Пляска в степи - Виктория Богачева

идти, но на удачу ему попалась в коридоре девка-холопка в сером платье. Схватив ее за запястье и изрядно тем напугав, он хрипло попросил.

— Князю повязки нужны. Сбегай.

Та уставилась на него, словно не понимала язык, на котором он говорил, и потому Горазд прикрикнул.

— Ну!

Девка вздрогнула, отскочила на шаг и сбежала от него, как от прокаженного, едва не стегнув по лицу длинными светлыми косами.

«С нее станется и вовсе ничего не исполнить! — раздражаясь, рассудил Горазд. — Обожду маленько, и сам пойду».

Девчонка все же вернулась, чем немало его удивила. Принесла и чистые повязки, и миску с водой. Он открыл плечом тяжелую дверь, пропуская холопку вперед, да еще слегка подтолкнул в спину: экая нерасторопная, замешкалась на пороге!

— Княжна?..

Горазд вошел в горницу следом за девкой и поднял на князя изумленный взгляд. А после посмотрел повнимательнее на служанку. Нынче при свете лучины он смог разглядеть, что платье у девчонки вовсе не холопское, хоть и простое совсем. Да и лицо показалось ему знакомым… кажется, сидела в женском углу позади княгини и иных женщин.

— Ты пошто княжну привел, дурень — князь смотрел на него требовательно и сердито. Он потянулся за рубахой, чтобы накинуть на себя да не смущать еще пуще девку, которая и так уже не знала, куда деть глаза.

— Я вовсе не княжна, — девчонка умудрилась мотнуть головой, продолжая рассматривать пол у себя под ногами. — Тут вода вот и повязки… — она повернулась и сунула миску в руки Горазда. — Я бы еще отвар принесла, но все на раненых истратили нынче.

Бросив на князя быстрый взгляд и увидев, что тот надел рубаху, она наконец выпрямилась и подняла голову. Несмотря на алеющие румянцем щеки, ее голос звучал твердо.

— Ты прости меня, княжна… не уразумел в темноте, кто ты… за холопку принял, — отмер Горазд. Под взглядом князя хотелось провалиться сквозь землю.

— Я не княжна, — терпеливо повторила девчонка. — Нечего мне тебе прощать, — она посмотрела на Горазда, и он почувствовал, что краснеет под ее взглядом. Даже в тусклом свете лучин он приметил веснушки и ссадину у нее на щеках, и что глаза у нее светлые — не то синие, не то зеленые, толком не разобрать.

— К-как же тебя тогда звать? — голос подвел его, и Горазд запнулся. Он говорил отчего-то хрипло, и в горле пересохло.

Девчонка прыснула, еще пуще смутив его. Так и не ответив, она выскользнула из горницы — токмо и сверкнули в свете лучины яркие ленты в косах. Отрок стоял, словно вкопанный, да глядел ей вослед.

— Добро, не старшую княжну спутал, Рогнеду Некрасовну. Коли рожоного ума нет… — из оцепенения Горазда вырвал голос князя. Он чуть не подпрыгнул на месте, разворачиваясь к нему.

Ярослав Мстиславич вновь стянул рубаху и, намочив в миске с водой тряпицу, приложил ее к порезу на ребрах.

— Господине, дозволь… — Горазд поспешно подошел к нему, забрал из рук мокрую повязку, сам занялся раной.

Мужчина тяжело опустился на лавку. Заметив это, мальчишка прикусил язык и не задал вопрос, который намеревался. Он все чаял спросить, как зовут ту княжну.

Когда в горницу вошел воевода Крут, Горазд как раз закончил с повязкой. Он поднялся с колен, отряхивая руки, и князь велел ему:

— Подай рубаху да кваса нам.

Воевода прошел за длинный дубовый стол и сел напротив князя, отбросил с изрезанного морщинами лица седые волосы.

— Что делать станем, княже? — спросил он, отхлебнув кваса из поданной отроком чаши.

— Погостим седмицу, как намеревались, — Ярослав Мстиславич поглядел через плечо: Горазд нарочито медленно убирал испачканные повязки, поднимал с пола пропитанную кровью рубаху… Князь хмыкнул, но не стал прогонять из горницы развесившего уши отрока.

— Ведаешь же, что я не про то, — сказал Крут и тяжело посмотрел на Ярослава Мстиславича. В свете лучины морщины на его лице казались ещё глубже, еще грубее.

— А про что?

— Про Святополка! — скрипнув от злости зубами, воевода ударил по столу. — Про то, что он учинил!

Князь не повел и бровью.

— Я не стану проливать родную кровь по навету, воевода, — отрезал Ярослав. — Ты его видел там? Вот и я что-то не видал.

Горазд против воли втянул голову в плечи. Когда у князя голос делался таким… добра не жди.

— Ты шибче меня знаешь, что некому, окромя Святополка, князь, — но воевода Крут учил Ярослава держать деревянный меч, когда тому едва минуло три зимы. Он его не боялся. — Как связался со своей степной девкой, так совсем пропал!.. Кто еще ведал, каким путем мы поедем?

— Добрая половина моего терема, — мужчина усмехнулся и покатал меж ладоней чашу. Он обернулся через плечо, нашел взглядом притихшего подле двери Горазда. — Ты никак уши греешь, отрок?

Мальчишка вылетел из горницы и успел услышать, как смеется воевода Крут, прежде чем захлопнул позади себя дверь. Терем спал. В темноте и тишине он прокрался по всходу вниз, и, на счастье, в горнице, где был пир, еще не догорели все лучины. Он увидел, что два кметя заснули прямо за столом, и хмыкнул. Коли узнает князь, им несдобровать. Горазд притащил со двора ведро воды и замочил в нем княжеские рубахи, оставив в сенях на ночь. Утром он сам их выстирает.

Когда он вернулся в горницу, воевода Крут уже ушел, и в светце горела лишь одна лучина. Князь спал на широкой лавке, укрывшись своим плащом и подложив под голову седельную сумку. Горазд задул лучину и устроился на куче сена на полу подле двери. Точно также завернулся в плащ и устроил голову на седельной сумке. В нос ударил сладкий медовый запах. Мать напекла ему в дальнюю дорогу пряников…

По утру, едва проснувшись, князь погнал его во двор, упражняться на деревянных мечах.

— Давай-ка нынче не на боевых. Еще поранишь меня ненароком, чай, — князю все любо было смеяться над бессловесным отроком. Горазд отдал бы руку на отсечение, лишь бы так и продолжалось.

Закатав рукава рубахи по локоть и портки до колен, Ярослав Мстиславич перебросил из руки в руку меч, приноравливаясь к весу, и поправил на лбу ремешок, что стягивал волосы.

Поглядеть на князя собралась половина терема, коли не больше. Горазд приметил в толпе и княгиню, и гордую княжну, и девку, которую спутал нынче ночью с холопкой. Подальше от семьи и слуг князя Некраса столпились кмети из дружины Ярослава Мстиславича. Их князь редко брался за деревянный меч, редко сам возился с отроками, потому-то они и пришли поглазеть на такую диковинку. Коли князь будет