Черная легенда. Друзья и недруги Великой степи - Лев Гумилёв

или во время Ливонской войны XVI в. было то же самое. Очевидно, это не случайно. У такого стойкого заблуждения должны быть глубокие причины.

Отметим весьма характерное с точки зрения этнологии: неявное отождествление в глазах не только средневековых западноевропейцев, но и китайцев – народов России и Монголии, сливавшихся для них в нечто целое, хотя раздробленное и неосязаемое. Иными словами, категория «суперэтнос» была для средневекового наблюдателя не абстракцией, а очевидностью. Следует добавить, чтобы не погрешить против истины, что и в мусульманских странах родство тюрок и славян представлялось не требующим доказательств. Так считал, в частности, и величайший историко-географ из Туниса – автор первой этнологической концепции – Ибн Халдун (11, стр. 326]. А раз так, то естественно задаться вопросом: что же сближало степных и оседлых предков нашей страны еще задолго до добровольного вхождения «под власть белого царя» калмыков и казахов, и что делало для них одинаково чуждыми «Поднебесную» и католическую Европу – цивилизованный мир. Может быть, эта близость – продукт воображения иноземцев, а может быть, – закономерная и устойчивая взаимная симпатия двух суперэтносов? Без этнологии, видимо, не обойтись.

Друзья и недруги Великой степи

Суперэтнос, условно названный нами «хуннским», включал не только хуннов, сяньбийцев, табгачей, тюркютов и уйгуров, но и многие соседние этносы иного происхождения и разнообразных культур. Мозаичность этнического состава отнюдь не препятствовала существованию целостности, противопоставлявшей себя иным суперэтносам: Китаю древнему (IX в. до н.э. – V в. н.э.) и Китаю раннесредневековому – империи Тан (618–907 гг.), Ирану с Тураном (250 г. до н.э. – 651 г. н.э.), халифату, то есть арабо-персидскому суперэтносу, Византии (греко-славянской) и Западной (романо-германской) Европе; особняком стоял Тибет, который в сочетании с Тангутом и Непалом тоже следует рассматривать как самостоятельный суперэтнос, а не периферию Китая или Индии. Все эти суперэтнические целостности взаимодействовали с циркумкаспийской Евразией (Великой степью), но по-разному, что весьма влияло на характер культуры и вариации этногенеза как степных, так и окрестных суперэтносов. В чем было различие этих контактов? Решить поставленную задачу традиционными приемами столь же просто, как и бесплодно. Можно перечислить все войны и мирные трактаты, а также межплеменные распри, что, кстати, уже сделано, но это будет описание ряби на поверхности океана. Ведь воюют государства, то есть социальные целостности, а не этносы, которые являются звеньями геобиоценозов, вследствие чего они более консервативны. Войны часто идут внутри этнической системы, а с чужаками сохраняют «худой мир», который не всегда лучше «доброй ссоры». Поэтому целесообразно избрать иной путь. Комплиментарность — вот та база, на которой не просто проходят, но осуществляются судьбы взаимодействующих этносов и суперэтносов, а иногда и отдельных персон. Уточним сие понятие.

Положительная комплиментарность – это безотчетная симпатия, без попыток перестроить структуру партнера; это принятие его таким, каков он есть. В этом варианте возможны симбиозы и инкорпорации. Отрицательная – это безотчетная антипатия, с попытками перестроить структуру объекта, либо уничтожить ее; это нетерпимость. При этом варианте возможны химеры, а в экстремальных коллизиях – геноцид. Нейтральная – это терпимость, вызываемая равнодушием: ну и пусть его, была бы только польза, или хотя бы не было вреда. В этом случае чаще всего идет либо потребительское отношение к соседу, либо игнорирование его. Этот вариант характерен для низких уровней пассионарного напряжения. Комплиментарность – явление природное, возникающее не по приказу хана или султана и не ради купеческой прибыли. То и другое может, конечно, корректировать поведение контактирующих персон, руководящихся соображениями выгоды, но не может изменить искреннего чувства, которое, хотя на персональном уровне и бывает столь разнообразным, как индивидуальные вкусы, но на популяционном – приобретает строго определенное значение, ибо частые уклонения от нормы взаимно компенсируются. Поэтому установление взаимных симпатий и антипатий между суперэтносами правомерно. Здесь возможен единственный путь исследования: широкое обобщение. Легче всего запутаться в мелочах и потерять нить Ариадны – единственное, что может вывести из лабиринта противоречивых сведений, вариаций и случайных совпадений. Эта нить – селекция политических коллизий и зигзагов мировоззрений на персональном уровне, ибо источники составляли авторы, то есть люди, а суперэтносы – системы на три порядка выше. И если довести эмпирическое обобщение до конца, то получится неожиданный результат: примеров отрицательной комплиментарности к тюрко-монголам – два; положительной – два, нейтральной – один.

