Шрифт:
Интервал:
Закладка:
–
«Что же это получается? Цепочка оборвалась? Вот шел, тянул веревочку и оказался на краю пропасти. Где искать автора или очередного хозяина тетрадки? Дать объявление? «Кто в автобусе такого-то маршрута потерял тетрадку с похабными стишками, обращайтесь в КГБ». Что же ему доложить полковнику? Если он не справился с таким простым делом, кто же доверит ему серьезное дело? Так что придется забыть о шпионах».
Топольницкий смотрел в окно кабинета на проезжавшие по дороге автомобили, на низкое серое небо. В голове была пустота. Хотелось, как в детстве, уткнуться маме в подол и рыдать навзрыд. «Меня Стёпка обидел». А мама утешит, успокоит, мама надерет Стёпке уши. Он краснодипломник, полный надежд и гигантских планов оказался возле разбитого корыта. Самое страшное, что он не знал, что ему делать. Оставалось одно: пойти к полковнику признаться, что он не справился с поручением. Хотя он же не пионер, которому дают поручение, это был приказ. Он уже видел кислую физиономию полковника. «Свободен, лейтенант!» Пойти к полковнику — это то же самое, что и застрелиться от безысходности.
Топольницкий опять вспомнил старого преподавателя по оперативной работе Ивана Кузьмича. «Если вы не знаете, что делать, обращайтесь к специалисту». Стоп!
К специалисту? К какому специалисту? К человеку, который профессионально занимается стихами, который знает местных поэтов.
–
Местное отделение союза писателей находилось в том же здании, где и городская библиотека. Только нужно было перейти в другое крыло. Председатель местного отделения был больше похож на боксера, чем на служителя поэтической музы. Особенно, когда увидишь его кулаки размером с полголовы с выступавшими костяшками пальцев
— Кто лучше всех знает местных поэтов? — повторил он вопрос Топольницкого. — Это к Никулькину, он занимается молодыми поэтами, ведет поэтические семинары, читает их стихи, дает рекомендации. Вот никогда не думал, что чекистов может заинтересовать поэзия.
— Чекистов всё интересует, — сухо ответил Топольницкий.
Никульков был в своем кабинете. Глубокие морщины избороздили не только его лоб и щеки, но и подбородок. Топольниций протянул ему тетрадь.
— Мы ищем того, кто мог написать эту поэму. Познакомьтесь, пожалуйста. Может быть, у вас возникнут мысли по этому поводу. Только настоятельная просьба: никому не давать читать этого. И вообще никому не рассказывать о моем визите.
— Понимаю! Понимаю! — пробормотал Никульков.
Поднял тетрадь над столом и пролистал ее веером.
— Думаю, что сегодня прочитаю.
— Тогда завтра я к вам зайду в это же время.
Особо заняться было нечем. Топольницкий зашел в библиотеку. За кафедрой сидела пожилая женщина. С миловидным лицом и доброй улыбкой.
— Что вас интересует, молодой человек? — спросила она.
— Видите ли, я по роду своих занятий связан с молодежью. Поэтому хотелось бы узнать, чем интересуется молодежь, какие книги читает.
Библиотекарша вздохнула.
— Вот книгами молодежь интересуется всё меньше. Есть молодые люди, которые читают много, студенты, особенно филологи, будущие педагоги. В целом же такая печальная тенденция: читать мы стали меньше. Я всю жизнь работаю в библиотеке и мне есть с чем сравнивать.
— Этому есть объективные причины? Вы как думаете?
— Конечно. Появились новые увлечения. Это музыка. Особенно зарубежная. Кино. Если неделя какого-нибудь зарубежного фильма, то билеты у спекулянтов втридорога скупают.
— Что-то же всё-таки читают? Какие тут предпочтения?
— Детективы. Но в основном зарубежные. Тут у нас очередь записывается. И любовный роман. Тоже зарубежный. Это девушки. Н такой литературы нам поступает мало. Зачитывают до дыр.
— А наших?
— А наших пожилые в основном читают.
— Спасибо. Я учту это в своей работе.
