Иероним - Виктор Шайди

Срочно необходимо найти питьевую воду.

Подобрал лежащий рядом пистолет, взял фонарик и, покачиваясь, осторожно ступая на раненую ногу, побрел в противоположный конец пещеры. Каждое движение отдавалось в ранах пульсирующей болью. Бинты моментально окрасились сукровицей. Это хорошо – пусть выйдет дурная кровь.

Фонарик четко выхватывал из темноты куски каменных стен. Небольшие сталактиты острыми зубьями свешивались с потолка, а навстречу им росли маленькие сталагмиты. Чувствовал себя жертвой в невероятной каменной пасти пещеры, в каждую минуту угрожающей захлопнуться. Первый раз в жизни видел такое чудо неживой природы. Красотой мешали насладиться головокружение, постоянно смазывающее нечеткое пространство, и единственная мысль о выживании. Если не действовать, то необычной красоты пещера станет отличным склепом. Луч фонарика, устремившись к дальней стене, отбил у мрака зубастую арку небольшого хода, ведущего из зала.

Легким уклоном пол шел вниз. Немного передохнув, придерживаясь за шершавую влажную стену, начал потихоньку спускаться. Световое пятно непоседливо скользило, ощупывая рваные края коридора. Раненая нога плохо слушалась, каждый раз отдавая пробегавшей по кости тупой болью. Ход то расширялся на прямых отрезках, то сужался на поворотах, но продвижению не мешал. Спуск занял около часа. Луч фонарика, прощаясь, скользнул по потрескавшемуся краю арки и, не найдя противоположной стены, бесследно утонул в просторном зале, пробив во мраке световой туннель.

Размеры зала впечатляли. Поводив фонариком и так и не найдя ни потолка, ни противоположной стены, в изнеможении привалился к холодному камню и закрыл глаза. Сил пройти дальше и обследовать пахнущее пылью пространство не хватало. Немного отдохнув, на трясущихся от усталости ногах повернул назад.

Возможность спасения извне умерла вместе с разбитой радиостанцией. Нужно собрать оставшиеся силы, чтобы двигаться и бороться. Использовать любую возможность выжить и срочно искать питьевую воду. Без воды человек протянет недолго, а в моем состоянии еще меньше.

Мрачные мысли не покидали и без того болевшую голову. Шишка на лбу здорово опухла и нудно саднила, пополняя и так нерадостное самочувствие. Сотрясение постоянно напоминало о себе головокружением и тошнотой. Хорошо, что хоть противорвотное средство помогло задержать пищу в животе, а то давно бы от бессилия не смог стоять на ногах. Нудное возвращение вконец меня измотало. Добравшись до пещеры, кулем рухнул на спальник.

Необходимо поспать, набраться сил для поиска воды и нового места. Еще немного, и туша ящера начнет протухать, отравляя трупным ядом воздух.

С тревожными мыслями провалился в глубокую темную яму беспамятства, перемежающегося приступами жара и бреда.

Сознание возвратила моя спутница боль. Фонарик белым пятном уперся в рюкзак. Головокружение привычно качнуло картину реальности. Поднялся, пересилив желание не вылезать из спальника. Изрядно повозившись, перебинтовал начинающие темнеть и затягиваться раны. Запах разложения ощущался все сильнее.

В таких жутких условиях не выздороветь.

Измученный усталостью и слабостью, собрал вещи и экипировался, напоследок засунул в рюкзак большой кусок мяса. Туша протухала, вытесняя вонью воздух. Находиться возле озера становилось невозможно. Свет фонаря коснулся бурой поверхности воды и, растворившись, не достал дна. Озеро потемнело, сменив чистоту голубизны на темный цвет грязи. Набирать впрок пахнущую тухлятиной, непригодную для питья воду не имело смысла. Обругав себя ослом за то, что не додумался сделать это раньше, двинулся, опираясь на автомат, к разведанному ходу. Окованный приклад гулко постукивал по каменному полу пещеры, отмеряя каждый шаг.

Я часто останавливался и, привалившись к стене, отдыхал. Присаживаться не пытался, боясь не подняться. Ноги едва держали. Из-за головокружения казалось, что стены коридора постоянно пытаются схлопнуться, зажав меня. Периодически то правая, то левая больно ударяла меня в плечо, отбрасывая к противоположной соседке. Неторопливо, но упорно я продвигался к намеченной цели. Время растягивалось, удлиняя муки и проклятый каменный коридор. Рюкзак немилосердно давил на плечи. Противная нога плохо слушалась, и лишь верный тяжеленный автомат позволял на себя опереться. Мучитель коридор, напоследок поставив подножку выпуклым камнем, вытолкнул меня в огромный зал.

