Дивизионный комиссар - Павел Корнев

— Работаю с профсоюзами, занимаюсь социальной политикой. Ты же знаешь, мы делаем ставку на пролетариат!

Коган подавился виски, похлопал меня по плечу:

— Удачи в этом нелегком деле! — и отправился восвояси.

— Ну, Виктор…

Карла начала бить крупная дрожь, и я спросил:

— На чем сидишь?

— Я?! — возмутился в ответ тот. — Ни на чем! Просто немного кокаина, чтобы расслабиться. Ты же понимаешь, эта предвыборная кампания…

— Ладно, есть вариант, — вздохнул я, вовсе не уверенный, что впоследствии не придется об этом пожалеть. — Но ты должен пообещать одну вещь…

— Что угодно! Только скажи!

— Мне не нужно «что угодно». Мне нужно, чтобы ты не играл в долг. Только на наличные, которыми располагаешь.

— У меня на счете лежит три тысячи. И открыт кредит. Я тебя не подведу!

— Если влипнешь, подведешь не меня. Подведешь себя. — И я протянул Карлу визитку бара «Фонарь». — Эти люди шутить не будут, с ними я тебе помочь уже ничем не смогу.

Верст зябко поежился, но визитку тем не менее взял.

— Гангстеры? — уточнил он.

— Типа того, — подтвердил я. — И раздробленные коленные чашечки будут твоими наименьшими проблемами, если влипнешь в долги.

— Никаких долгов.

— Ладно, спроси Эрика Роя — это хозяин. Скажешь ему, что от меня.

— И все?

— Да.

— Спасибо, Виктор! — затряс мне руку обрадованный Карл. — Спасибо огромное!

Спрятав визитку в бумажник, он опрометью выскочил из бара; я покачал головой и отправился следом. Спустился на первый этаж, вышел на улицу и остановился рядом с курившим на крыльце Коганом.

— Все же уходишь? — спросил он.

— Да, — подтвердил я. — Увидимся.

— Не пропадай…

Я пожал ему руку, поднял воротник плаща и зашагал по тротуару. Дождь стих, небо прояснилось, и не было никакого желания возвращаться домой.

Да и смысл? На часах — четверть седьмого; Анна спит и видит сны, зачем ее будить?

И я свернул в сторону городского парка. Прошелся по безлюдной аллее, выбрал скамейку на берегу тихого пруда и, закурив, начал наблюдать, как восходящее солнце подсвечивает алыми отблесками длинные перья полупрозрачных облаков и верхнюю, расплывавшуюся блеклой радугой грань Вечности. Ночь никак не желала сдавать свои позиции, небо по-прежнему темнело бездонной синевой, но с каждой минутой утро незаметными, едва уловимыми мазками светлых красок меняло ситуацию в свою пользу.

Все же рассвет — удивительно красивая штука, а уж после полбутылки виски он и вовсе волшебен…

ГЛАВА 2

Утро не задалось.

Когда человек приходит домой после бессонной ночи, обычно единственное, что его по-настоящему интересует, — это как бы поскорее очутиться в постели; я исключением не был. Ну в самом деле, почему бы не вздремнуть, если впереди свободный день?

Суббота!

Но нет же — обязательно разбудят…

— Виктор! — растолкала меня Анна. — Тебя к телефону.

— Кто там еще? — пробормотал я, с трудом отрывая голову от подушки.

— Этот, из «Фонаря». Эрик Рой.

Сон как рукой сняло.

Рой?!

Неужто Карл и у него начудить успел?! Вот и помогай после этого людям!

Я откинул одеяло и прошлепал босыми ногами на кухню. Там взял лежавшую на столе рядом с телефонным аппаратом трубку и произнес:

— Алло!

— Виктор, ты кого ко мне отправил?

— А что такое? — обреченно выдохнул я в ответ.

— Этот чудик просадил за ночь семь сотен и ушел довольный, будто дорвавшийся до титьки младенец!

Я посмотрел на часы и поморщился:

— Эрик, ты звонишь в такую рань лишь за тем, чтобы сообщить о столь радостном для тебя событии?

— Уже восемь! — заявил Рой. — Нормальные люди давно встали!

— Не путай нормальных людей и людей обычных, — поморщился я и попросил: — Ладно, выкладывай, чего хочешь?

Эрик помялся, потом несколько неуверенно сказал:

— Виктор, мне не нужны проблемы, понимаешь? А любая заминка с возвратом проигрыша — это проблема почище занозы в заднице. Такие вещи очень плохо сказываются на бизнесе. Поэтому если скажешь, сколько твой приятель может позволить себе проиграть, мы заранее исключим вероятность привлечения специалистов по взысканию задолженности…

— Хорошо, узнаю. Это все?

— Да.

— Не звони больше в такую рань.

Я повесил трубку и, страдальчески морщась, помассировал виски.

— Что-то случилось? — забеспокоилась подруга.

— Ерунда, — отмахнулся я. — Поспать не дали.

— Кофе сделать? — предложила девушка.

— А ты не опаздываешь?

— Для тебя у меня всегда найдется время! — рассмеялась Анна. — Яичницу?

— Было бы здорово.

Я отправился в ванную комнату, забрался под душ и какое-то время просто обливался холодной водой, пытаясь прийти в себя. После вытерся, обернулся махровым полотенцем и вернулся на кухню.

— Поспал бы еще, — предложила стоявшая у плиты Анна.

— Посплю, — кивнул я, любуясь девушкой.

А полюбоваться было чем. Даже в бесформенном домашнем халате она могла дать фору любой модели, а уж когда наряжалась в узкую юбку, блузку и облегающий жакет, от нее и вовсе глаз было не оторвать.

Высокая, светловолосая, с тонкими чертами лица и спортивной фигурой, Анна Соркин благодаря состоянию отца входила в список самых завидных невест города, но свадьбе с каким-нибудь богатеньким франтом и роскошному пентхаусу в центре предпочла работу обозревателя «Осеннего вестника», меня и скромную съемную квартиру в далеко не самом престижном районе города.

Мне было хорошо с ней. Думаю, ей со мной тоже.

— О чем задумался? — обернулась девушка, словно почувствовав пробежавший по спине взгляд.

— Так, — покачал я головой. — Ерунда, — и зевнул. — Да, кстати! Прочитал твою статью, просто какой-то провидец этот Волин!

— Или везунчик, каких свет не видывал, — рассмеялась Анна, выключила плиту и с отвращением просунула руку в длинную перчатку, прорезиненную ткань которой расчертили серебристые алхимические формулы. Девушка неуверенно взялась за ручку встроенного в стену хранилища, и я поспешил подняться из-за стола.

— Что достать? — оттеснил ее в сторону.

— Молоко, — попросила подруга. — Жуткая штука, до сих пор никак не привыкну.

— С перчаткой-то какие проблемы? — Я запустил руку в заполненное безвременьем нутро хранилища, нашарил бутылку молока и выставил ее на стол.

— Страшно, — созналась Анна и пожаловалась: — Тебе хорошо, а меня просто дрожь бьет, когда что-то доставать приходится.

— Привыкнешь.

Заполненные безвременьем хранилища были последним достижением алхимической мысли. И, надо сказать, достижением весьма удобным — помещенные туда продукты сохраняли все свои первоначальные свойства, не нагревались, не остывали, не портились. Свежая выпечка могла пролежать так год и при этом остаться мягкой и теплой, будто только достали из печи.

Удобно? Удобно. Но еще более дорого.

Не окажись у меня хороших знакомых в алхимической мастерской, где клепали эти чудо-агрегаты, подобную покупку я бы не потянул даже в кредит.

Анна добавила в кофе молоко, переложила яичницу из сковороды на тарелку и убежала одеваться.

— Как прошла ночь? — уже из комнаты крикнула она.

— Пообщался с Крамером, — ответил я, убирая запотевшую бутылку обратно в хранилище.

— Брр, — поежилась забежавшая за сумочкой Анна. — Жуткий тип.

— Скажешь тоже!

— Хорошего человека Могилой не назовут.

— Это да, — усмехнулся я.

Прозвища к инспектору и в самом деле прилипли не самые благозвучные. За глаза его звали Могилой и Мигренью; откуда это пошло — понятия не имею. Не то чтобы причин называть так Петра не было вовсе, скорее уж их имелось слишком много.

— Все, пора бежать! — Анна поцеловала меня в щеку и посмотрелась в зеркало. — В девять оперативка у главного редактора, еще накраситься успеть надо.

— Ты и так там самая красивая.

— Только там? — возмутилась подруга.

— И там, и вообще.

— Нет предела совершенству!

— Счастливо.

— Чао, любимый! — Девушка послала мне воздушный поцелуй, выпорхнула в прихожую, и почти сразу оттуда послышался стук захлопнувшейся двери.

Расслышав явственный щелчок замка, я спокойно отпил кофе, отставил кружку в сторону, но только взялся за нож и вилку, как начал надрываться телефонный аппарат.

— Да? — раздраженно рявкнул я в трубку.

— Виктор, ты дома? — послышался несколько нелогичный в этой ситуации вопрос.

— Слушаю тебя, Алекс, — сбавил я тон. И раз уж справился с искушением утопить рычажки телефона, то вынужден был поинтересоваться грядущими неприятностями: — Что опять стряслось?

Именно — стряслось, и никак иначе.

Алекс Бриг был моим хорошим другом, и, пребывая в здравом уме и трезвой памяти, он никогда бы не стал названивать в восемь утра, чтобы просто поболтать о пустяках. Всем моим друзьям и даже просто знакомым давно известно, чем чреват столь опрометчивый поступок. Мне ведь вовсе нетрудно нанести ответный визит вежливости часика так в два ночи… или в три…