На следующий день в то же самое время Топольницкий сидел в том же самом кабинете на том же самом месте.
— Что я могу сказать? — неторопливо начал Николай Петрович. — Автор несомненно, одаренный человек. Думаю, что это у него далеко не единственное сочинение. Имеет опыт стихотворства. Он прекрасный версификатор.
— Версификатор — это что такое? Извините, а далек от литературного творчества.
— Человек, владеющий стихосложением. Так сказать, профессиональный поэт.
— Угу! Я на это тоже обратил внимание. Всё так складно написано. Чувствуется рука мастера.
— Умело строит сюжет. Постоянно держит читателя в напряжении. Яркие образы. И рифмы необычные: на нас — ананас, дожди — сиди да жди. Повторюсь: это писал не рифмач из подворотни, а довольно опытный и одаренный человек. Очень любопытно было бы почитать другие его произведения. Но, как я понимаю, у вас только это.
— Только. Но меня интересует конкретная личность.
Николай Петрович хмыкнул, развел руками.
— Не могу знать.
— Но ведь вы ведете семинары у молодых поэтов, читаете и разбираете их стихи. То есть это аудитория вам знакома. Неужели ничего подобного вам не попадалось? Я не имею в виду предмет изображения, содержание, но форма, стиль, манера письма. Может быть, вам попадалось нечто знакомое? Ведь у каждого талантливого, одаренного поэта своё лицо, свой стиль, своя манера изложения, какие-то любимые слова. Есенина никак не спутаешь с Маяковским или Блоком. Или там Пушкина с Некрасовым. Не надо быть литературоведом, чтобы узнать знакомых поэтов.
— Так, Максим Николаевич. Но это мог написать человек, который не посещает моих семинаров и стихов которого я не читал. И скорее всего, это именно так. Я обязательно бы обратил внимание на такое дарование.
— Среди знакомых вам молодых поэтов вы не можете назвать никого, кто бы мог написать эту поэму? Я правильно вас понял, Николай Петрович?
= Кто угодно мог написать. А почему бы и нет. Знаете, порой очень серьезный человек любит подурачиться. У меня есть знакомый доктор наук, который любит переодеваться и разыгрывать разные роли.
— Кто-то, действительно, очень хорошо подурачился. Только как мне найти этого шутника?
— Увы и ах! Рад был бы помочь, даже считаю своим долгом помочь, но, к сожалению…
«Тупик. И теперь, кажется, без выхода». Топольницкий убрал в папку проклятую тетрадь.
— Что же, Николай Петрович, благодарю вас за консультацию. Простите, что отнял ваше драгоценное время. Но, как говорится, отрицательный результат — тоже результат.
Шагнул к двери и уже взялся за ручку.
— А знаете, Максим Николаевич, о чем я сейчас подумал? Я, кажется, знаю, к кому вам обратиться.
— И кто же это?
— Многие мои знакомые поэты имеют хобби, впрочем, как и другие люди. И для некоторых это хобби даже интересней главного занятия. Что вполне понятно. Здесь никаких для вас нет рамок. Кто-то марки собирает, кто-то иконы, кто-то первоиздания. Но есть такие, которых я называю фольклористами. Вот один собирает частушки, причем обязательно матерные, другой скабрезные песенки с непристойным содержанием. Есть собиратели черного
- От сессии до сессии - Николай Иванович Хрипков - Русская классическая проза
- Мое белое лето - Николай Иванович Хрипков - Русская классическая проза
- Сцена и жизнь - Николай Гейнце - Русская классическая проза
- Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем - Николай Гоголь - Русская классическая проза
- Чужая жизнь - Сергей Семенович Монастырский - Русская классическая проза
- Временно - Хилари Лейхтер - Русская классическая проза
- Она будет счастлива - Иван Панаев - Русская классическая проза
- Майский дождь - Иван Данилович Жолудь - Поэзия / Русская классическая проза
- Манипуляция - Юлия Рахматулина-Руденко - Детектив / Периодические издания / Русская классическая проза
- Том 2. Рассказы, стихи 1895-1896 - Максим Горький - Русская классическая проза