Манхэттен - Джон Пассос

Человек с бриллиантом поднял бровь и покачал головой:

– Проведем хоть один вечер не по-деловому. Как это говорится… «откинь заботы и печали» или что-то в этом роде… Эй, человек! Почему вы, черт возьми, не подаете шампанского? – Он встал на ноги, кашлянул в кулак и запел хриплым голосом:

О, если б океан сплошным шампанским был…

Все захлопали. Старый лакей только что обнес гостей пудингом и теперь, с красным, как свекла, лицом, вытаскивал тугую пробку из бутылки. Когда пробка выскочила, дама в диадеме взвизгнула. Пили за здоровье человека с бриллиантовой запонкой.

Он такой веселый, славный малый…

– Как называется это блюдо? – спросил человек с носом бутылкой, наклоняясь к девушке.

Ее черные волосы были разделены прямым пробором. Она была одета в светло-зеленое платье с пышными рукавами. Мужчина подмигнул и поглядел в упор в ее черные глаза.

– Это самое фантастическое блюдо, какое я когда-либо ел. Вы знаете, милая моя, я не часто приезжаю в этот город. – Он допил свой бокал. – Когда я уезжаю отсюда, я постоянно чувствую отвращение. – Его лихорадочный, блестящий от шампанского взгляд скользил по контурам ее шеи, плеч и остановился на голой руке. – Но на этот раз я думаю…

– Жизнь старателя, должно быть, захватывающе интересна, – прервала она, вспыхнув.

– Она была захватывающей в прежние времена. То была грубая, но мужская жизнь; я доволен, что нажил капитал в прежние времена… теперь мне так не повезло бы.

Она посмотрела на него.

– Как вы скромны, называя это везением!

Эмиль вышел из отдельного кабинета. В его услугах больше не нуждались. Рыжеволосая девица из гардероба прошла мимо с большим кружевным капором в руках. Он улыбнулся, попытался поймать ее взгляд. Она фыркнула и вздернула нос. «Не хочет смотреть на меня, потому что я лакей. Ладно, когда я наживу деньги, я им покажу!»

– Скажи Чарли, чтобы подал еще две бутылки «Моэ», «Шандон», американский разлив, – раздался шипящий голос старого лакея.

Человек с лунообразным лицом встал.

– Леди и джентльмены…

– Эй вы, поросята, тише! – прокричал чей-то голос.

– Свинья хочет говорить, – сказала Ольга шепотом.

– Леди и джентльмены! Вследствие отсутствия нашей звезды Вифлеема…

– Джилли, не кощунствуйте, – сказала дама в диадеме.

– Леди и джентльмены, так как я не привык…

– Джилли, вы пьяны!

– Я говорю: хоть счастье и покинуло нас…

Кто-то дернул его за фалды, и лунолицый со стуком сел на стул.

– Это ужасно, – сказала дама в диадеме, обращаясь к человеку с длинным лицом табачного цвета, сидевшему в конце стола. – Это ужасно, полковник, как Джилли богохульствует, когда напьется.

Полковник осторожно снимал фольгу с сигары.

– Что вы говорите! – процедил он; его седоусое лицо ничего не выражало.

– Знаете, ужасная история случилась с Аткинсом, стариком Эллиотом Аткинсом. Помните, он работал с Мэнзфилдом…

– Неужели? – ледяным тоном спросил полковник, отрезая кончик сигары перламутровым перочинным ножом.

– Скажите, Честер, это правда, что Мэби Эванс имела огромный успех?

– Не представляю себе этого, Ольга. У нее плохая фигура…

– Понимаете, как-то вечером – они тогда гастролировали в Канзасе – он был в стельку пьян и начал говорить речь…

– Она не умеет петь…

– Бедняга всегда плохо чувствует себя перед публикой…

– У нее отвратительная фигура…

– Речь, вроде Боба Ингерсолла…[39]

– Бедный старик… Я хорошо знал его в былые дни, в Чикаго…

– Что вы говорите! – Полковник медленно поднес зажженную спичку к концу сигары.

– И вдруг сверкает страшная молния, и огненный шар влетает в одно окно и вылетает в другое.

– Убило его? – Полковник пустил под потолок синий клуб дыма.

– Что такое? Вы говорите, Боба Ингерсолла убило молнией? – пронзительно крикнула Ольга. – Так ему и надо, гнусному атеисту!

– Нет, не убило. Но он постиг сущность жизни и стал методистом.

– Странно! Почему это актеры так часто становятся проповедниками?

– Иначе их никто не хочет слушать! – каркнул человек с бриллиантовой запонкой.

Оба лакея стояли за дверью и прислушивались к разговору.

– Tas de sacrés cochons… sporca madonna![40] – прошипел старый лакей.

Эмиль пожал плечами.

– Эта брюнетка весь вечер делала тебе глазки. – Он наклонился к Эмилю и подмигнул. – Может, подцепишь рыбешку, а?

