Самая темная чаща - Холли Блэк

Джек, семья которого безоговорочно классифицировалась родителями Хэйзел и Бена как «буржуйская», покупал новую одежду в торговом центре, а в «Лаки» заглядывал за бесчисленными биографиями мало кому известных людей, которые заглатывал с такой же частотой, как другие выкуривают сигареты.

Бен приходил за старыми пластинками, которые очень любил, несмотря на то, что со временем они начинали заикаться, шипеть и крошиться. Он утверждал, что канавки лучше отражают звуковые волны, поэтому музыка получается более верной и глубокой, чем на дисках. Хэйзел считала, что ему просто нравится ритуал: вытащить пластинку из конверта, поставить на проигрыватель, пристроить сверху иголку – да так, чтобы попасть в нужное место, – а потом сжать кулаки, чтобы не начать отбивать ритм.

Возможно, последняя часть ему не нравилась, но он выполнял и ее. Каждый раз.

День был ясный и прохладный, ветер хлестал по щекам, румяня их. Когда Хэйзел с Беном входили в магазин, с десяток ворон, каркая, взметнулись с ели и взмыли высоко в небо.

Задремавший было мистер Шредер поднял глаза на звон дверного колокольчика, они с Хэйзел перемигнулись, и старик, усмехнувшись, снова откинулся в своем кресле.

В другом конце комнаты Джек поставил на проигрыватель пластинку Ника Дрейка, и его проникновенный голос, рассказывающий о золотой короне и тишине, заполнил магазин[2]. Хэйзел исподтишка изучала Джека, пытаясь прочитать его настроение, но не уловила ничего необычного: чуть взъерошенные волосы, джинсы, двухцветные оксфорды, мятая зеленая рубашка и светящиеся серебром глаза. Он улыбнулся, заметив Хэйзел с Беном, но девушке его улыбка показалась немного натянутой, не отражающейся в глазах. В любом случае, это не имело значения, потому что взгляд Джека лишь скользнул по ней и остановился на Бене.

– Ну что, Брюс Уэйн, рассказывай, как ты на этот раз угробил свидание – увидел бэтсигнал?

Бен рассмеялся:

– Все было совсем не так!

С чего она вообще поцеловала Джека? Потому что без памяти влюбилась в него, когда они еще были детьми? Или ей просто захотелось?..

– Ага, – она буквально выдавливала из себя слова. – Бэтмен-то никогда не сбегал.

Бен был счастлив снова рассказать им о провальном свидании. Они налили себе по чашке кофе, пока он выдавал новую версию происходящего, утрированную и драматическую. Сосед оказался еще сильнее влюблен в незадачливого «бойфренда» Бена и куда более зол. А сам Бен еще смешнее обдумывал и воплощал в жизнь план побега. К концу истории Хэйзел уже понятия не имела, осталась ли в ней хоть капля правды, хотя какая разница? Бен мастерски рассказывал истории: а как она любила в детстве его сказки о рогатом мальчике!

– А что насчет вас, ребята? – наконец поинтересовался Бен. – Хэйзел не рассказала о прошлой ночи ничего даже отдаленно интересного!

Джек перестал смеяться.

– Неужели? – переспросил он после неестественно долгой паузы. Его янтарные глаза странно вспыхнули. – Она тебе не рассказала?

Хэйзел замерла.

Ее брат, нахмурившись, с любопытством переводил взгляд с одного на другую:

– Ну? Что?

– Том Маллинс надрался и полез на гроб – разбить хотел. Наверняка заработал проклятие, бедолага. – Джек грустно улыбнулся и запустил пальцы в свои жесткие каштановые кудри, приведя их в еще больший беспорядок.

Хэйзел наконец-то выдохнула – даже голова закружилась.

Бен покачал головой:

– Почему люди такое творят? Всякий раз, когда кто-нибудь пытается разбить гроб, случается какая-нибудь дрянь. Томми ведь плевать на принца, тогда зачем он это устроил?

Он по-настоящему расстроился: раньше Бен с Томом Маллинсом были друзьями – пока Бен не уехал, а Том не подружился с бутылкой.

– Может, ему просто осточертели старые добрые вечеринки и все те же старые добрые лица, – предположил, глядя на Хэйзел, Джек. Затем он уселся на стол, заваленный книгами, ремнями и шарфами. – Может, ему захотелось, чтобы хоть что-нибудь про изошло.

Она вздрогнула.

– Ладно, хватит об этом, – сказал Бен, качнувшись вместе со стулом вперед и чудом удержав чашку в равновесии. В свете, проникающем в комнату сквозь грязные стекла, его рыжие волосы казались золотыми. – Да что с вами такое? Вы как-то странно друг на друга смотрите.

– Что? Да нет же, – мягко возразил Джек. – Ничего подобного.

Хэйзел покачала головой, собираясь наполнить чашку новой порцией кофе.

