Как я съел асфальт - Алексей Швецов

– Кто?! – удивился Саша. – Ты думаешь, Алла это сделала? Думаешь, Алла порвала рукав?

– Нет, нет, ну что ты… – отмахнулся Геша, – я сейчас про Олю говорю.

– А-а, про Олю… – вспомнил вдруг Саша, зачем он здесь. – Как она, кстати?

– Пока ничего нового, – Геша подошел к столу с коньяком. – Все пока по-прежнему.

Саша стоял и молча смотрел на стол. Ему тоже хотелось выпить, но Геша ему не предлагал. А еще Саша был за рулем. Гена поднес стакан с коньяком ко рту, и наступила тишина. В наступившей тишине слышно было лишь движение жидкости по пищеводу Геши. И еще кадык, гулявший по его длинной шее, нарушал невыносимо тягостную тишину.

– Саша, у тебя курить есть? – спросил Геша.

Саша ответил, что есть.

– Давай покурим, что ли, – предложил Геша.

Саша достал сигареты и положил их на стол. На столе лежала пачка дорогих американских сигарет, но Геша захотел покурить именно Сашины сигареты. Они оба закурили. Саша поискал глазами пепельницу. Она стояла на подоконнике. Саша зачем-то пересчитал окурки. Их оказалось ровно семь штук.

Когда они закурили, Саша понял, что забыл снять свой плащ. «Не хватало еще пеплом испачкать или, того хуже, прожечь», – подумал Саша и снял его. Потом он повесил его на спинку стула. Саша не знал, что говорят в таких случаях, и молчал.

Вскоре они снова закурили. Саша боялся смотреть на пепельницу и окурки, лежащие в ней, как чьи-то раздавленные жизни, и сбивал пепел в ладошку.

– Так что же произошло? – нарушил молчание Саша.

– Я же тебе все рассказал, – удивленно отозвался Геша. – У тебя с памятью все в порядке?

– Да, – успокоил друга Саша. – С памятью у меня пока нормально. Но просто совершенно непонятно, что могло толкнуть Олю на этот отчаянный шаг. Почему и зачем? Зачем и почему? Ты что-то должен был почувствовать! Может, у нее на работе какие-то неприятности были?

Геша задумчиво затянулся, а потом ответил, что все было нормально. Оля никогда ни на что не жаловалась, и накануне она тоже ничего не рассказывала. Они созванивались в начале августа. Оля была веселая и много шутила.

Саша хотел ехать в больницу, но Геша напомнил, что к ней в палату никого не пускают. От прежнего веселого Геши мало что осталось. Он был грустен и несчастен.

Саша познакомился с Гешей в институте. Они учились на одном курсе. В тот день Саша пришел на свою первую лекцию. Была лекция по высшей математике. Саша тогда отчетливо понимал, что он вступает во взрослую жизнь и что сейчас надо приложить все усилия, чтобы устроиться и закрепиться в этой жизни. С каким-то юношеским, но зрелым задором он принялся записывать в тетрадку эту свою первую лекцию. Так продолжалось минуты четыре. Потом Саша подумал мысль, что лекция получается какая-то сухая, не интересная, а даже скучная. Преподаватель не удосуживался скупые математические понятия перемежать смешными случаями из жизни, вставлять в свою лекцию подобающие к случаю анекдоты. Он не пытался оживить сухое изложение о комплексных числах живыми и красочными примерами из собственного опыта. Да и тема лекции не казалась интересной. Вспоминались строки из Маяковского: «Единица, кому она нужна?..» А здесь даже и не единица вовсе, а мнимая единица. Кому она, спрашивается, нужна?

Саша заскучал, его ручка замерла над тетрадной страницей. И тут Саша понял, отчетливо осознал, что это его последняя лекция, которую он записывает. Он попытался собраться, даже отругал себя за лень и легкомыслие, но снова настроиться на учебный процесс не мог. Не мог он заставить себя работать.

Саша огляделся вокруг. Все усердно писали. Все хотели, понимали и хотели приложить усилия, чтобы закрепиться и устроиться в этой жизни. Саша тоже хотел, но не мог. Тогда Саша оглянулся и встретился глазами с парнем, который, тоже отложив ручку, мечтательно разглядывал потолок. Потолок был интереснее для того парня со смешными усами, интереснее лекции по высшей математике. А еще Саша увидел в глазах однокурсника отражение своих желаний. А желание у него было одно: слинять, испариться из этой аудитории. Точнее, у них было одно желание на двоих. И в перерыве учебной пары они его осуществили.

А еще Геша, как звали нового знакомого Саши, сказал, что занимается музыкой. Этим он окончательно завоевал полное расположение Саши. Для Саши те, кто умел играть музыку, были кем-то сродни волшебникам.

