Опасный пиар - Фридрих Незнанский

Анатолий молчал, раздумывая. Серафим раньше таким говорливым не был, косил под суперкиллера из американского боевика. Был собранным и подтянутым. Заказчики были постоянные, похоже, ценили его и побаивались. Потом он стал пить и подрабатывал уже вторым номером… Совсем стал спиваться, что ли? Пальцы вон дрожат. И сделали его то ли диспетчером, то ли посредником на переговорах…

— Ты ведь собирался набрать свою бригаду? — спросил Анатолий. — Меня, помню, звал.

— Да собирался… — вздохнул Серафим. — И сейчас мечтаю. Ты-то ко мне не пойдешь?

— Не пойду, — мотнул головой Анатолий. — А эти? — Он мотнул головой в сторону двери. — Уже пришли?

Серафим снова вздохнул. Махнул рукой.

— Не те теперь пошли душегубы, Толя, — сказал он. — Не те. Одни киллеры остались. Боевиков по видаку насмотрелись и теперь сразу за пушку хватаются, любого, суки позорные, готовы шлепнуть за пачку сигарет… Любить надо свою профессию, какая бы она ни была. Я правильно говорю? С душой подходить. Учу их, учу, а толку… Любят только бабки да девок… Терплю пока. Использую, чтоб попугать кого. Или пером в лифте расписать, чтоб не выступал. Они, допустим, сделают какое дело и сразу к ящику: высматривают, покажут результат их работы в криминальных новостях или нет. Я им талдычу: скромнее надо быть. Не за рейтингом гнаться. Со всей серьезностью подходить к делу… Разве мы такие были, а? Спешишь? — спросил он, заметив, как Анатолий посмотрел на часы.

— Есть немного.

И вопросительно посмотрел на хозяина. Потом снова на часы.

— Значит, работа твоя такая, — кивнул Серафим, заметно трезвея. — Менты их ищут, племянника с подельником, а найти не могут. Где-то залегли. Теперь близко никого не подпустят. Надо бы, чтобы менты не успели их замести. Опередить.

Сейчас Серафим не казался пьяным. Подобрался, смотрел прямо, почти не растягивал слова.

— Я должен их сам найти? — перебил его Анатолий.

— Да, — кивнул Серафим. — Найти и замочить. Чтоб тики-так, чисто и тихо. Ты ж у нас чистильщик, верно?

— Ничего себе… — присвистнул Анатолий. — Это ж совсем другая работа. Это не банкира в лифте шлепнуть. Этим терять нечего, они близко никого не подпустят.

— Так и я им говорю, веришь, то же самое! — воскликнул Серафим. — А они отвечают: за трудности надбавка. И хорошая.

— Фирма платит, клиент плачет, — сказал Анатолий.

— У тебя, Толян, нет альтернативы, — вполголоса сказал Серафим. — Даже не рыпайся. Им, как нашему президенту, нельзя отказывать.

— Кому — им? — спросил Анатолий.

— Меньше знаешь — дольше землю топчешь, — покачал головой Серафим. — Кстати, за отсутствие любопытства — отдельная доплата.

— Это за что? — не понял Анатолий.

— За отсутствие интереса к личности заказчика, — пояснил Серафим. — Хорош торговаться, Толян! Бабки большие, лично я таких в руках не держал. Правда, сроки ограниченные.

— Сколько? — подумав, спросил Анатолий.

— Двадцать штук — только аванс, — понизил голос Серафим. — Еще сорок по исполнении. А тебе отдавать всего-то тридцатник с процентами. Ну? И на все про все — пять дней.

— Серьезные ребята, — согласился Анатолий.

— Плюс выходные, неделя у тебя есть. Вот авиабилет на твое имя, хаза там тебе обеспечена, плюс вот тебе суточные на проживание.

Он стал рыться в своем перекошенном и облезлом письменном столе, откуда достал конверт.

— А если откажусь?

— Я этого не слыхал, — покачал головой Серафим. — А ты этого не говорил. Неделя, слыхал? Утром вылетаешь в Красноземск, там тебя встретят, отвезут на хазу. И там расскажут, где и как их найти.

— Никакой хазы, — непреклонно сказал Анатолий. — Гостиница — самая лучшая и в самом центре.

Серафим не ответил. Только внимательно посмотрел на него.

— Откуда я знаю, что меня потом так же не шлепнут, как я тех двоих? — спросил Анатолий. — Поэтому хочу быть на виду. Чтобы моя пропажа стала заметной.

— Логично.

— Кого мне больше опасаться, ментов, которые про меня там ничего не знают, или заказчика, который знает про меня все? В том числе где я остановился. Тем более бабки слишком хорошие… Их хорошо получать, а не отдавать. И потому преходят разные мысли, вроде того, что дешевле заказать исполнителя заказа.

— Ну это твое дело, — закряхтел Серафим. — Тебе виднее. Думаю, пойдут навстречу.

— Оружие? — спросил Богданов.

— Все там. Получишь и пристреляешь на месте, — сказал Серафим. — Ты, как всегда, ТТ предпочитаешь?

— Ну. Так сколько там моих клиентов? — сказал Анатолий, подумав. — Только двое, ты уверен?

— Двое, держатся вместе, вооружены. Говорят, ТТ и ментовский «Макаров»… Не говоря о перьях, которыми эту журналистку резали. И хорош пустоболить, — отмахнулся Серафим.

