Кризис… И всё же модернизация! - Иосиф Дискин

В ходе трансформации меняется актуальность тех или иных ценностей. Соответственно при изменении таких ценностных приоритетов, ценностной конфигурации сдвигается и оценка различных институциональных компонентов, институтов и, в конечном итоге, отношение к ходу модернизационного проекта. Реактуализация одних ценностей и снижение значения других в определенных, довольно ограниченных, но все же значимых пределах, вполне возможны. Здесь предмет анализа - граница целенаправленных идейно-политических проектов. Главное - не переборщить, не доиграться до разрушения социокультурной органики, до макросоциального кризиса. Социокультурная динамика - мощный, но очень взрывоопасный стимул развития.

Предлагаемый теоретический подход позволяет учитывать сценарии модернизации, в которых введение институциональных норм, расходящихся с ожиданиями включенных в социальные изменения групп, не приводит к ожидаемым переменам в функционировании социальных институтов [21]. Здесь уместно напомнить пример, приведенный Максом Вебером, о том, как для стимулирования крестьян им была поднята плата. В результате, вопреки ожиданиям, крестьяне стали работать меньше, так как и при меньших усилиях могли обеспечить себе привычный уровень жизни. В итоге, как видно из этого примера, возникает дисфункция социального института, снижение эффективности процесса, регулируемого этим институтом. Возможна и симметричная ситуация, когда «естественные» изменения в моделях социального действия, меняющие в свою очередь неформальные правила функционирования социального института, вступают в противоречие с номинальными установлениями. Эту тенденцию достаточно подробно рассматривал в своих работах Карл Маркс, видевший в таких изменениях движущую силу социального конфликта, да и развития в целом.

Следует обратить внимание на временной фактор соответствующих изменений. Именно временная протяженность, скорость рассматриваемых процессов в большой мере определяет финальный характер взаимодействия моделей социального действия и институтов. Бывает, что время лечит, позволяет адаптироваться к изменениям. Но бывает, что время лишь копит противоречия и готовит взрыв. (Здесь уместно напомнить об «исламской революции» в Иране.)

Этот временной фактор делает предметом нашего исследования проблему адаптации. Процесс социальной адаптации характеризуется:

1) способностью различных социально-экономических слоев и групп населения, включая и элиты, осмысленно ориентироваться в существующей социальной и хозяйственной ситуации;

2) адекватностью вырабатываемых ими моделей социального поведения в сложившейся институциональной среде;

3) рациональностью использования различных располагаемых ресурсов для реализации своих потребностей и интересов [22].

Для нашего исследования важно, что в ходе процесса адаптации население осуществляет собственную, во многом субъективно обусловленную интерпретацию сигналов, посылаемых ему с макроуровня (путем установления норм и соответствующих санкций за их нарушение) на микроуровень, на уровень реальной деятельности населения. Иными словами, в ходе адаптации население, его слои и группы выступают в роли «социального критика», проверяющего практичность соответствующих нормативных установлений, их соответствие сложившимся социальным, культурным и хозяйственным практикам.

При этом важно иметь в виду, что результаты такой «критической» оценки будут сильно зависеть от исходной позиции «критика». Это, в свою очередь, означает, что для получения тех оценок институциональной среды, которые необходимы для продвижения модернизационных проектов, важно выделить «индикативные» слои и группы, интересы которых соответствуют содержанию реализуемого модернизационного проекта. Попросту, хочешь успеха модернизации, сначала найди социальную группу - лоцмана проекта.

Адаптационный процесс будет протекать совершенно иначе, если он не может ограничиться приспособлением к сложившимся практикам и нужно освоение качественно новых. Хорошо известны случаи, когда люди, располагавшие необходимой квалификацией и другими социальными ресурсами, в ходе реформ 90-х годов так и не смогли адаптироваться к новой реальности, сменить род своих занятий на новые, приносящие гораздо большие доходы.

Адаптация является также макросоциальным механизмом, обеспечивающим, в частности, оценку населением степени возможностей, которые институциональная среда предоставляет населению для решения своих насущных проблем. Очевидно, что благоприятная среда сильно мотивирует население на мобилизацию ресурсов, неблагоприятная - парализует способность к адаптации.