– Ну их, с их грязными болезнями!

Старый лакей хлопнул себя по ляжке.

– Никуда не годится современная молодежь… Когда я был молод, я не зевал.

– Они даже не глядят на нас, – сказал Эмиль, стиснув зубы. – Автомат во фраке, и больше ничего.

– Подожди, приучишься.

Дверь открылась. Они почтительно поклонились бриллиантовой запонке. Кто-то нарисовал карандашом пару женских ножек на пластроне его сорочки. Яркие пятна горели на его щеках. Нижнее веко одного глаза отвисло, и это придавало его лицу саркастическое выражение.

– Что за черт, Марко, что за черт… – бормотал он. – Нам нечего пить. Принесите две кварты «Атлантического океана»…

– De suite, monsieur. – Старый лакей поклонился. – Эмиль, скажи Огюсту, immédiatement et bien frappé.[41]

Когда Эмиль бежал по коридору, к нему донеслось пение:

О, если б океан сплошным шампанским был…

Лунолицый и бутылконосый возвращались под руку из уборной, лавируя между пальмами.

– Эти проклятые дураки кормят так, что меня тошнит.

– Да, это не те ужины с шампанским, что мы едали в Фриско в былые времена.

– Да, то были славные времена.

– Между прочим… – Лунолицый выпрямился и прислонился к стене. – Холлиок, старина, вы видели мою статью о каучуковой промышленности в утренней газете? Капиталисты погрызут этот камешек… как мышки…

– Что вы знаете о каучуке? Дрянь товар…

– Подождите и присмотритесь, Холлиок, старина, иначе вы потеряете замечательный шанс. Пьян я или трезв, а запах денег я чую издалека.

– Почему же у вас их нет? – Красное лицо носатого сделалось пурпурным; он перегнулся пополам и разразился хохотом.

– Потому что я всегда втягиваю в дело моих друзей, – сказал другой очень серьезно. – Эй, человек. Где отдельный кабинет?

– Par ici, monsieur.[42]

Красное плиссированное платье промелькнуло мимо них. Маленькое овальное лицо, обрамленное плоскими темными прядями, жемчужные зубы, открытые в улыбке.

– Фифи Уотерс! – закричали все.

– Дорогая Фифи, приди в мои объятия!

Ее поставили на стол; она стояла, перебирая ножками. Шампанское пенилось в ее бокале.

– С веселым Рождеством!

– С Новым годом!

Красивый молодой человек, приехавший с Фифи Уотерс, пел и танцевал, мотаясь вокруг стола:

Мы пошли на базар к зверям,Были звери и птицы там,Павиан большой,Озарен луной,Расчесывал длинные волосы.

– Оп-ля! – крикнула Фифи Уотерс и взъерошила седые волосы человека с бриллиантовой запонкой. – Оп-ля! – Она спрыгнула со стола и закружилась по комнате, высоко вскидывая юбки. Ее стройные ноги, в блестящих черных шелковых чулках и красных трусиках с розетками, мелькали перед лицами мужчин.

– Она сумасшедшая! – воскликнула дама в диадеме.

– Оп-ля!

Холлиок покачивался, стоя в дверях, нахлобучив цилиндр на багровую шишку носа. Она гикнула, дрыгнула ногой и сбила с него цилиндр.

– Вот это удар! – закричали все.

– Вы мне выбили глаз!

Она уставилась на него своими круглыми глазами и вдруг залилась слезами, припав к груди с бриллиантовой запонкой.

– Я не хочу, чтобы меня оскорбляли! – рыдала она.

– Протрите другой глаз!

– Принесите бинт!

– Ей-богу, она могла ему выбить глаз!

– Эй, человек, скорее кэб!

– Доктора!

– Ну и бедлам, дружище!

Спотыкаясь и прижимая к глазу платок, мокрый от слез и крови, бутылконосый вышел.

Женщины и мужчины двинулись за ним; молодой человек со светлыми волосами вышел последним, покачиваясь и напевая:

Павиан большой,Озарен луной,Расчесывал длинные волосы.

Фифи Уотерс рыдала, уронив голову на стол.

– Не плачьте, Фифи, – сказал полковник, который все еще сидел на своем месте. – Вот это вас успокоит. – Он пододвинул ей бокал шампанского.

Она потянула носом и стала пить маленькими глотками.

– Хелло, Роджер! Как поживает мальчик?

– Очень хорошо, благодарю вас… Знаете, я устал. Весь вечер с этими крикунами…

– Я голодна.

– Кажется, ничего съедобного не осталось.

– Я не знала, что вы здесь, иначе я пришла бы раньше, честное слово.

– Правда, пришли бы? Это очень мило.

Пепел упал с сигары полковника. Он поднялся.

– Знаете, Фифи, я возьму кэб, и мы поедем кататься в парк.

Она допила шампанское и радостно кивнула.

– Боже, уже четыре часа.

– Вы тепло одеты, не правда ли?