Он снова налил себе рюмку. Вопросительно взглянул на Анатолия и отправил содержимое в рот.

— А я, значит, один против двоих, как народный мститель? — усмехнулся Богданов. — Мне, выходит, больше всех надо?

— Раз больше платят, значит, только тебе одному. Тебе напарника не надо, ты ж никому не доверяешь!

— Тебе доверяю. Может, пойдешь ко мне вторым номером?

— Я бы с удовольствием, — вздохнул Серафим. — Только от меня теперь толку чуть. А со вторым придется делиться. А так — все тебе одному достанется. На твой долг с процентами.

И отправил в рот скользкий опенок из банки маринованных грибов.

Анатолий кивнул. Что-то такое он и ожидал услышать.

— Кто хоть они? — спросил он. — Конкретно. Где их готовили?

Серафим пренебрежительно кивнул.

— Говорил уже. Один старый мокрушник, три ходки. Второй — пацан, в армии служил. Племянник этой, невинно убиенной. Два года генералам дачи строил, плацы подметал и теперь Рэмбо ему нипочем.

— Получается, тридцать штук за каждого, — сказал Анатолий. — Если уберу одного, заплатят?

— Если уберешь старого мокрушника, племяш тоже никуда не денется, — ответил Серафим.

4

Они второй день жили в заимке, под непрерывным дождем, причем Игнат не позволял ночью разводить костер — далеко видно. Леху, у которого поднялась температура, он лечил немецким аспирином и хвойным отваром. Но Лехе становилось все хуже. Пришлось отвести его до ближайшей деревни Тетерино, попроситься в баньку. Хозяйка, старуха лет семидесяти, поджав губы, подозрительно оглядела обоих.

— Подлечиться надо, — сказал ей Игнат. — Мы — охотники, блудили тут, он провалился в болото, простыл…

— Браконьеры, что ли? — понимающе кивнула она. И в ее тусклых глазах мелькнул живой интерес.

Игнат пристально посмотрел ей в глаза. Никак на свежатинку бабка рассчитывает.

— Одна, мать, живешь?

— Одна, кому еще тут нужна-то? — Теперь она так поджала губы, что они превратились в сухую, бесцветную нитку. Сообразила: мясо ей не обломится.

— Сотвори-ка нам баньку, — проникновенно сказал Игнат. — По-черному. Мы тебя отблагодарим, не пожалеешь. Только про нас — никому. Поняла? И чайку бы потом с медом, ага?

Они парились несколько часов. Игнат нещадно стегал веником разомлевшего, стонущего Леху. Потом отпаивал его заваркой из сухого можжевельника с крапивой и снова стегал, выбивая хворь.

Иногда поглядывал в окно, дома ли бабка, не побежала ли стучать. Нет, дым над избой из печной трубы стоял коромыслом, вроде что-то готовила. Придется отстегнуть, никуда не денешься…

Они выпили у нее с полведра чая с медом, поели пирогов с морошкой и брусникой. Потом он завернул Леху в старый, дырявый тулуп, надел на ноги толстые шерстяные носки, уложил спать на растопленную печь. Леха во сне стонал, что-то невнятно бормотал. А Игнат сидел со старухой под иконой, где она показывала ему фотографии родственников, ныне почивших. Время от времени она испытующе его рассматривала и опускала глаза всякий раз, когда встречалась с ним взглядом, рн отсчитал ей несколько сотенных. Подумав, прибавил еще несколько купюр. Она стала пересчитывать дрожащими пальцами. Похоже, никогда таких денег в руках не держала. А ты жадна, мать, подумал Игнат. Нехорошо. Как бы не пришел к этой старой карге тот самый аппетит, что во время еды…

— Сын он тебе? — спросила она, закончив наконец пересчитывать. — Или кто?

— Племянник, — кивнул Игнат. — Ну что, довольна, нет?

Она не ответила, а снова поджала губы. Прямо втянула их в себя.

Ночью Игнат проснулся, почувствовав неясную тревогу. Приподнял голову, посмотрел на образ в углу, под которым светился малиновый огонек, перевел взгляд на старухину половину избы. И понял, что его разбудило: не слышно ее сопения, поначалу мешавшего заснуть.

Игнат сначала проверил, на месте ли папка и пистолет ТТ. Потом встал, крадучись подошел к ситцевой занавеске, стараясь не скрипеть половицами. И заглянул туда сбоку. Старухи там не было. Куда это она, карга чертова, намылилась в такое время? Не иначе к полюбовничку? А полюбовничек этот не в ментах ли служит? Он взглянул на часы. Полчетвертого утра. Куда ходят в ее возрасте в такое время? Участковый небось неподалеку живет. И награда, поди, за нас объявлена… Ах ты, старая сука! Он подошел к печи, на которой Леха спал глубоким сном младенца. Похоже, от простуды не осталось и следа. Его лицо розовело при слабом свете ночника. Барашек ты мой, подумал Игнат. С тобой хорошо в бега идти. Через тундру на большую землю. Сам не ходил, но ребята рассказывали… Собрался на волю, сперва подбери себе барашка. Вишь, какой гладенький да молоденький. Педрила из него получится что надо. И с голодухи не окочуришься. Словом, ладно, еще пригодишься.