А потом была группа «Уличный фонарь», а потом знаменитое выступление и много чего другого. Без лекций и прочих никчемных атрибутов высшего образования студенческая жизнь протекала интереснее и насыщеннее. Насыщенности ей придавали новые цвета, в которые окрашивалась жизнь с помощью таких простых и, казалось бы, бесцветных красок, как водка.

Кроме алкогольных красок жизнь подсвечивалась музыкой. Геша постоянно сочинял какую-нибудь музыку и, как следствие, стихи. И если в сочинительстве музыкальных тем никакой магии для Саши не было (музыка, сочиненная Гешей, почти ничем не отличалась от популярных пьес «The Doors» и «Deep Purple»), то способность писать складные тексты вызывала у Саши неподдельный восторг.

Репетировали в крошечной комнате, среди музыкантов группы любовно называемой каморкой. Иногда репетировали и в других помещениях, но всегда это сопровождалось вдохновляющими мероприятиями.

Спустя какое-то время все как-то само собой рассосалось. Каждый занялся своим делом, нашел себя в жизни – или, напротив, потерял. Но из всех музыкантов и завсегдатаев каморки только Геша остался верен музыке и длинным волосам. Он по-прежнему играл музыку в группе. Играл на свадьбах и похоронах. Еще у Геши бывали концерты и на корпоративах, где все, перепившись, абсолютно не обращали на музыку внимания, как на разлитый кем-то на столе соус. Для кого только не играли Геша и его группа, наверное в память об «Уличном фонаре», названная «Свет мечты». Все его песни были похожи одна на другую или одна на чужую, но Геша не переживал. Главное, что стихи были разными и со смыслом.

А Геша любил сочинять стихи на малоизвестных ему английском, испанском и итальянском языках. Но если с итальянским проходило (этот язык мало кто знал), то с английским было гораздо сложнее. Геша складывал свои стихи из малоупотребляемых в Англии и придуманных Гешей слов:

Лвинг винглз сеп темби.

Мег туд тьюзди.

Сент бенди коллче аран би…

И если у него спрашивали, на каком языке песня, а он отвечал, что на английском, его часто поднимали на смех те, кто немного владел этим языком. Тогда Геша переходил на итальянский. Его грустные стихи изобиловали словами: серпинто, луягуро, персольто, контине, реветти, люкомба, сорказти, бильяццо, полюццо. А еще, чтобы избежать возможных недоразумений, Геша говорил, что эта песня написана на древнем языке народов страны Парколло, которая была когда-то расположена на древнем материке Гондвана. А песня, продолжал рассказывать Геша, о парне, который любил пиво и одну девушку, но у него не было Интернета и он не знал, как ей признаться в любви.

Саша всегда восхищался поэтическим талантом друга и пробовал сам что-нибудь написать в этом роде, но у него не получалось. Точнее, получалось, но как-то не так. Не так, как у Геши, у которого был к этому несомненный талант. Талант от Бога.

К своему творчеству и таланту в целом Геша относился совершенно серьезно и без тени юмора говорил, что он – один из настоящих поэтов-песенников, в чьих словах есть глубокие мысли.

А скрипачка Маша, что придерживала тогда басиста на феерическом выступлении первого состава группы, неожиданно стала женой Геши.

Саша всегда любил Гешу, точнее, не всегда. Когда Геша женился на Маше, которой симпатизировал Саша, Саша перестал любить и Гешу, и Машу. Но вскоре опять полюбил. Полюбил, потому что Маша не стала женой Саши, а стала толстой, некрасивой и стервозной бабой и при этом женой Геши.

Они допоздна сидели и разговаривали про Олю. Саша и Гена. Они много чего вспоминали. Воспоминания, в основном, были теплыми и хорошими. А сидели они у Саши на кухне, в его, Сашиной, квартире. Геша сам захотел уехать к нему.

– Не могу я сейчас дома оставаться. Пока не могу, – объяснил он Саше. – Маша придет и все опошлит своим приходом. Понимаешь?

– Понимаю, – кивал головой Саша.

Он понимал друга как никто другой. Он скорее допустил бы мысль, что Геша мог бы покончить собой, имея такую спутницу жизни, как Маша. Но Ольга… при чем здесь Оля?

– А как они последнее время общались? Я говорю о твоей сестре и супруге, – спросил Саша, наливая себе и Геше чай.

– А никак, – махнул рукой Геша. – Видеть друг друга не хотели.

Когда Геша сообщил о своих намерениях осчастливить Машу предложением руки и сердца, Саша очень переживал. Мало того что он сам в то время имел виды на скрипачку, так теперь становилось совершенно понятным, что ему придется покинуть удобное жилье на Сретенке. И он стал скитаться по съемным квартирам.