Смерть под маской - Сьюзен Хилл

Если услышанное мной значило, что на кого-то напали в темноте и ограбили, то мне следовало либо отыскать жертву и прийти на помощь, либо уведомить полицейского, которого я видел за несколько минут до того. А между тем кругом ни души. Время за полночь, так поздно на прогулки не выходят, разве что такие дураки, как я. И тут до меня дошло, что я и сам могу подвергнуться нападению. Во внутреннем кармане у меня бумажник, золотые часы на цепочке. Вполне достаточная приманка для бандита. Я торопливо поднялся. Обошлось без повреждений, если не считать ушиба колена (на следующий день нога не сгибалась и я прихрамывал). Быстро огляделся — вокруг ни души, шагов не слышно. Уж не почудились ли мне эти крики? Нет, я их не придумал. На тихой улице в спокойную студеную ночь, когда всякий звук отчетлив, я не мог по ошибке принять за них шум ветра в деревьях или в собственных ушах. Я слышал крик, голоса и даже всплеск воды, как будто долетавшие с берега реки, что протекала в некотором отдалении, скрытая стенами и садами колледжей.

Я пошел обратно по главной улице и вновь увидел полицейского, который дергал за дверные ручки магазинов, проверяя, все ли там в порядке. Может, подойти к нему и предупредить, что я явственно слышал, как на улице грабили? Но ведь в таком случае и он, находясь всего в нескольких шагах отсюда, наверняка должен был слышать эти звуки, однако ж никуда не бросился, а продолжал неторопливо шествовать вниз по Кингз-Парейд.

Машина свернула со стороны Тринити-стрит и обогнала меня. Кошка метнулась в темную щель между зданиями. В студеном воздухе мое дыхание клубилось паром. Все было спокойно, город спал.

Подавленность и страх, охватившие меня несколько минут назад, ушли, однако я был в замешательстве, словно бы стесненный собственной кожей, к тому же основательно продрог, а потому со всех ног поспешил обратно к воротам колледжа, подняв воротник пальто, защищаясь от пробиравшего до костей ночного воздуха.

Привратник, все еще блаженствовавший у рдеющего огня, пожелал мне доброй ночи. Я ответил и свернул во двор.

Стояла темень и тишина, зато горел свет в одном из двух окон, замеченных мною при выходе, а еще и в другом, в дальнем ряду слева. Должно быть, кто-то вернулся. Через пару недель начнутся занятия, и тогда свет загорится повсюду: студенты выпускного курса рано не ложатся. Я остановился на минуту и огляделся, вспоминая добрые годы, проведенные в этих стенах, полночные разговоры, розыгрыши, усердную работу над курсовой и зубрежку «Раздела первого». Никогда не хотел стать таким, как Тео, и провести тут все свои годы, какой бы удобной ни была жизнь в колледже, зато мучительно тосковал по былой вольности и дружбе. Тут-то я и заметил, что свет в самом первом окне погас и теперь горит всего в одной дальней комнате, и машинально глянул туда.

От увиденного кровь застыла в жилах. Раньше там, помнится, было пусто, теперь же виднелась чья-то фигура, стоявшая близко к окну. Свет лампы падал на лицо сбоку, и все это поразительно напоминало венецианскую картину. Вообще-то ничего странного здесь не было: яркий свет от лампы ил и факела дает именно такие контрастные тени. Нет, лицо в окне — вот что приковывало взгляд. Мужчина смотрел прямо на меня, и я мог бы поклясться: он мне знаком — не по жизни, а по картине, и сходство с одним из изображенных было просто сверхъестественным. Я в любом суде присягнул бы, что это одно и то же лицо. Но разве такое возможно? Конечно, нет, а кроме того, я лишь мельком взглянул на него, да и окно было далековато, хотя картину я пристально рассматривал некоторое время. Не так-то много существует сочетаний черт, как сказал Тео.

И все же ошеломило меня не просто сходство. Выражение лица в окне — вот что подействовало на меня, вызвав столь бурную реакцию. Именно это лицо привлекло мое особое внимание на картине: превосходно выписанный лик упадочничества, жадности и развращенности, злобы и отвращения, бесчеловечных чувств и умыслов. Взгляд пронзительный и жгучий, губы полные и язвительные — глумливое воплощение самонадеянности и похоти. Лицо было завораживающе неприятным, оно еще на картине настолько же претило мне, насколько сейчас — ужасало. Потрясенный, я отвел взгляд от окна, но тут же поднял его обратно. Лицо пропало, а еще через пару секунд погас свет и комнату укрыла тьма. Теперь весь двор погрузился в темноту, лишь лампы теплились в каждом углу, обозначая дорожку из гравия.

Я пошел, окоченевший от холода и скованный страхом. Меня пробирала дрожь, ощущение ужаса и надвигающейся гибели вернулось и, казалось, укутало меня вместо пальто. Полный решимости стряхнуть с себя это наваждение, я пересек двор, направляясь к лестнице, ведущей к блоку, из окна которого лился свет. Я его запомнил, поскольку в наши годы в нем жил мой приятель, так что найти труда не составляло. Стоя перед дверью, я старательно прислушивался. Царившее безмолвие казалось сверхъестественным. Старые здания обычно издают звуки, то поскрипывают, то потрескивают, оседая, а тут господствовала могильная тишина. Выждав секунду, я постучал в дверь, не ожидая, впрочем, ответа, поскольку жилец, видно, отправился спать и вполне мог меня не услышать. Я опять постучал, уже громче, и, вновь не получив ответа, повернул ручку и ступил в маленькую прихожую. На меня повеяло жутким холодом, что было странно: никто в такую ночь не поселился бы в этих комнатах, не прогрев их. Немного потоптавшись, я прошел в кабинет и тихо произнес:

— Есть тут кто?

Ответа не последовало, и я провел рукой по стене, отыскивая выключатель. Комната была пуста не только из-за отсутствия кого бы то ни было — в ней не оказалось ничего, кроме стола и стула, кресла возле холодного и пустого очага да книжного шкафа без книг. Имелся только верхний свет — ни настольной, ни настенной лампы. Я прошел дальше, в спальню. Кровать, лишенная белья. Ничего больше.

Очевидно, я перепутал блок, а потому направился ко второму из двух имевшихся на верхнем этаже по этой лестнице. На первом этаже находился еще один блок, намного просторнее — и такое расположение было по трем сторонам Большого двора. (Внутренний двор, меньший размером, распланирован совсем по-иному.)

Я постучал и, вновь не получив ответа, вошел и в эти комнаты. Они были так же пусты, как и первый блок, и даже еще более того, поскольку тут вообще не оказалось никакой мебели, кроме встроенных в стену книжных полок. А еще здесь пахло штукатуркой и краской.

Я подумал было сходить к ночному привратнику и спросить, кто обычно живет в этих блоках. Только что это даст? Студентов-выпускников сейчас нет, сотрудники эти комнаты не занимали уже много лет, и ясно, что их ремонтировали.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});