Эхо минувшего (СИ) - Карпов Илья Витальевич

– Бросьте его в темницу, – чуть дрожащим голосом проговорила Ида. – Швырните в ту же камеру, что и Раухеля. Пусть увидит, что бывает с теми, кто разочаровывает Иду Морнераль.

Когда Вайса подняли на ноги, он глядел на неё полным ненависти взглядом.

– Клянусь, Морнераль, если ты посмеешь тронуть мою дочь хоть пальцем, я доберусь до тебя. Пробью любые стены, пройду любые расстояния, переплыву любые моря, но не успокоюсь, пока не сомкну пальцы на твоей мерзкой шее.

– Тогда можешь начинать прямо сейчас. Стены подземелий Пламенного замка толстые, так что тебе будет, чем заняться. Всё это время я считала, что ты, Рихард Вайс, благоразумный человек, чтущий обязательства, но теперь вижу, что ты лишь анмодский дикарь по имени Ирмос. Такой же, как твои грязные южные сородичи, для которых данное слово – пустой звук. Не сумев выполнить дело, ты решил придумать небылицу, вместо того чтобы исправить ошибку.

– Чёртовы олухи! – прорычал Вайс на стражников. – Она же собирается сбежать из замка! Бросить всех вас здесь подыхать! Прилетит дракон и сравняет замок с землёй!

– Ну, быть может, сюда придёт тот священник-чудотворец и всех спасёт, – усмехнулась Ида. – Уведите его.

Ида Морнераль вернулась в свои покои. В висках стучала кровь, а дыхание учащалось. К чёрту замок, к чёрту Эльдштернов. Раз уж Вайс не сумел прикончить девчонку, придётся искать другого убийцу, но сейчас следовало убраться из замка как можно скорее. Лучше всего это сделать ночью, под покровом темноты. Пока кастелян не вернулся. Фэйрлок прав. Старик уехал за поддержкой своего дома. Они собираются напасть. Хотят взять замок штурмом!

Нужно срочно уезжать, но сначала стоит прихватить с собой то, что осталось от рейнарской казны. Пусть поездка в эту проклятую страну хоть в чём-то пойдёт на пользу. А бесполезный Вайс пускай гниёт вместе с Раухелем. Пропади пропадом Пламенный замок и вся Энгата! Пусть местные лорды и короли делят меж собой этот грязный клочок земли и эти промозглые замки…

Забавно. То же самое, похоже, собирался сделать Раухель, когда его схватили в собственных покоях. Иду вдруг пронзил страх. Она прислушалась, больше всего на свете боясь услышать шаги за дверью. Нет, вздор. Этот замок, должно быть, развивает в ней паранойю.

Конечно, можно было бы написать королю письмо, предложить открыть ворота замка в обмен на собственную жизнь… Но Ида слишком ценила её, чтобы так рисковать. Скорее всего, её тот же час схватят и казнят, обвинив в убийстве Рейнаров и захвате власти. Фэйрлок именно так и говорил… Дьявол. Она только теперь поняла, почему хранитель клинка говорил с таким спокойствием. Фэйрлоки – второй по влиянию дом Драконьей долины и Пламенный замок, а вместе с ним и власть над всей Долиной, наверняка достанется им. И всё, что им нужно для этого – это терпеливо выжидать. Или же отец сира Эйдена намеревается стать опекуном над Делвином и править Долиной через него? В таком случае мальчишке крупно повезёт, а лорд Фэйрлок станет тем, кем хотела стать сама Ида. Проклятье… Ей для этого пришлось настроить половину замка против его хозяев, а ему достаточно просто ждать. Нет, нужно просто уйти отсюда и забыть Энгату, словно страшный сон. Сон… Сейчас и вправду не мешало бы поспать…

Засыпая, Ида Морнераль успокаивала себя тем, что Вайсу сейчас приходится куда хуже, чем ей.

Глава 3

Рихарда Вайса тащили трое стражников, один шёл впереди с факелом, освещая путь в тёмном коридоре, что вёл в темницу, ещё двое шагали сзади с короткими клинками наготове. Они пустили бы их в ход, не раздумывая, если бы Вайсу каким-то образом удалось вырваться.

– Посидишь, ублюдок, успокоишься, – злорадно сказал тот, что шёл впереди. – Не доводилось прежде бывать в темнице Пламенного замка?

– Болваны! – огрызнулся Вайс. – В долине объявился дракон. Морнераль собирается сбежать из замка и оставить всех нас ему на съедение. Вы все до единого изжаритесь до хруста, чёрт бы вас побрал!