Луч фонаря не добивал до стен. Чувство свободного пространства приятно обняло пахнущими пылью камнями и еле уловимой свежестью горного ручейка. Сердце забилось быстрее, и радость робко толкнулась в груди. Омрачало одно – страшно хотелось пить. Жажда иссушила, тугим комом застряла в горле. Легкие вдыхали воздух, песком щекотавший гортань. Желание пить толкало вперед. Проковыляв небольшое расстояние, наткнулся на бесформенные развалины какой-то постройки. Свет фонарика вырвал из тьмы глыбы камня и грубо отесанные колонны, явно сделанные человеческими руками. Надежда на спасение тоненьким ростком пробивалась сквозь мрачные мысли, согревая душу.

Люди были здесь. Значит, мои шансы выйти наружу увеличивались.

Милый фонарик тщательно ощупывал щербатый от времени контур полуразрушенного здания, каменные ступеньки, арку входа… Тени испуганно шарахнулись, вжавшись в углы. Толстый, нетронутый слой серой пыли успокаивающе не обнаруживал признаков присутствия человека. Давно никто не ступал на полуразрушенные ступени. Жажда гнала меня, неумолимо толкая вперед, заставляя превозмогать боль и, пошатываясь, переставлять словно налитые свинцом ноги, поднимаясь по каменным ступеням. Потревоженное мертвое море пыли взвилось клубами. Луч жадно ощупал гранитные стены просторного зала, застыв на постаменте из черного камня. Его венчала, изгибаясь контурами, грубо выточенная из дерева чаша. Шестиконечное основание плавно перетекало в узкую ножку, заканчивающуюся широкой полусферой, этакая конфетница. Пошатываясь, подошел к постаменту и заглянул в чашу. Луч света искорками заиграл в прозрачной воде, наполнявшей деревянный сосуд.

Мираж.

Прислонив автомат к постаменту, потянулся дрожащими нетерпеливыми пальцами к чаше. Приятная шершавость дерева легла в ладони. Попытка наклонить сосуд ни к чему не привела. Чаша и на миллиметр не оторвалась, намертво приклеившись к поверхности постамента. Зеркальная гладь воды не шелохнулась.

Совсем ослаб.

Попытка встать на цыпочки и дотянуться губами до вожделенной влаги гулко отозвалась болью в раненой ноге, и отяжелевший рюкзак предательски дернул тело назад, врезаясь лямками в плечи. Оставив попытки дотянуться, я, пересиливая боль, снял рюкзак. Плечи благодарно отозвались легкостью. Ноги подкосились, я разжал пальцы, и рюкзак упал на каменный пол, выбив облачко пыли и вероломно задев многострадальную ногу. Боль впилась в рану. Перед глазами поплыли красные круги. Жажда терзала, усиливая и без того плохое самочувствие.

Глоток бы той бурой воды из озера…

Теряя сознание, погружаясь в липкие лапы бреда, вцепился слабеющей рукой в чашу, вытянул шею, подтянулся и, встав на носок здоровой ноги, наконец вожделенно коснулся губами шершавого края чаши. Зубы намертво вцепились в дерево, помогая телу. Свежесть влагой защекотала ноздри. Из последних сил жадно втянул воду. Жидкость устремилась в горло, огромными глотками проваливаясь внутрь. Холод болью обжег потрескавшиеся губы. Абсолютно безвкусная живительная влага.

Жажда отступала. Усталость невидимой легкой рукой снимало с плеч, а глотки студеной живительной влаги, казалось, проникают прямо в вены, разгораясь пожаром. Побелевшими от напряжения пальцами продолжал подтягивать тело, не разжимая впившихся в край чаши зубов. Чаша не пустела. Огонь и холод встретились в середине груди и взорвались болью, пронзившей меня как раскаленным железом. Зубы разжались, постамент ударил в грудь, опрокидывая на спину. Сознание, пискнув, выключило мозг.

2

Яркая вспышка ослепила глаза, переходя в разрастающиеся, извивающиеся змеями синие молнии. Сознание рассыпалось миллионами мелких искорок. Ощущение собственного тела пропало, и наступила всепоглощающая легкость. Осколки здравого смысла хаотично роились, сталкиваясь с заледенелыми мыслями и обрывками памяти. Выручила яркая, резкая боль, матовым лучом пронзившая творившийся кавардак. Каждый осколок сознания содрогнулся, не в силах вытерпеть жестокую муку. Искорки мотыльками на свет свечи устремились к центру пульсирующего луча, приносящему нестерпимое, парализующее страдание. Остатки воли принялись соединять осколки здравого смысла в серебристый шар, облепляя источник боли. Все новые и новые искры сознания стремились помочь своим горевшим в матовом пламени товарищам. Мучения становились невыносимыми, но воля неумолимо продолжала собирать разбитый разум. Секунда, и наступившая спасительная тишина окутала холодом забвения. Слепившееся в шар сознание ощутило страшную мощь Вселенной, бесконечно огромной, усыпанной мириадами небесных тел, несущих холодный всепроникающий свет. Творилось неописуемое. Секундная вспышка видения выхватила знакомые очертания одетого в грязный комбинезон тела, распластанного в нелепой позе на полу и бьющегося в судорогах.