Древние китайцы относились к хуннам с нескрываемой враждебностью. Это особенно четко проявилось в IV в., когда хунны, теснимые засухой, поселились в Ордосе, на заброшенных земледельцами иссушенных полях. Китайцы · так издевались над степняками, что довели их до восстания. Так же китайцы относились к тибетцам и сяньбийцам; не щадили они и метисов, но поскольку тех было много, то они уцелели около развалин Великой стены, на границе степного и китайского суперэтносов [42].

Пассионарный толчок VI в. обострил эту неприязнь, превратив ее во вражду. Обновленные китайцы династий Бэй-Ци и Суй истребляли последних потомков степняков, а те подняли на щит династию Тан и сохранили старое название – табгачи, хотя говорить стали по-китайски [47а].

Империя Тан по идее, но не по фазе этногенеза, аналогична царству Александра Македонского. Как Александр хотел объединить эллинскую и персидскую культуры и создать из них единый этнос, так Тайцзун Ли Ши-минь попытался совместить «Поднебесную», т.е. Китай, Великую степь и Согдиану, уповая на обаяние гуманной власти и просвещенного буддизма. Казалось бы, этот грандиозный эксперимент должен был удасться, так как уйгуры, тюрки и согдийцы, которых теснили арабы, готовы были искренне поддержать империю. Но китайская лояльность была лицемерной, вследствие чего династия Тан пала в 907 г., а этнос табгач был истреблен менее чем за одно столетие (X в.) [48].

Но традиции пережили людей. Эстафету «Третьей силы», равно чуждой и Китаю, и Степи, подхватили на востоке кидани, а на западе, точнее в Ордосе, – тангуты. Те и другие многократно громили Китай и жестоко сражались на севере: кидани – с цзубу (татарами), тангуты – с уйгурами, «так, что кровь текла, как журчащий поток» [76].

Однако, когда пассионарный толчок XII в. вознес монголов над Азией, покоренные тангуты, кидани и чжурчжэни остались живыми подданными монгольских ханов, а уйгуры и тибетцы получили привилегии и разбогатели. Когда же победили китайцы династии Мин, тангутов не стало, а западные монголы – ойраты – еле отбились в XV–XVI вв.

Нет, нельзя считать китайцев злодеями! Они считали свою историческую миссию цивилизаторской, принимая в свой суперэтнос тех, кто был согласен превратиться в китайца. Но в случае упорства комплиментарность становилась отрицательной. Тюркам и монголам приходилось выбирать между потерей жизни и утратой души.

Иранская группа этносов: персы, парфяне, хиониты, аланы, эфталиты – все они постоянно воевали с хуннами и тюркютами, что, разумеется, их не располагало друг к другу. Исключение составляли враги сарматов – скифы, у которых хунны заимствовали знаменитый «звериный стиль» – изображение хищных зверей на охоте за травоядными, что наглядно показано открытиями П. К. Козлова и С. И. Руденко. Но, увы, детали истории столь древнего периода неизвестны.

В VI в. союзниками и искренними друзьями тюркютов стали хазары, но падение Западного тюркютского каганата и переворот в Хазарии не позволили хазарам реализовать благоприятную ситуацию – победу над персами и хионитами, благодаря чему и те и другие успели оправиться.

И тем не менее влияние персидской культуры на Великую степь имело место. Зороастризм – религия не прозелитическая, она только для благородных персов и парфян. Но манихейство, гонимое в Иране, Римской и Китайской империях и в раннехристианских общинах, нашло приют у кочевых уйгуров и оставило следы на Алтае и в Забайкалье. Высшее божество сохранило свое имя – Хормуста (отнюдь не Агурамазда), что в сочетании с другими деталями указывает на конгениальность древних иранцев и древних тюрок. Победа арабов-мусульман сменила цвет времени, но до XI в. иранские этносы (дейлемиты, саки и таджики) отстаивали свою культуру и традиции от тюркского нажима. Погибли они героически, ничем не запятнав своей древней славы; арабы и тюрки сохранили к персам глубокое уважение, поэтому счесть тюрко-персидскую комплиментарность отрицательной нет ни повода, ни основания.