Вполне очевидно, что в ходе адаптационных процессов формируется диспозиция отношений к тем или иным институтам, институциональной среде в целом. Одновременно соответствующие оценки институциональной среды обусловливают эволюцию системы неформальных норм. Какие-то из них становятся еще более актуальными, а другие эту актуальность утрачивают, «засыпают». Меняющаяся система неформальных норм может соответствовать, а может и противостоять номинальным институциональным установлениям.

Вполне очевидно, что неформальные нормы и правила выступают более сильными регуляторами социальной деятельности, чем номинальные нормы. Наличие сильного «зазора» между неформальными практиками, с одной стороны, и номинальными установлениями - с другой, ведет к серьезным дисфункциям институциональной среды. Этот «зазор» ведет либо к прямому блокированию деятельности соответствующих институтов, либо к созданию каких-либо социальных механизмов компенсации такого «зазора», позволяющих поддержать, пусть и с трудностями, проблемами и значительными издержками, функционирование соответствующего института. Так, коррупция лишь один из таких механизмов, компенсирующих блокирующее действие обсуждаемого «зазора». Это понимание социальной роли коррупции ни в коей мере ее не оправдывает, но указывает, что для эффективной борьбы с ней необходимо устранение ее макросоциального фундамента, сужение «зазоров» между формальными и неформальными нормами.

Значение рассматриваемого «зазора» в том, что он накладывает существенные ограничения на масштаб институциональных преобразований - на введение новых формальных норм. Бессмысленно и контрпродуктивно вводить такие нормы, кардинально расходящиеся с доминирующими неформальными нормами. Так можно лишь наращивать «зазор», блокировать институциональное функционирование и растить коррупцию.

Но из сказанного не следует, что значительные институциональные преобразования вовсе невозможны. Просто они должны вестись не волюнтаристски, в соответствии лишь с замыслом реформаторов, а в соответствии с требованиями органичной трансформации. Это значит, что институциональные преобразования должны быть подкреплены переменами в структуре неформальных норм. Социальная инженерия, конечно, не всемогуща, но кое-что сделать все же можно. Главное - понимать всю эту проблемную перспективу и двигаться в такт социальным переменам, а не ломать народную жизнь через колено.

Столь часто осуждаемое реформирование «толчками» есть не что иное, как следование внутренней логике социальной трансформации, установлению взаимного соответствия между эволюцией неформальных норм, с одной стороны, и развитием формальной институциональной среды - с другой.

Крайняя сложность трансформационных процессов усугубляется претензиями на лидерство групп, крайне различающихся своими устремлениями. Под их влиянием в обществе актуализируются ценности, поддерживающие неформальные нормы, кардинально противостоящие логике реформирования. В результате вместо поддержки модернизации трансформационные процессы начинают генерировать кризис. (Именно плохое понимание лидерами реформ 90-х существа трансформации, тех ограничений, которые она накладывает на процессы реформирования, резко усилили социальные издержки преобразований.)

Для нашего рассуждения также важен вывод, что результатом адаптационных процессов является выстраивание социальной диспозиции слоев и групп населения, различающихся своим отношением к характеру реформ.

Значение адаптационных процессов для процесса трансформации ярко показывает Карл Поланьи на примере формирования новых городов в ходе промышленной революции в Англии: «В новых городах не было давно и прочно сложившегося среднего класса, не существовало крепкого ядра ремесленников и мастеров, почтенных мелких буржуа, способных послужить ассимилирующей средой для неотесанных работяг ‹…› Промышленный город Центральной или Северо-Западной Англии представлял собой культурную пустыню, его трущобы лишь отражали отсутствие какой-либо традиции и чувства гражданского достоинства. Брошенный в эту страшную трясину убожества и нищеты, крестьянин-иммигрант или даже бывший йомен, или копигольдер быстро превращался в какое-то не поддающееся описанию болотное животное. Дело не в том, что ему мало платили или заставляли слишком много работать - хотя и то и другое происходило слишком часто, дело в том, что физические условия, в которых он теперь существовал, были абсолютно несовместимы с человеческим образом жизни… И все же положение не было безнадежным: пока человек сохранял определенный статус, служивший ему опорой, пока перед ним была модель поведения, заданная ему родственниками и товарищами, он мог бороться и в конечном счете восстановить свое нравственное достоинство» [23].