– Хм, – сказала она, желая сменить тему. – Раз, два, три, четыре, пять – платье я иду искать.

С этими словами она сняла с вешалки полупрозрачное ярко-бирюзовое выпускное платье и закружилась с ним по комнате. Рядом висел костюм «в елочку», как две капли воды похожий на те, в которых ходили герои в ранних сериях «Безумцев». Джек поставил пластинку «Bad Brains», Бен примерил костюм, несколько туристов зашли в магазин за открытками, и все стало таким, как в обычный воскресный день. Бен сунул руки в карманы пиджака, в котором дефилировал по магазину (пришлось открыть ему страшную правду, что тот немного маловат), и Хэйзел взяла его красную куртку. Внезапно что-то выпало из кармана, отскочило от пола и прикатилось Джеку под ноги. Грецкий орех, перевязанный травинкой.

– Смотрите-ка, – сказал Джек, хмуро глядя на находку. – Как вы думаете, что это?

– Из моей куртки выпало? – спросил Бен.

Хэйзел кивнула.

– Давайте откроем, – Джек соскользнул со стола; на голове у него сидела нелепая шляпа-котелок. Движения парня были расслабленными и гибкими, что навело Хэйзел на те самые мысли, из-за которых она вечно влипала в беду.

Травинка легко развязалась, и две половинки ореха распались. Внутри оказался небольшой клочок бумаги, скатанный в трубочку.

– Дай посмотреть, – попросила Хэйзел, потянувшись к бумажке. Развернув полупрозрачный кусочек пергамента, она вздрогнула. Выведенные паучьим почерком слова гласили: Семь годков – отдай должок. Поздно сожалеть, дружок!

Они надолго замолчали. Хэйзел приложила невероятные усилия, чтобы не отбросить бумажку.

– Бессмыслица какая-то, – пробормотал Джек.

– Наверное, какая-то старая игрушка, купленная в городе, – голос Бена немного дрожал. – Волшебный орешек счастья. Дерьмовая подделка.

В самом конце Главной улицы стоял магазин, продававший сувениры охотникам на фей. Благовония, обережные мешочки с солью, смешанной с бузиной, карты «священных» фейских мест рядом с городом, кристаллы, расписанные вручную карты Таро и радужные наклейки на окна. Загадочные предсказания фей в орехах вполне могли там тоже быть.

– Так себе предсказание, – заметил Джек.

– Да уж, – поддакнула Хэйзел, стараясь, чтобы голос не выдал, как заходится ее сердце; стараясь вести себя так, как будто она не знала, кому предназначалась записка. Как будто все по-прежнему нормально.

– Да уж, – Бен, посмеиваясь, сунул скорлупки и бумажку обратно в карман. – Жутковато.

После этого Хэйзел могла только притворяться, что ей весело. Она смотрела на Бена и Джека, запоминая их. Запоминая людей и место, запах старых книг и звуки, которые издают обычные вещи.

Бен купил галстук-бабочку в горошек; потом они отправились в универмаг, где Хэйзел взяла пакет молока и буханку хлеба. Джек поспешил домой на ужин – у них была традиция играть всей семьей в настольные игры по воскресеньям, и каким бы глупым Картер с Джеком это ни считали, никому не разрешалось пропускать мероприятие. Хэйзел и Бен тоже пошли домой.

Не доходя пары шагов до двери, Хэйзел присела, чтобы налить немного молока в керамическую миску, которую мама поставила рядом с каменным заборчиком. Все в Фэйрфолде оставляли еду феям, чтобы продемонстрировать им свое уважение и завоевать их благосклонность.

Но из пакета склизкими кусками вывалилась простокваша. Молоко уже скисло.

Глава 4

Той ночью Хэйзел металась и вертелась, сбивая простыни и изо всех сил уговаривая себя не думать о данных обещаниях и долгах, которые придется возвращать: запихнула их в сотню облепленных моллюсками сейфов, а те – в тысячу сундуков, плотно обмотав каждый цепями.

Утром Хэйзел почувствовала страшную тяжесть в руках и ногах; перевернулась перевести будильник, и тут пальцы пронзила острая боль. Ладони оказались воспаленными и ободранными. Из распухшего большого пальца торчал осколок стекла длиной с булавку; несколько мелких осколков, поблескивая, торчали из других пальцев. Сердце пустилось вскачь.

Хэйзел приподняла одеяло и нахмурилась: ноги оказались заляпаны засохшей землей, которая начала отваливаться кусками, пока девушка вставала. Черные брызги доходили до самых коленей. Подол ночной рубашки стал жестким от пропитавшей его грязи. Откинув одеяло, она увидела, что кровать превратилась в настоящее гнездо: вся в траве и палочках. Хэйзел попыталась вспомнить прошлую ночь, но на ум приходили только смутные видения. И чем сильнее она на них сосредотачивалась, тем туманнее они становились.