– Слыхали, парни? – усмехнулся стражник. – Мне отчим в детстве то же самое говорил. Наслушается проповедей в храме, потом напьётся и давай меня лупить и заливать про загробное пекло. Вот только его лет семь как не стало: спьяну упал в канаву и шею свернул. И ты тоже подохнешь. Скажи спасибо, что госпожа не велела тебя прямо там порешить, я бы тебе ещё один шрам нарисовал от плеча до задницы.

– А ты попробуй… – Вайс не успел договорить, как стражник резко развернулся и пнул его в живот. От тупой боли наёмника скрючило пополам.

– Попробую ещё не раз, псина. Госпожа Морнераль даже Раухеля вывела на чистую воду, теперь и твой черёд.

– Тупицы… кха… Это же я ей помогал, все эти слухи, сплетни… Раухель здесь ни при чём…

– Хо-хо, а ты с ним, видать, заодно. Ясно теперь, зачем госпожа велела тебя к нему в камеру бросить. Скоро увидитесь, почти пришли. И если будешь себя спокойно вести, то, возможно, я тебя больше не буду бить.

В подземелье, пропахшем сыростью, застарелым потом и прогорклым свечным дымом, царила тишина. Вайса подвели к одной из дверей с решетчатым окошком. Стражник, что ударил его по животу, со скрежетом отодвинул засов и открыл проход в непроглядную темноту камеры. В этот же момент Вайса вновь с силой пнули, но уже в спину, отчего он полетел вперёд и упал плашмя прямо на вонючую солому. Дверь за спиной закрылась. Противный скрип засова смешался со злобным хохотом стражников, и в этот момент Вайсом вдруг овладела неконтролируемая ярость. Он вскочил на ноги и принялся бить и пинать проклятую дверь, из-за которой доносились лишь смех и затихающие шаги.

– Вы все сдохните! Все до единого! – рычал Вайс, переходя местами на анмодский. – Я вам сердца вырежу!

Когда стало ясно, что дверь слишком крепка, наёмник издал полный отчаянья вопль и обречённо опёрся на неё рукой. В висках стучала кровь, а череп словно пульсировал. Вайс отчаянно не желал верить в случившееся и проклинал собственное бессилие. Вдруг в давящей тишине, что нарушалась лишь тяжёлым сердцебиением, раздался негромкий голос.

– Эту дверь тебе не сломать. Просмоленная сосна, сам заказывал у плотника.

Вайс, тяжело вздохнув, обернулся и увидел уже знакомое ему, но так изменившееся лицо. Его освещал неровный свет масляной лампы, что стражники повесили напротив двери в камеру перед уходом. Похудевшее, грязное, заросшее щетиной, с обширными серыми мешками под глазами – в любом другом случае Вайс бы и не подумал, что оно может принадлежать Йоахиму Раухелю. Взгляд бывшего главы тайной службы не выражал ничего, кроме чудовищной усталости и безнадёжности, но Вайсу виделся в нём немой укор.

– Раухель, – выдохнул наёмник. – Когда эта змея сказала своим псам бросить меня к вам в камеру, я решил, что буду коротать дни с вашим гниющим трупом.

– Госпожа Морнераль кормит меня, поддерживает во мне жизнь... Для одной ей ведомых целей.

– Не услышь я ваш голос, подумал бы, что оказался прав. Воняет здесь так, будто и впрямь кто-то сдох.

– Крысы, – с тенью улыбки ответил Раухель. – Прибегают на объедки. И сами становятся едой.

– Морнераль скверно кормит? Потчует помоями?

– Как раз наоборот. Когда-то я любил имбирные пирожные, теперь тюремщик приносит их регулярно. И только их. Я оставляю крошки, на них приходят крысы. Разбиваю им голову камнем и ем.

В словах Раухеля слышалась странная гордость.

– «Когда-то любил»? – усмехнулся Вайс. – Вы же здесь не больше месяца.

– Неужели? – и без того безрадостное лицо главы тайной службы помрачнело ещё больше. – Я мог поклясться, что прошёл по меньшей мере год…

Рихард присел на грязную солому, служившую в камере подстилкой. Решив, что, раз уж сейчас возможностей покинуть это проклятое место нет и пока не предвидится, то почему бы не пообщаться с тем единственным человеком, что составляет ему здесь компанию. К несчастью, чем больше Раухель говорил, тем сильнее Вайс убеждался, что бывший глава тайной службы повредился умом. Он рассказывал о том, как лучше ловить крыс, сколько кирпичей в кладке каждой из четырёх стен и какие голоса слышит по ночам, при этом всегда говоря «однажды», словно всё это случалось с ним когда-то давно. Не было в его словах лишь одного – надежды на спасение. Вайсу казалось, что, попади он в заключение, думал бы лишь о плане побега, но Раухель, похоже, был не таков. Наконец, устав от бесконечных и начавших повторяться историях сокамерника, он сказал: