Два капитана или день рождения фюрера - Борис Бем

Закончив телефонный разговор, Курт запалил новую сигарету и заинтересованно поднял на Василия глаза:

— Ты знаешь, какой сегодня день?  Не догадываешься?  Сегодня нашему фюреру исполнилось пятьдесят три года.  Мне только что звонил гауляйтер Белоруссии барон фон Кубе и сообщил, что я в числе  других офицеров представлен к награде. У меня сегодня великолепное настроение, Топорков, и я принимаю решение тебя отпустить. Думаю, наверху меня поймут правильно. Ты не опасен, дружище, а в пропагандистских целях можешь сослужить великое дело. Сейчас я дам распоряжение и тебя переоденут в одежду поприличней . Одевать в армейскую  форму, думаю, нецелесообразно, вызовет много вопросов у особистов. Вот только одна закавыка: есть у меня сомнение, дружище, что тебя красные сами и прикончат. Ты уж расскажи-ка  мне всю свою историю–от начала до конца,  мы и выработаем с тобой общую легенду, так, чтобы поверили. Давай, хоть в этом деле, на какой-то час, станем союзниками.

Капитан снова заглянул в шкаф и накапал себе еще коньячку.

–Давай, приятель, выпьем за тебя, не говори ничего лишнего, у нас у каждого своя дорога, а за твою личную судьбу я готов выпить с удовольствием , поверь мне она далеко не безразлична, невзирая на то, что мы враги. Усекаешь?  Я , хоть и враг тебе, но не мясник. Признаюсь, меня воротит от вида крови.

Внутренний голос Василия продолжал занудно твердить : "-Не верь ни одному слову проходимца. Это хорошо спланированная провокация."

А интуиция, никогда или почти никогда его не подводившая, диктовала разумность этой нелепой затеи. Нервная дрожь пробежала  током по телу арестанта и он, наконец, решился:

— Союзниками–не союзниками, а что-то вроде временных заговорщиков.

— Василий впервые за все время диалога улыбнулся и потянулся к коньячной рюмке. Приятное тепло пробежало по телу, нервный озноб ослаб и он попросил Курта:

— Дай в зубы, чтобы дым пошел...

Сладко затянувшись сигаретой, Василий рассказал  капитану о том, как пытался выйти из окружения в первые дни войны, как нелепо попал в плен. Умолчал он только о Полине и истории своего фантастического и небывалого освобождения из лагеря. И о том, как добирался в Могилев, и про убитого фельдфебеля Рота все рассказал без утайки.

–Да, погоняло тебя по жизни ,–посочувствовал бывшему другу капитан Вегер.

–Поступим следующим образом.,– лицо капитана стало сосредоточенным ,и он достал из ящика стола карту Беларуси. Во всех прифронтовых немецких газетах мы пустим «утку», что ты бежал из плена и по дороге к своим наделал много шума и у нас в городе. Припишем к несчастному фельдфебелю на твой личный счет  еще нескольких офицерских чинов, словом, дезинформируем красиво, ни один чекист не подкопается.  На всякий случай снабдим тебя аусвайсом, который поможет  проехать беспрепятственно по дорогам рейха , и дадим "окно" в прифронтовой полосе, думаю, часа два хватит, бомбежки не будет, и ты с Божьей помощью проскочишь. А как в пропагандистских целях обернуть  твою историю в нашу пользу мы еще хорошенько обмозгуем , главное, чтобы тебе ничем не навредить. Вот и убьем сразу двух зайцев. Врубаешься?

Василий сидел на стуле , перед еще только час назад , казавшимся грозным офицером в гестаповской форме, и  не верил своим ушам. Вот он, час освобождения, совсем близок. Василий  машинально посмотрел на часы. Стрелки  часов  показывали полдень.  Вегер поймал взгляд  своего пленника и придвинул к себе лежащий на столе  металлический диск. Откинув крышку карманных часов  именитого мастера Павла Буре, Курт еще раз прочитал дедовскую гравировку.

— Вот храню, как память о той встрече в ресторане.

Расчувствовавшись, Василий даже прослезился:

— За память спасибо, и за то, что деда вспомнил.

Топорков, стыдясь своей минутной слабости , украдкой смахнул выступившую влагу со щеки  и снова, сцепившись взглядом со своим идейным противником стал ждать дальнейшей развязки.

Было принято решение, что до  фронтовой полосы Топорков доедет на автомобиле с  фельдегерской оказией , а там пересядет на  легкий мотоцикл или  пешком пересечет  линию  переднего края и будет искать выхода к своим частям. Вегер указал на карте место предполагаемого перехода – в районе Понизовья, это в нескольких десятках километров от Витебска, уже на российской земле.

Курт  выжал последние капли из под пузатой коньячной бутылки и сказал с задумчивой грустинкой в голосе :

—Как это у вас, у русских, говорится при прощании, "на коня" , по-моему?  Давай выпьем за две стороны медали, пусть одна сторона будет моей, а другая - твоей. И пусть каждому из нас  светит фортуна. Хоть мы и враги, но мы - солдаты, и  свято выполняем свой долг. Вперед, старина!

