Возвращение из Трапезунда - Кир Булычев

Андрей удивился, и удивление было очевидно.

— Не поднимай бровей, — холодно улыбнулся Сергей Серафимович. — Я умнее тебя.

Люди в разговоре не говорят таких слов, тем более столь уверенно и просто. Андрей и без того допускал, что отчим умнее его, но тем неприятнее показалась реплика.

— Вы имеете в виду Балканскую войну? — спросил Андрей.

— Глупости, — сказал Сергей Серафимович. — Я имею в виду большую войну, которая начнется не позже чем через год.

— Кого с кем? — спросил Андрей. — Франция с Англией вроде бы поделили свои колонии.

— Это будет мировая война. Но никто не хочет и не может осознать масштабов этого бедствия.

— Для мировой войны, — сказал Андрей, впервые услышавший такое словосочетание, — требуется Наполеон.

— Идиотизм мировой войны заключается в том, что для нее не понадобится Наполеон. Ее будут вести банальные генералы, а в самом деле воевать будут Крупп с Путиловым.

— У нас в классе был Горяинов, — сказал Андрей. — Он называл себя эсдеком, даже ходил на собрания. Он был бы вашим союзником.

— Через год ты будешь шагать по Красной площади с трехцветной кокардой и искренне вопить: «Смерть бошам!»

— Сергей Серафимович, — обиделся Андрей, — вопить вообще не в моих правилах.

— Прости, вопить будет толпа, ты будешь сочувствовать ее позывам.

— Надеюсь, что ваше предсказание не сбудется.

Сергей Серафимович наполнил бокалы. Шампанское уже немного согрелось.

— Каждый остается при своем мнении, мой мальчик, — сказал Сергей Серафимович. — Я делюсь с тобой своими тревогами, но ты вправе счесть их стариковской воркотней.

Андрей вдруг увидел, что у Сергея Серафимовича старая шея. Кожа была не человеческой, а как у пресмыкающегося — словно у исхудавшего хамелеона.

— Я обязан думать о твоем будущем, — продолжал старик, — так как ты пока думать о нем не способен. Ты вообще бы предпочел сейчас фланировать по набережной со знакомой восьмиклассницей семнадцати лет от роду. Год в твоей жизни — дистанция экстраординарная. Для меня это — минута.

— Честное слово, я не могу встать на вашу позицию, — сказал Андрей. — Хоть у меня и нет на примете восьмиклассницы, я бы предпочел сейчас фланировать по набережной.

Возможно, это прозвучало вызовом, но Сергей Серафимович вызова не заметил.

— Не исключено, — сказал он, — что ты изменишь свою точку зрения куда скорее, чем предполагаешь. А я постараюсь тебе помочь.

— Как? Состарив меня?

— Поток времени скор и непостоянен, — сказал Сергей Серафимович, словно не обращался к Андрею, а подумал вслух.

Андрею хотелось еще шампанского, но неловко было самому взять бутылку. А Сергей Серафимович словно забыл о ней.

— Чтобы быть уверенным в том, что ты сможешь завершить образование, — сказал он, — я не хочу ограничиваться лишь денежной помощью, которая может обесцениться скорее, чем мы с тобой этого бы хотели. Однако в любом случае я открыл на твое имя счет в Московском коммерческом банке — завтра я передам тебе все документы. Я вполне доверяю твоему здравомыслию, но все же хотел бы застраховать тебя от неожиданных эскапад, которые столь возможны в твоем возрасте. Ты сможешь распоряжаться этим счетом лишь в определенных пределах.

Андрей подумал: «Как я не люблю этого холодного равнодушного человека. Как я не люблю его хамелеонью шею, его слишком светлые глаза, его выпяченную нижнюю губу, его манеру громко сосать потухшую трубку, его удивительное умение унизить человека. Сейчас я встану и откажусь от этих отвратительных подачек и уйду…»

— Не следует злобиться на меня, — сказал Сергей Серафимович, — все мои действия оправдываются заботой о тебе. Я хочу быть уверенным в том, что у тебя будут все условия для получения образования. Даже если меня не станет. Даже если война обесценит все бумаги. Мне нужно, чтобы ты получил образование.

— Нужно?

— Необходимо, — отрезал Сергей Серафимович.

Всегда, сколько Андрей себя помнил, отчим пытался его образовывать. Но странным образом. Скорее не учил, а испытывал. Каждое очередное испытание занимало от силы месяц. Как-то они излазили весь Карадаг, мокли, мерзли в палатке, дошли яйлой до окрестностей Карасубазара — собирали гербарий горных растений. На следующие каникулы Сергей Серафимович, забыв о ботанике, ползал с ним по скалам от Симеиза до Байдарских ворот в поисках минеральных обнажений, чтобы годом позже встретить его с сачками. Так началось энтомологическое лето, навсегда пропахшее в памяти эфиром и исколотое длинными булавками. Видно, специалиста по жукам в Андрее отчим также не обнаружил…

Андрей не мог бы сказать, что летние испытания внушали ему отвращение. И сам отчим, и все, что он говорил либо делал, были для Андрея притягательны, но, пожалуй, главной причиной постоянных неудач отчима в попытках отыскать и раскрыть дарования пасынка была его собственная внутренняя холодность, всегдашнее сохранение расстояния между всезнающим учителем и обыкновенным учеником.

А ведь Андрею, особенно в первые два года ученичества, так хотелось отличиться, и, конечно, не ради успехов в ботанике. Но отчим ни разу не догадался либо не пожелал догадаться в чем-нибудь уступить: замедлить шаг, не прийти первым. Как-то, после шестого класса, в последней их совместной экспедиции, к счастью недолгой, где они наблюдали и пытались фотографировать жизнь птиц, грызунов и иных обитателей плоскогорий за Чуфуткале, сидя, усталый, под редким дождиком у костра, ловко и быстро разожженного отчимом, он понял, на что все это похоже.

Уже год-два, как в журналах появилась новая игра, которую некоторые именовали крестословицей, а отчим, разумеется, английским словом «кроссворд». В ней надо было вписывать слова в пустые квадратики. Очевидно, его походы с отчимом были как бы совместным разгадыванием кроссворда при условии, что ни единого слова Андрею не дали разгадать первому. Неизвестно, догадался о том Сергей Серафимович или нет, но Андрей-то был наверное убежден, что не станет ни геологом, ни ботаником, ни энтомологом, ни орнитологом. Он подал прошение в Московский императорский университет на историю.

Может, потому, что историей отчим не успел с ним заняться…

Отчим налил еще по бокалу шампанского, и Андрей взял свой бокал скорее, чем следовало, и ему показалось, что отчим опять улыбается.

Андрей поставил бокал на столик.

Сергей Серафимович поднялся легко, словно молодой. В его тренированном теле не было ни капли жира.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});