Мышь на миле - Стивен Кинг

Мы пристегнули лодыжки Тут-Тута. Застежка на стороне Дина немного крупнее, потому что в ней раствор, Когда Биттербак завтра сядет на стул, его левая икра будет выбрита. У индейцев, как правило, немного волос на теле, но мы не можем довериться случаю.

Пока мы закрепляли лодыжки Тут-Тута, Брут пристегнул его правую кисть. Харри плавно вышел вперед и пристегнул левую. Когда и с этим было покончено, Харри кивнул Бруту, и тот скомандовал Ван Хэю: "Включай первую".

Я услышал, как Перси спросил Джека Ван Хэя, что это означает (просто не верилось, что он знает так мало, что он ничему не научился, пока был в блоке "Г"), и Ван Хэй тихо объяснил. Сегодня "включай первую" не значило ничего, но когда он услышит это завтра, Ван Хэй повернет рукоятку тюремного генератора блока "Г". Свидетели услышат низкий ровный гул, и во всей тюрьме свет станет ярче. В других блоках заключенные при виде слишком яркого света решат, что все уже кончилось, хотя на самом деле все только начиналось.

Брут обошел стул, так что Тут мог его видеть.

- Арлен Биттербак, вы приговариваетесь к смерти на электрическом стуле, приговор вынесен судом присяжных и утвержден судьей штата. Боже, храни жителей этого штата. У вас есть что сказать перед тем, как приговор будет приведен в исполнение?

- Да, - произнес Тут со сверкающими глазами и беззубой счастливой улыбкой на губах. - Я хочу обед с жареным цыпленком, с картошкой и соусом, я хочу накакать вам в шляпу, и я хочу, чтобы Мэй Вест присела мне на лицо, потому что я крутой донжуан.

Брут пытался сохранить серьезное выражение, но это было невозможно. Он откинул голову и захохотал. Дин сполз на край платформы, будто его подстрелили, голова в коленях, всхлипывая, как койот, и прижав руку ко лбу, словно боясь, что растрясет мозги. Харри прислонился к стене и выдавал свои "ха-ха-ха" так, как будто кусок застрял у него в глотке. Даже Джек Ван Хэй, не отличавшийся чувством юмора, смеялся. Мне тоже было смешно, мне тоже хотелось смеяться, но я сдерживал себя. Завтра ночью все будет по-настоящему, и там, где сейчас сидит Тут-Тут, умрет человек.

- Заткнись, Брут, - сказал я. - И вы тоже, Дин, Харри. А ты, Тут, смотри, еще одно выступление подобного рода станет последним. Я прикажу Ван Хэю включить на вторую по-настоящему.

Тут ухмыльнулся мне, словно хотел сказать: "Это было так здорово, босс Эджкум, правда, здорово". Его ухмылка сменилась выражением недоумения, когда он увидел, что я не разделяю общего веселья.

- Что с тобой? - спросил он.

- Это не смешно, - отрезал я. - Вот что со мной, и если у тебя не хватает ума понять, то просто держи свой хлебальник закрытым. - Хотя было и вправду смеш-но, и, наверное, это меня и разозлило.

Я посмотрел вокруг и увидел, что Брут все еще улыбается.

- Черт, я, наверное, становлюсь слишком старым для такой работы.

- Не, - отозвался Брут. - Ты в полном расцвете, Поль.

Но я этого не ощущал, как не ощущал и Брут, и дурацкая работа не шла, мы оба понимали. Тем не менее приступ смеха прошел. И к лучшему, потому что меньше всего мне хотелось, чтобы завтра вечером кто-то вспомнил идиотское выступление Тута и стал снова смеяться. Вы скажете, такое невозможно: охранник умирает со смеху, сопровождая приговоренного на электрический стул, но, когда люди в стрессовом состоянии, возможно все что угодно. А о таком люди будут вспоминать лет двадцать.

- Ты замолкнешь, Тут? - прикрикнул я.

- Да. - Он, словно самый пожилой ребенок, надул губы.

Я кивнул Бруту, чтобы тот продолжил репетицию, Он снял маску со специального крючка за спинкой стула и натянул ее на голову Тут-Тута, закрепив под подбородком, так что на макушке оказалась большая дыра. Потом Брут наклонился, вынул круглую мокрую губку из ведра, прижал к ней палец, а потом кончик пальца лизнул. Проделав это, опустил губку назад в ведро. Завтра будет не так. Завтра он положит губку в шлем, висящий на спинке. Не сегодня, сегодня совсем незачем мочить старую голову Тута.

Шлем был стальной, с завязками и напоминал каску пехотинца. Брут надел его на голову старого Тут-Тута, натянув вниз вокруг дыры в черной ткани маски.

- Надеваю шлем, надеваю шлем, надеваю шлем, - говорил Тут, и его голос звучал сдавленно и приглушенно. Завязки не давали открыть рот, и я думаю, что Брут натянул его чуть сильнее, чем требовалось для репетиции. Он отступил назад, оглядел пустые стулья и сказал:

- Арлен Биттербак, сейчас через ваше тело пропустят электрический ток, пока вы не умрете в соответствии с законом штата. Пусть Господь будет милостив к вашей душе.

Брут повернулся к сетчатому квадрату:

- Включай на вторую.

Старый Тут, пытаясь повторить свой гениальный комический трюк, стал ерзать и дергаться на стуле, чего обычно клиенты Олд Спарки почти никогда не делали.

- Я жарюсь, - кричал он. - Жарюсь! Горю-ю! Я жа-реный индюк!

Я увидел, что Харри и Дин смотрят совсем в другую сторону. Они отвернулись от Спарки и глядели через пустой склад на дверь, ведущую в мой кабинет.

- Будь я проклят, - проговорил Харри, - один из свидетелей явился на день раньше.

На пороге, аккуратно обвив хвостиком лапки и глядя круглыми блестящими глазами-бусинками, сидела мышь.

5

Казнь прошла хорошо, и если вообще можно сказать "хорошая казнь" (в чем я очень сомневаюсь), то казнь Арлена Биттербака, старейшины совета ирокезов Ваишта, была именно такой. Он плохо заплел волосы в косы - сильно дрожали и не слушались руки, - и его старшей дочери, тридцатитрехлетней женщине, разрешили заплести их ему ровно и красиво. Она хотела вплести перья в кончики кос - хвостовые перья сокола, его птицы, но я не разрешил. Они могли загореться. Я, конечно, не сказал ей этого, просто объяснил, что не положено. Она не возражала, только наклонила голову и прижала руки к вискам в знак разочарования и неодобрения. Женщина вела себя с достоинством и этим практически гарантировала, что ее отец будет вести себя так же.

Когда пришло время. Вождь вышел из камеры без протестов и задержек. Иногда нам приходится отдирать их пальцы от прутьев решетки - я даже сломал как-то один или два и никогда не забуду их приглушенный треск, - но Вождь, слава Богу, был не из таких. Он прямо прошел по Зеленой Миле в мой кабинет и там опустился на колени, чтобы помолиться вместе с братом Шустером, который специально приехал из баптистской церкви "Райский Свет" на своем драндулете. Шустер прочел Вождю несколько псалмов, и Вождь заплакал, когда Шустер дошел до места, где говорится о том, чтобы лежать у спокойной воды. Но это была совсем не истерика. Я подумал, что он представил ту спокойную воду такой чистой и холодной, что ломит зубы при каждом глотке.

А вообще, мне нравится, когда они немного плачут. Если нет, это уже тревожит.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});