчаков должен был возвратиться в Воронеж без выполнения возложенных на него поручений. Сопротивление требованиям могущественного соседа – Московии – сулило много бед, но блюстители древних казачьих прав не пожелали смириться перед столь откровенно и враждебно высказываемой силой. В Булавине они признали своего предводителя.

Однако изюмцы во главе с Шидловским не унимались. В феврале 1706 года они забрали в свои руки селитряные заводы, бывшие во владении Ахтырского полка и находившиеся частью на донских войсковых землях.

Не теряя времени, Булавин снёсся с Астраханью, Запорожьем и Тереком, заручился обещанием тамошних казаков поддержать донцов в случае нужды. Вообще, угрозу, надвигавшуюся с севера уже полстолетия, видели все казаки. Все хотели избежать закабаления вольных казачьих республик, но не все верили в успешность вооружённого сопротивления Москве. Партия верховых казаков и «новоприходцев» готова была биться и оказывать отчаянное сопротивление силе, наступающей с севера, а партия низовых, уже традиционно, стояла за соглашения и уступки.

Для обуздания бахмутских казаков атамана Булавина в июле 1706 года на Дон был командирован стольник Шеншин.

II. Гетманщина

Решающий момент в отношениях Москвы и украинского казачества наступил в период гетманского правления Ивана Мазепы – одного из самых выдающихся и самых противоречивых политических деятелей Казацкого государства. В. Ф. Остафийчук писал: «Его любили и ненавидели, уважали и боялись, ценили и остерегались, прославляли и лгали о его делах».

«Гетман его царского величества Войска Запорожского» И. С. Мазепа управлял от имени царя присоединённой к России Гетманщиной в качестве полномочного наместника. Официально он выступал блюстителем интересов русского царя и днепровских казаков – того народа, из которого происходил сам, и который, по его мнению, завоевал право на эту землю своей кровью. Под протекторатом московского трона гетман правил, как удельный владыка. Он окружил себя заслуженными и покорными старшинами, которым раздавал крупные имения вместе с населением сёл и слобод. Но массы казачьи от его бессменного правления не приобрели никаких выгод, хотя в общественной структуре Гетманщины, создавшейся задолго до него, все казаки должны были бы занять место изгнанной польской шляхты – полноправного и главенствующего в крае народа. Гетманщина строилась по образцам аристократической республики Речи Посполитой, но её полноправные граждане – казаки – не могли теперь сменить гетмана прежним выборным порядком: за ним стоял царь.

Ещё меньше, чем о рядовой казачьей массе, гетман Мазепа беспокоился об интересах украинских и литвинских крестьян. Как и прежде, они не приобрели гражданских прав и оставались на положении полузакрепощённых «подданных» под властью новых старшинских панов. Попав сюда по воле польских магнатов, они уже сто лет составляли многочисленное население сёл и слобод, часто жили сообща с казаками и роднились с ними. Но, несмотря на то, что между ними назревали отчётливые процессы слияния, а основная речь казаков всё более удалялась от форм, господствовавших в Великом княжестве Литовском и приобретала звучание украинской, взаимной связи между теми и другими не нарождалось. Днепровские казаки признавали в украинцах и литвинах людей «иного рода» и относились к ним не ближе, чем донцы к своим иногородним.

* * *

Как кандидат в единые гетманы обоих берегов Днепра, правобережный атаман Семён Палий для Мазепы был более чем реальной угрозой. Он опирался на рядовых казаков, на крестьян, которых «переводил в казаки», на мещан, был тесно связан с православным духовенством и финансово поддерживал его. Коронный гетман польской короны Потоцкий предупреждал шляхту, что «Палий пытается идти следами Хмельницкого и зажигает факел холопской войны».

И Семён Палий действительно зажёг этот факел – на Правобережье началось антипольское восстание. Незадолго перед этим польский Сейм вынес решение об уничтожении казачества – польская элита почему-то любила по несколько раз «наступать на одни и те же грабли». Правобережным полковникам приказали распустить казаков. Когда чиновники польского польного гетмана Яблоновского явились в Фастов с этим приказом, Семён Палий отказался его выполнять. «Я поселился в вольной Украине, и Речи Посполитой нет никакого дела до этого края. Только я, настоящий казак и вождь казацкого народа, имею право командовать тут» – ответил послам атаман. Началась новая война.