Со стороны можно было подумать, что эта  встреча двух непримиримых врагов носит вполне дружественный характер. И только лишь громадный письменный стол, служивший границей , отделял самодовольного и сытого гестаповца от сидящего напротив  безоружного оборванца, еще каких-то полгода назад носившего в петлице офицерские шпалы командира Красной армии…

…Автомобиль уже стоял парами у подъезда. Курт видел , как растерянный и еще не верящий в чудо, Топорков садился в пикап, вцепившись глазами в пахнувший типографской краской аусвайс. Фотографии на ней не было, только загадочный номер, очевидно, шифр и размашистая подпись гауляйтера. Василий поймал  усталый взгляд  бывшего однокашника и, незаметно для окружающих, махнул кистью руки. Машина тронулась и вскоре скрылась за поворотом, а капитан Курт  Вегер еще долго стоял , облокотившись о стояк ограды ….

*************************************************

… Минуя Оршу, черный «Опель», в котором ехал Василий, свернул на грунтовый тракт и помчался прямиком на Витебск. Было уже пять часов пополудни. Очень хотелось есть. Топорков вспомнил про чудесные картофельные драники , которыми его кормила сошедшая с небес Полина, и облизнулся. Желудок болезненно урчал.  Он залез в карман, еще раз вытащил картонку, подписанную большим немецким начальником, и стал  ее изучать. Сидевший рядом с водителем, молодой обер -лейтенант дремал на переднем кресле, а шустренький, весь усыпанный веснушками, рыжеволосый капрал в металлических очках, уверенно вел машину; видимо парень хорошо был знаком с этой местностью.

У Василия сильно колотилось сердце. Он очень боялся, что попадет к переднему краю поздно вечером, в дороге оно всякое бывает, может колесо пробьет, а может движок откажет. Но больше всего бывший артиллерист боялся встречи с партизанами.

"Эти церемониться не будут, офицеров передадут в штаб , а меня и шофера тут же пустят в расход", -  поежился от такой грустной мысли Топорков, чувствуя как по позвоночнику словно пробежал электрический ток, а на лбу выступили обильные капли пота.

"А с Куртом , что будет с Куртом? Он же посадил его в машину специального назначения. Ее ждут в Витебске, вернее в одном из гарнизонов, что вблизи от города. Если с машиной что- ни будь случится, ему не сносить головы.  А что я? Если повезет и мне поверят, я скоро встану в строй. Пусть не командиром батареи, пусть  все сначала , главное, чтобы поверили».

Топорков расстегнул ворот рубашки. Бывший московский кореш позаботился о своем пленнике на славу. По его распоряжению принесли не новое, но вполне приличное белье: трусы, майку, носки. Жаль, что баньку не предложили, вот была бы благодать!.. Он снова вспомнил  жар бани, пьянящий запах березовых веников, широкую мягкую перину–аэродром и жаркие объятья Полины. Василий прижал руку к сердцу и мысленно помолился.  Оглядев себя спереди, он остался доволен. Пиджак сидел на нем  не мешком, в плечах не жало. Под ним  был натянут вискозный свитер, вот с брюками не повезло, они оказались на размер, а может и на два  больше. По длине вроде бы нормально, а в поясе – широко. Хорошо, что ремнем стянул, а что складки во все стороны, не беда, чай не на танцы едет. Топорков закрыл глаза и мысленно представил себя снова в капитанском мундире: " Неужели сбудется?!"

Машину стало бросать из стороны в сторону, видно этот участок дороги подвергали массированной бомбежке.  От выбоин  и земляных надолбов стало штормить как в море. Водитель свернул с большака на проселочную дорогу и, проехав примерно с километр, затормозил, впереди он увидел опрокинутый грузовик и поднявшееся вверх большое облако пыли. Видимо, только что произошел налет. Сквозь приоткрытое стекло капрал посмотрел вокруг и обомлел: на небольшой высоте летел бомбардировщик, звезд на фюзеляже он разобрать не смог.

Близость смерти каждый воспринимает по- разному . Одни ее смиренно принимают как неизбежное, другие, даже в пиковых  ситуациях ищут, казалось бы, невозможные пути спасения.

У Василия нюх на опасность присутствовал всегда. Не раз его в жизни спасал  волчий инстинкт. Вот и сейчас, мгновенно оценив обстановку, уже по растерянности шофера, он понял, что сейчас произойдет непоправимое . Топорков резко открыл заднюю дверь и на малом ходу выкатился из салона , угодив в придорожную канаву. Это нежданная «ванна» и спасла счастливчику жизнь. Бомбардировщик улетел, а засыпанный сверху землей привилегированный пассажир лимузина еще валялся в  мокрой траншее и терпеливо ждал. Ни стонов, ни охов вокруг не было слышно. Сколько пролежал в земляном плену Василий не помнил, но когда он мокрый, облепленный грязью, вылез на  бруствер, то увидел ужасающую картину.